Евгений Чириков - Гимназистка

Стою на пароходе, смотрю на широкий простор водяной равнины, на синеватый контур далеких гор и потихоньку бунчу:

А в душу радостной волной льется свобода и хочется, простерши вперед руки, закричать:

– Здравствуй, матушка Волга, родимая река!.. Привет тебе, раздольная!..

– Я опять свободен, и любим я, матушка-Волга!!.

Кричать неудобно. Я снял шляпу и широким жестом руки махнул сверкающим на солнце водяным равнинам.

Хорошо! А озноб опять начинает ломать кости. Холодно, хочется потягиваться, погреться около горячей трубы… Вот как только отвалит пароход от пристани, пойду в каюту, лягу под шубу, закроюсь с головой и, поджав ноги, буду спать, спать, спать…

Загудел и задрожал пароход, шевельнулись колеса и зашумела внизу вода.

– Отдай носовую!

– Есть!

Поплыла мимо конторка с провожающими, замелькали в воздухе платки и зонтики, задвигались баржи, пароходы, мачты, показалась Казань с белым кремлем, с золотыми куполами собора, с красной высокой башней Сумбеки…

– Прощай, Казань!..

– Застегнись ты, ради Бога!..

– Иду, мама… У меня опять лихорадка…

– Иди пить чай…

– Нет, ты пей, а я лягу и буду спать, долго буду спать… До самого Симбирска… Спать и спать… больше мне ничего не надо…

– Ты кашляешь…

– Ничего… пройдет… Не беспокойся, старенькая… Я пойду… Что ты смотришь так беспокойно?

…Какой жаркий день. Словно в жарко-натопленной печке. Зачем вы меня закрываете? Не надо. Вот я полежу еще на горячем песке и буду снова купаться… Ты, мама, не бойся, я не утону. Я отлично плаваю по-саженному… Пустите же, не держите меня!..

…Я требую выставить рамы: вы не имеете права закрывать форточку. На улице весна, а вы скрываете от меня и говорите, что – зима. На прогулку я не пойду и обедать не буду. Не хочу я пить! Чего вы суете мне в рот? Убирайтесь от меня! Зачем вы кладете камень на голову? Не имеете никакого права…

…Мама, кто это в белом? Прокурор? Доктор… Не верь, он притворяется доктором. Скажи, что это – не я… Тише, опрокинешь лодку! Гребите, братцы, ровнее. Касьянов! Запевай «Вниз по матушке по Волге!»..

…Ах, Зоя… ты совсем не умеешь перестукиваться. Ну, я слушаю… Не понимаю. Зачем тебе подвенечное платье? Оставь нас, мама!.. Это не твое дело. Ну, вот и перевернулись… Я весь мокрый… С ног до головы…

– Это хорошо.

Кто это говорит, что «хорошо»… Дурак какой!.. Дурак, брат, ты, Касьянов. Что вы со мной делаете?..

– Ничего, ничего… Оборотите хорошенько голову. Дайте ему ложку портвейну…

Вкусное вино… Налей, Касьянов, как следует… Оно горячее… Смешно…

– Калерия!.. У тебя горячие глаза… Как угли, раскаленные черным огнем. Уйди!.. Не люблю… Не жми мне руку… Не садись ко мне на кровать!.. Ах, это ты, мама… Я хочу спать. Разбуди, когда будем подходить к Симбирску… Ночь или день?..

– Ночь… уже девятая ночь…

– Когда же Симбирск?.. Я еще успею уснуть?.. О чем ты всё вздыхаешь? Мне очень хорошо… Я скоро выздоровлю…

Раскрываю глаза, смотрю на потолок, обвожу взором стены и удивляюсь. Незнакомая комната, белая с голубым; раскрытое окно, большое, светлое окно; в окно смотрит голубое небо, видны верхушки зеленых берез… Поют птицы за окном и кудахчет курица… Странно! Что такое со мной случилось? Где я и как сюда попал? Серое, не мое одеяло… И ноги точно не мои: длинные-длинные. Где-то медленно выбивают маятником часы…

– Ты проснулся…

– Мама!.. мама!.. Ты…

– Не говори, доктор не велел разговаривать…

Доктор?.. Да, да, да… Вспомнил: ведь я болен, в больнице…

– Славу Богу!.. Слава Богу!..

– Мама… Где мы?.. в Симбирске?

– Да.

– Приехала Зоя?..

– Не говори же… Спи больше.

– Я не хочу спать… Скажи про Зою!..

– Она здесь, в Симбирске.

– Позови ее ко мне…

– Доктор не велит…

– А я хочу…

– Ты плачешь… Ах, ты, Господи!.. Вредно волноваться, а ты…

– Пришли ко мне Зою!

– Ну, спросим доктора: он велел подождать. Может быть, разрешит.

– Попроси его… Ей-Богу, я скорей выздоровлю!.. Даю вам слово…

– Вот наказание!.. Я пожалуюсь, если будешь разговаривать…

Я уткнулся в подушку и тихо плакал, как обиженный маленький мальчик. И чувствовал я себя как маленький мальчик: сердился на маму и хотел назло ей умереть. А когда растворилась дверь и гулко прозвучал строгий голос доктора, обходящего всех больных в сопровождении фельдшерицы, я испугался и притих, притворился спящим и боялся, что мать будет на меня жаловаться доктору.

– Ну-с, молодой человек, как наши дела?..

– Капризничает он…

– Оставь, мама!

– Требует невесту…

– Эге!.. вон он чего захотел. Это хороший признак. Ну-ка, жених, сядьте, я послушаю… Температура?

– 36,7.

– Отлично. Повернитесь, жених, спиной!.. Вот так.

