– В этом году Ван Энделы побывали в Европе и решили, что следует подражать английской высшей аристократии. Вот почему я стал так популярен. Уже через год высший свет Нью-Йорка может решить, что это ужасно скучно, и перейти на актеров, жонглеров или мистиков из Индии. На то, что покажется им интересным.

– Но для тебя это, конечно, ничего не должно изменить.

Он вопросительно выгнул бровь.

– Захотят ли они видеть аристократов, актеров, жонглеров или даже индийских мистиков, я не сомневаюсь, что ты сумеешь превратиться в того, кем нужно быть, чтобы попасть в их дома.

Джесс пригубил вино, молча глядя на нее. Спустя несколько секунд он уже снова улыбался.

– Мне показалось, что в твоем голосе прозвучали нотки осуждения. Ты осуждаешь то, как я живу?

– Нет, конечно. Мне ли тебя судить, когда я сама решила сделать то же самое?

– Но ты не можешь гордиться тем, что делаешь, так ведь, Лана?

– Но я не позволю себе этого стыдиться. – Ее акцент вернулся, став очень заметным. Она тряхнула головой и вызывающе вздернула голову, хотя ее пальцы беспокойно крутили серебряную ложечку. – Я сделаю все, что надо, чтобы получить опеку над Колином, и не допущу, чтобы кто-то меня за это осуждал.

Джесс накрыл ее руку своей, остановив нервное движение.

– Я тебя не осуждаю, Лана. И никто не станет осуждать. Чтобы выжить, мы все бываем вынуждены делать такие вещи, какими не можем гордиться.

– Но ты мог бы добиться в жизни гораздо большего, Джесс! – Она убрала руку и подняла на него глаза, которые невероятно расширились от его прикосновения. – Посмотри на себя в этом прекрасном костюме: ты ведь выглядишь лучше, чем даже принц Уэльский! Да если бы ты применил свои таланты в более благородных делах, ты смог бы стать таким же богатым, как Ван Энделы или Вандербилты, я в этом уверена!

Он ласково рассмеялся:

– Какая вера, Лана! Осторожнее. Если ты не проявишь бдительность, то начнешь в меня верить.

– Но ты сам должен в себя поверить, Джесс! Ты настолько лучше, чем тебе кажется!

– И как это надо понимать?

– Почему ты все время стараешься скрыть свою доброту? Надя в тебе души не чает. И Колетт тоже. Даже Мария, Роуз и Клара говорят о тебе только хорошее. Каждый день я должна слушать их восторженные рассказы. Как ты помог им переехать в Америку и нашел им работу, когда они оказались в отчаянном положении. Сколько раз ты давал им деньги, когда они оставались без средств. Я видела, как ты говоришь с ними на их родном языке, поднимаешь им настроение, каждый раз заставляешь их улыбнуться. И смотри, как ты позволил им жить здесь, в этом прекрасном и просторном особняке, до тех пор, пока ты сам не будешь вынужден уехать. Пусть ты всего лишь актер и аферист, но я уверена, что сердце у тебя доброе. Тебе просто надо найти честную работу – и тогда никто не сможет предсказать, насколько далеко ты сможешь пойти.

Он смотрел на нее с ужасно странным выражением лица – это было что-то между насмешкой и раздражением.

После того как она заговорила откровенно, отступать стало поздно. Набрав побольше воздуха, Лана продолжила:

– Людей к тебе тянет, Джесс. Посмотри, как тебя уважают Култыщка, Туми и Нед. Со светскими людьми было бы так же. Мне кажется, что, если бы ты открыл мистеру Ван Энделу правду, он смог бы простить тебе твой маленький обман и даже дал бы тебе работу у себя в компании.

– Ты хочешь сказать – если бы не отправил меня в тюрьму за, как ты выразилась, «маленький обман»?

Эта возможность ее явно потрясла.

– В тюрьму? Неужели он мог бы это сделать?

– А что, по-твоему, сделали бы Ван Эндел и его жена, если бы вдруг узнали, что их почетный гость на самом деле не тот, за кого себя выдал? Особенно если бы их друзья узнали про этот обман и стали над ними смеяться?

Лана обдумала его слова и неохотно кивнула:

– Да, теперь я понимаю, что у тебя нет выбора: ты должен продолжать то, что начал – или принять все последствия.

– Это относится к нам обоим. – Джесс приложил салфетку к губам. – После того как ты появишься в свете, отступать будет нельзя, Лана. Надеюсь, у тебя хватит стойкости, чтобы довести дело до конца.

Они оба резко повернулись, когда Мария постучала в дверь и сразу же вошла в столовую.

– Клара приготовила ваш любимый десерт. – Домоправительница сделала знак лакею, который подошел к столу и снял крышку с серебряного блюда. – Шарлотка.

Джесс глубоко вздохнул:

– Мне очень жаль. Пожалуйста, передайте Кларе, что я очень сожалею, но не в состоянии съесть даже крошки!

– Мисс Данливи? – Домоправительница посмотрела на Лану, но та покачала головой:

– Никак не смогу.

– Клара очень огорчится.

Джесс сжалился и взял десерт. Прежде чем приняться за него, он протянул первую ложку Лане.

Позволив себя кормить, она ощутила какое-то странное чувство. Джесс до нее не дотрагивался, она ощущала на себе его взгляд, проводивший кусочек к ее губам. Она тихо вздохнула от наслаждения:

– Ох, до чего вкусно!

