Дженнифер Хеймор - Герцогиня-охотница

Садовник коротко кивнул, затем откашлялся, прочищая горло, и сказал:

– Моя дочь очень любознательная и имеет склонность совать свой нос даже в те места, куда я запретил ей заходить. Но уверяю вас, этого больше не повторится. С этого момента она будет сидеть взаперти в нашем домике.

В его голосе звучала такая непреклонная уверенность в том, что он сможет впредь держать дочь в «ежовых рукавицах», что девочка, услышав это, внутренне съежилась.

– О, но, мистер Осборн, это же так естественно для детей – проявлять любопытство, исследовать окрестности, открывать для себя что-то новое. Особенно на новом месте. Я всегда поощряла в своих детях любознательность и жажду к исследованиям.

Садовник уже открыл было рот, чтобы возразить, но вовремя сдержался и склонил голову, прижимая свою шляпу к груди. И лишь после этого он ответил покорно:

– Конечно, мэм. Но тем не менее я считаю, что моя дочь не должна разгуливать по всему парку, как будто она здесь хозяйка. И она будет воздерживаться от этого впредь.

Выражение лица герцогини смягчилось.

– Вы действительно рассчитываете, что ребенок ее возраста и нрава будет целыми днями сидеть в вашем крошечном домике, пока вы работаете в парке? Нет, мистер Осборн. Ни одного ребенка так удержать нельзя.

Отец вновь взглянул на Сару, но на этот раз промолчал. Было ясно, что он хотел бы поскорее покинуть этот красивый дом и вернуться к уходу за своими любимыми кустами и деревьями.

Герцогиня перевела взгляд с Сары на садовника, и в ее карих глазах появился странный блеск.

– Скажите, а Сара умеет писать?

От столь неожиданной смены темы отец даже вздрогнул. Затем немного распрямился и ответил:

– Да, мэм. Ее мать была хорошо образована. Она работала учительницей в благотворительной приходской школе, до того как мы поженились. Она научила нашу девочку читать и писать.

Герцогиня прижала свои руки с длинными ухоженными ногтями к груди.

– Ах! Я почему-то примерно так и думала… – Она задумчиво повернулась к Саре, которая в это время протянула руку к миссис Хоуп, чтобы та обработала мазью ее предплечье. – Хотела бы ты продолжить свое обучение, дорогая?

Не зная, что сказать, Сара взглянула на отца. Конечно, ей хотелось ответить «Да!». Ей так нравилось узнавать что-то новое. Обо всем на свете. Особенно сейчас ей хотелось узнать о Троянской войне, о которой Саймон упоминал ранее. Если бы мама была жива, Сара сразу побежала бы к ней и попросила рассказать эту историю.

Но какой ответ от нее хотел бы сейчас услышать отца? Герцогиня проследила за ее взглядом.

– Я вижу, что сама она не может решиться и ждет поддержки от вас, мистер Осборн. Ей нравилось учиться у матери?

– Да, – неохотно признался садовник, – очень нравилось.

– Отлично! – воскликнула герцогиня. – Тогда все решено!

Все, включая Саймона, непонимающе уставились на нее.

– Что решено, мама? – спросил он.

– С завтрашнего дня мисс Сара Осборн присоединяется к твоим братьям и тоже будет учиться у мисс Фарншоу.

В ответ наступила тишина. Сара видела, как у отца от изумления медленно открылся рот.

И вот таким чудесным образом дочка садовника получила возможность учиться вместе с детьми из семьи герцога.

Прошло шестнадцать лет

– Добро пожаловать домой, ваша светлость.

Саймон посмотрел сверху вниз на конюха, который принял у него поводья.

– Благодарю тебя, Таннер. Мои братья приехали?

– Да, сэр. Все, кроме лорда Лукаса.

Саймон спешился и выслушал этот ответ, сжав зубы. Впрочем, этого следовало ожидать. Нет ничего удивительного в том, что Люк проигнорировал его. Вот проклятье! Саймон послал записку в резиденцию брата в Лондоне, даже не зная, там ли он сейчас. Он запросто мог в это время кутить в каком-нибудь публичном доме или на одной из своих бесконечных попоек. Вполне возможно, что письмо Саймона так и не попало в руки брата.

Таннер повел взмыленное животное в сторону конюшни, а Саймон подошел к огромной колонне возле парадных дверей особняка. Он не приезжал в отчий дом почти три года, но Айронвуд-Парк совсем не изменился. Саймон и не ожидал каких-то перемен. Айронвуд-Парк не менялся никогда.

И миссис Хоуп тоже не изменилась. Она стояла на лестнице, чтобы поприветствовать его, и ее лицо светилось от удовольствия. Она выглядела как всегда: бледная кожа, розовые щеки и седые волосы, уложенные высоко на голове.

Саймон почувствовал спокойствие и умиротворенность. Так было всегда. Не сам Айронвуд-Парк, а именно люди, населяющие его, всегда вселяли в него это чувство. Чувство, что он наконец-то дома.

– Ваша светлость, – сказала миссис Хоуп с теплотой, – добро пожаловать домой!

Но закончив приветствие, она вновь нахмурилась. Саймон все понимал. Он тоже сожалел, что его возвращение домой было обусловлено такими ужасными обстоятельствами.