– Время ли теперь думать о женитьбе…

– Да-с, придется еще полежать… А пожалуй и того… на юге пожить… Дышите глубже! Еще!.. Хорошо, в общем хорошо. А жениться всё-таки рано. Это, молодой человек, всегда успеется.

– Я прошу, доктор, не жениться, а только дать мне свидание с невестой.

– Денька через три-четыре… и то при одном условии… на приличном расстоянии… Смотреть друг на друга можно, а приближаться – никоим образом…

– Через два дня… А раньше?

– Я сказал, не через два, а через три-четыре. А впрочем, завтра увидим. Главное – не волноваться…

– Если не пустите, я буду волноваться гораздо больше, доктор. Нельзя ли завтра!.. Ну, хотя послезавтра!.. Мы не видались целую вечность.

Утро вечера мудренее… Завтра увидим, а не увидим, так посмотрим.

Доктор пошел прочь, мать – за ним. О чем-то они тихо разговаривали в дверях, а я лежал и улыбался во весь рот: скоро увижу, наконец, мою Зойку, мою прекрасную любимую Зойку… Какая она стала?.. Господи, как я счастлив!

– Мама, что сказал доктор? Можно завтра? да?

– Можно завтра… А потом советует пожить в Крыму до осени…

– Ура… О чем же ты грустишь и вздыхаешь?.. Всё идет прекрасно…

– В Крым надо… Напрасно я отправила тысячу назад, Калерии…

– Мы обвенчаемся и вместе поедем в Крым… Господи, как это великолепно!..

– Лежи, не вскакивай на постели! Нельзя.

– А какой теперь месяц?

– Завтра – первое мая…

– Неужели – май? Не может быть!

– Май. Лежи же, Христа ради…

– Лежу, лежу… Всё лежи да лежи… Надоело уж…

– Скажи – слава Богу, что жив остался… Думали не встанешь совсем.

– Глупо, значит думали… Зоя где остановилась?

– Молчи!

– Не замолчу. Скажи, где!

– У родных.

– Приходила она сюда?

– Каждый день заходит. И сегодня прибегала уж…

– Милая… милая… Она боялась, что я умру…

– Вместе ревели в приемной… Она ничего девушка, нравится мне…

– Вот видишь!.. А ты… Она удивительная… такой больше нет на свете!..

– Перестанешь ты болтать, или мне к доктору итти и пожаловаться?

– Молчу, молчу, мама… А смеяться можно… Это не вредно, а напротив…

– Потихоньку смейся…

Лежу и смеюсь. Не знаю, чему смеюсь… Всё смешно: и рука у меня смешная, и ноги очень длинные, как у покойника, и прическа у мамы смешная… И фельдшерица курносая – нельзя смотреть на нее без смеха…

– Ну, будет уж!.. Посмеялся и довольно…

– Это невозможно… Ей-Богу!.. Уморительно!.. А какой сегодня день?

– Ей-Богу, я сейчас пойду к доктору…

– Молчу, молчу, мамочка… Ябеда ты какая… сутяга!..

– Кушайте!

– Опять – манная каша!.. С первого дня началась эта каша…

– Не капризничай!

– Когда же дадут курицу?

– На обед.

А всё-таки вкусная каша, душистая. А посреди – лужица из растопившегося желтого масла. Даже слюнки потекли.

– А ложку!.. Забыли ложку!..

– Извините, сейчас подам…

Смешная, курносая… Похожа немного на Веру Игнатович. Где-то теперь Вера и Касьянов?.. Живо съел кашу, выскоблил дочиста тарелку, а есть всё хочется.

– Вот вам молоко.

– Весьма и очень, сестрица милосердная, признателен…

– Я не сестра, а фельдшерица…

– Ну, всё равно.

– Всё равно, да не одно.

Поел, попросил зеркало и стал смотреть на себя: худущий, глаза ввалились… Ба, усы как выросли! Не ожидал.

– Мама, посмотри, как у меня выросли усы… Можно закрутить…

– Еще бы: жених!

– Не затворяй окна!

– Не дует?

– Нисколько. Должно быть, там сад. Как весело распевают птицы…

– Молчи и слушай.

Симбирск… Я в Симбирске. Как-то чувствуется другой город. Я очень люблю Симбирск. Он на высоких зеленых горах, тихий такой, ленивый, очень похож на старосветского помещика. А главное, – это – Зоин город, и теперь в этом городе Зоя. Это чувствуется, что она теперь в этом городе. Ах, скорей, скорей, беги, время, и приближай меня к Зое! Я так соскучился по ней, так соскучился, что готов соскочить с кровати и помчаться разыскивать ее. Как вспомню, что завтра или послезавтра увижу Зою, обольется сердце кровью и хочется хохотать во всё горло, хохотать, хохотать и болтать ногами… Воображаю, как в эту дверь войдет девушка в белом платье и вскрикнет от радости… Лучше, если бы в этот момент мы были одни…

– Мама, когда придет Зоя, ты нас оставишь не надолго одних?

– Надо спросить доктора…

– У тебя – всё доктор!.. Шагу не ступишь без доктора. Неужели ты не понимаешь, что…

– Пожалуйста, доктор велел издали.

– Нам надо поговорить о многом наедине.

– Скажите пожалуйста!..

– Красива она? Правда?

– Худущая, как и ты…

– А какие у ней чудные волосы!

– Что-то уж больно много их… Свои ли у ней волосы?

– Ну, вечно с подозрениями… Ничему хорошему не желаете верить.

– Теперь так фокусничают девицы, что не узнаешь.

– У ней толстые косы, золотые…

– А ты взвешивал?

– Да, взвешивал.