– Действительно. – Джесс съел несколько кусочков, а потом отодвинул тарелку. – Передайте Кларе мою благодарность за прекрасную трапезу, Мария, и особенно за шарлотку. – Допив вино, он посмотрел на Лану: – Ты не возражаешь, если я закурю?

– Конечно.

Джесс отодвинулся от стола, а потом помог Лане встать. Они отошли от стола и сели на диванчик перед камином.

Джесс поднес спичку к кончику сигары, глубоко затянулся и выпустил струю дыма.

Лана ощутила запах дорогого табака и вспомнила тот первый вечер, когда она говорила с ним на берегу.

– Ты давно не видел Култышку, Туми и Неда?

– У меня не было времени. И я об этом жалею. Мне очень не хватает их общества. – Джесс взглянул на нее: – Ты по ним скучаешь?

– Иногда. Как и ты, я была настолько занята, что у меня почти не было времени вспоминать о них. Наверное, это к лучшему. Если бы у меня было время на размышления, я, наверное, сошла бы с ума, думая о том, что приходится выносить Колину в этом доме.

– Я знаю, что тебе нелегко, Лана. – Не подумав, Джесс взял ее за руку и стал перебирать ее пальцы. – Но если тебе удастся убедить свет в твоем благородном происхождении, все можно будет уладить уже через несколько недель.

– Ах, Джесс! – Она тяжело вздохнула. – Если бы это было так!

– Доверься мне. – Он пожал ее руку, а потом, отчаянно желая хоть как-то ее утешить, обнял рукой за плечи и притянул к себе. – Я знаю этих людей, знаю направление их мыслей, как легко они поддаются внушению. Предоставь все мне.

Ей очень хотелось это сделать. Ах, как хотелось! Но в уголке ее сознания продолжала прятаться мысль о том, что этот человек – всего лишь ловкий мошенник, способный управлять ею с такой же легкостью, с какой он управляет всеми теми, кого, по его словам, он так хорошо знает. Если она опозорит его и себя, то он с легкостью бросит ее на съедение псам и умоет руки, отвернувшись от нее.

– Наверное, у меня нет выбора.

Как только она произнесла эти слова, Джесс убрал руку и встал, швырнув в камин остаток сигары. Когда он повернулся к Лане, на его лице по-прежнему была улыбка, но было заметно, что в глазах у него веселья не осталось.

– День выдался долгий, Лана. Я провожу тебя до твоих комнат.

Она пошла рядом с ним, мысленно ругая себя за то, что испортила такой прекрасный вечер. Однако если она сама о себе не позаботится, то кто это сделает? Конечно, не этот мужчина: он ведь достаточно ясно дал ей понять, что ему нравится играть роль повесы.

Она должна помнить, что одно дело играть роль для того, чтобы защитить Колина от жестокости жизни. И совсем другое – позволить себе поверить, пусть всего на минуту, в ту ложь, которая была так искусно соткана. Чем лучше она узнавала Джесса, тем отчетливее видела правду. Он и его «партнеры» освоили актерство так, как она и мечтать не может. Они так убедительны и так часто повторяют свою ложь, что, похоже, уже не могут отличить фантазию от реальности. Но хотя она не может им доверять, она может хотя бы брать с них пример. И она сможет добиться своей цели, если не позволит себе запутаться во лжи.

Что до Джесса, то ей не в чем его винить. Он не виноват в собственном обаянии. Оно такая же часть его личности, как и фальшивый британский акцент, соскальзывавший с его губ с такой легкостью, словно он всю жизнь именно так и говорил.

Они остановились у двери ее апартаментов. Джесс открыл створку и посторонился, чтобы Лана смогла войти.

Проходя рядом с ним, она ощутила ток чувственного влечения и сразу же отступила, постаравшись увеличить расстояние между ними.

Джесс устремил на нее долгий внимательный взгляд:

– Когда ты увидишь Надю и Колетт, передай им, что я доволен их успехами. Полагаю, что ты более чем готова войти в нью-йоркское общество.

– Спасибо.

Она подняла глаза и поняла, что он смотрит на ее губы. На мгновение она ощутила сладкое волнение и подумала, что он собирается ее поцеловать.

Но в следующую секунду он шагнул назад, так что их разделил порог.

– Доброй ночи, Лана.

– Доброй ночи, Джесс.

Лана решительно закрыла дверь, но оставалась на месте, слушая, как он идет по коридору. Только услышав, как захлопнулась дверь его комнаты, она пошевелилась.

Она сказала себе, что не разочарована, ничуть не разочарована. На самом деле она испытывает только чувство облегчения. Лана подошла к окну и стала смотреть в ночное небо.

Ей не следует поощрять какую бы то ни было интимность. Она здесь только по одной причине. Когда Колин к ней вернется, она должна уйти без всяких сожалений. Ей достаточно вспомнить о том, что случилось с Шивон, чтобы понять: сладкие слова и нежные поцелуи не гарантируют счастья.

Но она печально спросила себя: «Если это так, то почему у меня в душе такая леденящая пустота?»

Джесс метался по своим комнатам, словно тигр в клетке. Он нервно ходил туда и обратно, приостанавливаясь у балкона, чтобы заглянуть в раскинувшийся внизу сад. Часто его усталая душа отдыхала от одного только вида ухоженных деревьев и кустов роз, мощенной плитами дорожки, уходившей от фонтана к каменной скамье, и лунного света, который заливал все это. Но этой ночью идеальная симметрия регулярного парка и вся его мирная красота его не трогали. Больше того, он смотрел в темноту, но ничего толком не видел.