Саймон действительно был очень занят все последнее время, и единственное, что смогло заставить его приехать домой, это чрезвычайная ситуация.

Он сжал мягкие руки миссис Хоуп в своих и сказал:

– Спасибо вам!

И тут за спиной экономки появилась Эзме. Она была одета в какое-то унылое платье, темное, как ее волосы. Саймон повернулся, чтобы поприветствовать ее.

– Эзме! Ты хорошо выглядишь.

И он не соврал. Саймон вдруг осознал, что не видел сестру почти год, этот факт неприятно поразил его. С тех пор она немного выросла и стала еще более женственной.

– Спасибо, – пробормотала она, потупившись. – Ты тоже.

– Проходите, ваша светлость, – привычно начала распоряжаться миссис Хоуп. – Не хотите ли переодеться перед тем, как увидитесь с братьями? Они запланировали встречу в гостиной перед ужином. Ужин будет подан в… – Она взглянула на часы. – Примерно через час.

Сумерки только начали окутывать дом, словно мягким одеялом – ужин в Айронвуд-Парке всегда подавали раньше, чем в Лондоне.

– Отлично, – сказал Саймон и, повернувшись к сестре, добавил: – Я хотел бы видеть в гостиной и тебя. Я буду через несколько минут.

Эзме подняла голову, и он увидел влажный блеск в глазах сестры. Саймон чувствовал, как она напряжена, и, поддавшись внезапному порыву, положил руку ей на плечо. Он хотел хоть как-то утешить ее. Но Эзме не привыкла к прикосновениям брата, и сейчас, как показалось Саймону, ей было неприятно. Он убрал руку и тихо сказал:

– Не волнуйся. Мы найдем ее.

Эзме молча кивнула и отвернулась, быстро моргая, чтобы удержать слезы.

В этот момент в сводчатом проходе, ведущем к парадной лестнице, появился Фредерикс. После того как Саймон обменялся приветствиями со стюардом, миссис Хоуп проводила герцога вверх по лестнице в гардеробную. Там его уже ждал таз с горячей водой и стопка свежей отглаженной одежды.

Он умылся и побрился. После Лондона и бесконечной болтовни Бартона тишина, царившая вокруг, просто оглушала его.

В связи с тем, что выехать пришлось срочно, Саймон оставил своего камердинера в Лондоне. Вероятно, тот сейчас, пользуясь отсутствием герцога, был погружен в радостные хлопоты, заказывая для него новый гардероб.

Саймон, уже одетый в панталоны, полосатый жилет винного цвета на пуговицах и темный фрак, перед тем как причесаться, долго рассматривал мрачное лицо, смотрящее на него из зеркала. Гусиные лапки в уголках глаз говорили о его усталости. Буквально вчера он ездил из Лондона на закрытое заседание парламента. Меняя по пути лошадей и ни разу не остановившись, чтобы поспать. Обычный блеск его зеленых глаз потускнел, они потемнели, словно подернулись пеленой. Саймон сделал медленный и глубокий вдох.

Настало время встретиться с братьями и сестрой и изложить им свой план. Жаль, что он не сможет сделать все сам.

Покинув гардеробную, Саймон медленно, задумавшись, спустился вниз по лестнице. Подойдя к дверям гостиной, он уже не колебался, решительно шагнул внутрь и закрыл их за собой. Осмотрев комнату, он убедился, что присутствуют все, кроме Люка.

В дальнем конце помещения, оперевшись на подоконник огромного прямоугольного застекленного окна, стоял Самсон, старший сводный брат Саймона. Мать родила Сэма вне брака за год до того, как вышла замуж за герцога Трента. Одним из условий ее согласия на брак с герцогом было разрешение оставить Сэма с ней и растить его вместе с их будущими детьми.

По неизвестным Саймону причинам отец согласился и даже дал Самсону свою фамилию – Хокинз. Отец никогда не нарушал данного обещания, но все же не смог относиться к Сэму как к сыну.

Сэм задумчиво смотрел в окно, но обернулся, когда вошел Саймон. За последние пять лет он впервые был дома, но, несмотря на постоянную занятость на королевской службе, иногда виделся с Саймоном в Лондоне. Сэм всегда был очень серьезным. Но армейская служба еще больше ожесточила его, наложив на лицо отпечаток холодной отчужденности. И это выражение теперь ни на миг не покидало Сэма. Саймон знал, что брат за свою жизнь повидал и пережил очень многое.

Младшие братья Саймона Теодор и Маркус сидели бок о бок на диванчике, обитом шелком сливового цвета, и их светлые с песочными волосами головы были так похожи, что люди всегда принимали их за двойняшек. Но они имели совершенно разный характер. Тео был тихий и прилежный, как Эзме. А Марк, пожалуй, единственный человек в семье, ко всему относился легкомысленно и мог свести к шутке любой разговор. Но сегодня и его лицо было угрюмым и сосредоточенным. Его обычная жизнерадостность отступила перед серьезностью ситуации.

Саймон повернулся к столу, стоящему в центре комнаты, где Эзме разливала чай, и его взгляд, наконец, остановился на Саре Осборн, которая стояла рядом с сестрой и помогала ей.

Его измученное тело словно ожило, когда он увидел ее. Страсть. Желание. Животный инстинкт. Все это мгновенно накрыло его горячей волной. Проклятье! Спустя все эти годы Сара стала еще прекраснее.