Он вскочил на Геркулеса и понесся за ней. Они поравнялись, когда Кантор выбирался через кусты на основную дорогу. Герцог наклонился, чтобы взять поводья из рук Брэнди, но она сопротивлялась. Кантор, почувствовав руку хозяина, уперся передними ногами и так сильно замотал головой, что поводья выскочили из рук девушки. Ян их тут же подхватил.

— Ты, чертова скотина.

Она попыталась отобрать у Яна поводья, но он не позволил ей этого сделать. Затем они молча посмотрели друг на друга. Брэнди, гнев которой успел поутихнуть, мечтала, чтобы Ян простил ее. Они продолжали глядеть друг на друга. А Ян представил себе ее волосы, рассыпавшиеся на подушке, и себя, склонившегося над девушкой…

Наконец он произнес, тщательно подбирая слова, которые были хуже самой страшной ругани.

— Теперь, если вы не против, я бы хотел продолжить нашу прогулку. Только не надо нестись так, будто за вами гонится дьявол. И последнее, я хочу, чтобы ваша семья не знала о том, что произошло.

Она уставилась на герцога, пораженная его спокойствием и размеренной речью, а затем просто кивнула, даже не пытаясь говорить. Ян отдал ей поводья, и они поехали дальше по дороге, удаляясь от замка.

Ян проклинал себя за то, что разговаривал с ней как надменный английский болван.

Он решил поехать по самой оживленной дороге, держась подальше от моря. Небо потемнело, и герцог начал беспокоиться, но продолжал двигаться вперед, повторяя себе, что плевать он хотел на то, как девушка восприняла его слова.

Вскоре они свернули на обочину.

— Может быть, вам лучше спешиться, Брэнди? — спросил герцог и стал слезать с коня. Но не успел он еще коснуться ногами земли, как небо стало совсем темным, сверкнула молния, а за ней последовал оглушительный удар грома.

Кантор захрапел, заржал, начал вертеть головой, ослепленный вспышкой молнии, и, вырвав поводья из рук девушки, бросился бежать. Брэнди сделала инстинктивное движение, пытаясь схватить поводья, но они уже были вне досягаемости.

— Ян, помогите мне. Я не могу остановить его. Поводья, никак не достану их.

Она почувствовала, как ее захлестывает страх. Брэнди была готова умереть от собственной глупости, но не от подобной случайности. Каждую секунду девушка могла оказаться под копытами Кантора.

Затем раздался еще более оглушительный удар грома, яркая вспышка молнии осветила небо, и девушка уловила запах горящего дерева. Кантор ускорил свой бег и понесся сквозь подлесок все быстрее и быстрее. На секунду у Брэнди мелькнула надежда, когда сзади послышался топот копыт Геркулеса. Она попыталась прикинуть, за какое время Ян догонит ее, и тут повод, намотавшись на одно из копыт Кантора, заставил его остановиться.

Ян почти уже дотянулся до нее, но Кантор упал на одно колено, и Брэнди полетела через голову лошади. Ее имя застыло у него на губах, когда он увидел, что она угодила головой в заросли плюща.

Герцог остановил Геркулеса и спешился. Его первым желанием было поднять Брэнди на руки, обнять, но вместо этого Ян опустился перед ней на колени и двумя пальцами нащупал пульс. Он был немного учащенным. Потом Ян тщательно и осторожно ощупал руки и ноги девушки, определяя, нет ли переломов, но ничего не обнаружил.

«Черт, она могла умереть, хотя видимых телесных повреждений нет», — подумал он.

Никогда в жизни Ян еще не был так напуган.

— Брэнди, — позвал он негромко, наклонясь к самому ее лицу. — Брэнди, — повторил Ян и похлопал ее немного по щекам, но она не отвечала.

Герцог поднялся, не понимая, что надо делать. С небес на лицо Брэнди медленно упали две большие капли.

— Ладно, черт побери, — еле промямлил он.

Надо было найти укрытие или что-нибудь в этом роде. Он секунду еще смотрел на ее спокойное, умиротворенное лицо, а затем поднялся и пошел в лес. Вскоре он вышел к хижине. Он принесет Брэнди туда и пошлет одного из хозяйских детей в Пендерлиг за помощью.

Дождь падал с неба большими серыми каплями. Герцог поднял девушку и положил ее на спину Геркулеса.

Придерживая Брэнди и ведя следом Кантора, Ян двинулся к хижине.

Когда он подъехал ближе, то увидел, что она давно заброшена. Соломенная крыша почти осыпалась, стены старые и обшарпанные. Перед хижиной возвышался навес, который, как показалось герцогу, должен был послужить неплохим укрытием для лошадей.

Он спешился и аккуратно поднял девушку на руки. Открыв пинком широкую дверь, шагнул внутрь, молясь, чтобы на него не рухнул потолок.

Когда глаза попривыкли к темноте, герцог разглядел, что здесь только одна комната, пол которой покрыт гнилыми досками. Ян подошел к камину и, подстелив свой жакет, положил Брэнди на пол.

Раздался еще один удар грома, и Кантор заржал, однако не сумел вырваться. Ян нашел в углу несколько кусочков торфа и поблагодарил Бога за то, что здесь нашлось хоть что-нибудь полезное.

Торф хорош тем, что легко загорается, и хотя густой дым заполнил комнату, все-таки это лучше, чем ничего. Герцог вынул платок и вытер лицо Брэнди. Ян посмотрел на ее прямой подбородок, носик и на густые, яркие брови прямо над опущенными ресницами. Господи, каким беспомощным он себя почувствовал. Таким же беспомощным, как тогда, когда умирала Марианна. Под покровом ночи приехав в охваченный революцией Париж, он уже знал, что поздно. Знал это как свои пять пальцев.

Ян понял, что надо торопиться, нельзя дважды так грубо ошибиться.

Глава 16

— Черт возьми, Брэнди, очнитесь же! — закричал он.

— Не нужно кричать на меня, Ян, — прошептала девушка, пытаясь открыть глаза. Герцог услышал, как она вздохнула, увидел, как скривились ее губы в болезненную улыбку.

Брэнди хотела показать ему, что с ней все в порядке, наверное, не меньше, чем он желал, чтобы она очнулась. Герцог попросил:

— Не разговаривайте, если это причиняет вам боль. Вам больно говорить, не так ли? Нет, ну тогда хорошо, отдыхайте. Расскажете мне все потом, если захотите.

Брэнди проглотила комок в горле. Ее тошнило, но она не допускала мысли, чтобы это произошло при герцоге. Девушка попыталась поднять руку.

— Ради Бога, Брэнди, лежите спокойно.

— Я ударилась головой, так больно.

— Да, представляю себе. У вас сейчас голова, наверное, раскалывается на мелкие кусочки.

Брэнди тихонько закричала и отвернулась. Ее тошнило, она хотела умереть, но только так, чтобы он этого не видел.

— Не понимаю, зачем вы так туго затягиваете косы. Мало того, что вы становитесь похожи на маленькую девочку, это же, наверное, еще и чертовски неприятно.

— Мне больно, — сказала она, и глаза ее наполнились слезами.

— Лежите спокойно, я попытаюсь вам помочь. Постараюсь не делать вам больно.

Одна из кос наполовину расплелась. Герцог аккуратно начал ее распускать. Влажные вьющиеся пряди скользили по его пальцам. И когда он закончил, Брэнди вздохнула немного свободнее.

— Вам лучше? Да, вижу, что лучше. Думаю, больше не стоит так затягивать косы. Мне это не нравится. Вот когда вы закалываете их на макушке — совершенно другое дело.

Ян отвернулся и подкинул несколько кусочков торфа в огонь. Зачем он сказал все это? Ведь это ее волосы — пусть делает с ними что хочет.

Герцог был такой мягкий и добрый, может быть, поэтому Брэнди не протестовала. Тошнота прошла, и девушка смогла рассуждать более здраво. Она лгала ему. Боялась, стыдилась сказать правду и решила сделать это сейчас, прежде чем умрет.

— Я лгала вам, Ян, — и посмотрела на него, ожидая кары.

— Что вы сказали, вы лгали мне? Вы бредите! Скажите-ка, Брэнди, сколько пальцев я вам показываю?

— Не стройте из себя джентльмена. Все моя проклятая гордость, понимаете, я за нее поплатилась. Я, наверное, умру, но хочу умереть с чистой совестью.

Он выдохнул и бессознательно поправил один из выбившихся локонов.

— Внимательно слушаю вас. Я, правда, не знаю, о чем пойдет речь. Но если вы сейчас же все не расскажете мне, я разнесу эту чертову халабуду. Сначала про гордость. Ах, да, я не хочу, чтобы вы умирали, пускай ваш стыд еще подержит вас на этом свете.

— Вы не знаете? Как это вы не знаете?

Ян снова почувствовал: тут что-то не так. А потом понял, о чем она говорила. Он вспомнил, как Брэнди целовала его, обнимала за шею. Сейчас она сожалеет об этом. Ему надо было раньше догадаться, но, странно, герцогу было очень жаль, что между ними ничего не произошло.

Брэнди вздохнула, думая о том, как легко признаться ему во всем.

— Не думайте обо мне плохо. Вы же не считаете меня плохим человеком и сможете простить меня?

Черт побери, почему она так настаивает на этом? Он ответил, не глядя на нее:

— Конечно же, я не считаю вас плохим человеком. И мне не за что вас прощать. — А затем прибавил: — Это была больше моя вина, чем ваша. Потому что я мужчина, я старше вас и более опытен в подобных делах, мне надо было держать себя в руках.

— Нет, Ян, не надо оправдывать меня. Только я во всем виновата, потому что не хотела признаться в собственной трусости. И я заплатила сполна за свою ошибку. Я причинила вам боль, и это непростительно.

Если бы он мог понять, о чем она говорит. Ведь нельзя же кричать на девушку, требуя ответа, как это делала леди Аделла.

Неожиданно герцог обнаружил, что их разговор очень напоминает тот, что произошел однажды вечером в замке. Однако теперь он не стоял голый перед бадьей. Засмеявшись, Ян легонько тронул ее щеку.

— Боюсь, маленькая, мы опять не понимаем, о чем говорим. Давайте-ка начнем сначала. Что вы имеете в виду, говоря о трусости?