Амелия Грей - Герцог в моей постели

– Я вам, кажется, уже сто раз сказала, что никогда не выйду замуж за герцога! Но если бы я вышла замуж за него или если я когда-нибудь выйду замуж за кого-нибудь другого, то перееду жить к нему только при условии, что все мои сестры, которые на тот момент будут еще не замужем, переедут со мной.

– Но почему ты не хочешь выходить за его светлость? – недоуменно спросила Гвен. – По-моему, он очень симпатичный! И ты станешь герцогиней… Какая девушка об этом не мечтает?

– Ну, хотя бы потому, что я оставляю за его светлостью право самому выбрать себе ту невесту, которая ему более всего по душе, а не жениться на мне только из-за, что он когда-то дал клятву моему брату. Через пару-тройку недель начнется бальный сезон, и ты, Гвен, начнешь выезжать в свет. Я думаю, ты сама хочешь выбрать себе мужа, а не выходить за того, за кого я тебе прикажу, не так ли?

– Разумеется, – улыбнулась та. – Тебя я даже не послушаю!

– Ну вот видишь… Я думаю, точно так же в свое время поступишь и ты, Лилиан. Прошли уже те времена, когда мужа для девушки выбирал отец или старший брат!

– Но почему ты нам никогда не говорила, что Натан хотел, чтобы ты вышла замуж за герцога? – спросила Гвен. – Почему ты рассказала нам это только сейчас?

Луиза не знала, что ответить.

– Мы уже давно не дети! – серьезно произнесла Гвен и в этот момент действительно показалась Луизе взрослой.

– Сейчас, может быть, и нет. Но Натан умер два года назад. Тебе, Гвен, тогда только-только исполнилось шестнадцать, а тебе, Лилиан, не было и тринадцати. К тому же я думала, что сам герцог не воспринимает клятву, данную им лишь для того, чтобы успокоить умирающего, всерьез, что он сам сразу же и забыл о ней. К сожалению, я ошибалась…

– Но сейчас мне уже восемнадцать! – горячо воскликнула Гвен. – Ты считаешь меня уже достаточно взрослой, чтобы выйти замуж, но недостаточно взрослой, чтобы знать о том, что его светлость пообещал моему брату?

Луиза снова задумалась. Собственно говоря, она и сама знала не слишком много подробностей обстоятельств гибели Натана, не говоря уже о клятве, которую ее брат потребовал от герцога. Когда она вскоре после смерти Натана попросила дядю рассказать об обстоятельствах той роковой ночи, он ответил: «Обстоятельства? Зачем? Как бы то ни было, все равно ничего уже не изменишь!» Сама же Луиза была в тот момент слишком убита горем, чтобы настаивать.

– Я тогда просто не придала значения этому письму от герцога, – объяснила Луиза. – Поскольку новых писем за ним не последовало, я решила, что его светлость уже успел благополучно забыть об этом деле. И была очень удивлена, когда он вдруг заявился к нам вчера. Пожалуй, мне все-таки надо было подумать о том, что, если бы даже миссис Колтраст не развязала сегодня язык, рано или поздно вам поведал бы об этом кто-нибудь другой. Если уж вы начнете ездить на балы, то очень скоро все равно об этом узнали бы: если верить тому, что мне сказала миссис Колтраст, все эти два года едва ли не весь Лондон только об этом и судачит…

– Я понимаю, тебе не хотелось огорчать нас, – все с тем же серьезным видом заявила Гвен. – Но мы не можем всю жизнь расти под колпаком, словно тепличные растения!

Луиза опустила голову.

– Простите меня, девочки, что не сказала вам об этом раньше, – пробормотала она. – Вы ведь не затаите на меня зла, я надеюсь?

– Конечно, нет! – с горячностью воскликнула Лилиан, заключая сестру в объятия. Однако Гвен, как показалось Луизе, еще сомневалась.

– Прости меня, Гвен! – повторила Луиза специально для нее. – Безусловно, я виновата, что не сказала тебе.

Гвен подошла к Луизе и тоже обняла ее.

– Хорошо, – заявила Гвен, – но если вдруг соберешься замуж, прошу тебя – сообщи все-таки об этом нам!

Луиза вздохнула с облегчением: наконец-то между ней и сестрами снова воцарились мир и гармония.

– Обязательно сообщу! – пообещала Луиза. – Кстати, – добавила она, чтобы переменить тему, – скоро ведь состоится твой дебют, Гвен…

– Наш дебют, – поправила та.

– Ну да, конечно, – согласилась Луиза, – для меня ведь этот бал тоже будет первым… Так вот, почему бы нам завтра не потанцевать немного, не попрактиковаться? Мы ведь, кажется, еще ни разу не танцевали с тех пор, как приехали сюда?

– Лично я – с удовольствием! – откликнулась Гвен.

– Я сыграю на фортепьяно, как, бывало, играла, когда мы жили в имении, – предложила Лилиан, а вы станцуете…

– Отлично! – поддержала ее Луиза.

– Миссис Колтраст может не понравиться, что ты играешь на пианино! – поморщилась Гвен.

– Ну да, как ей не нравится, когда Сайнт лает, – усмехнулась Лилиан.

– Или когда Бонни визжит, – добавила Луиза.

Все трое от души рассмеялись. Луиза снова облегченно вздохнула: приятно видеть сестер такими же веселыми и беспечными, как прежде.

– Ну а теперь, юные леди, – произнесла она, – обнимемся еще раз на ночь – и марш в кровать!

Когда девочки ушли, Луиза снова поджала ноги, устраиваясь в кресле поудобнее, и взяла в руки книгу. Как легко оказалось наладить мир между сестрами… Если бы все проблемы решались так просто! Впрочем, проблемой, волновавшей сейчас Луизу в первую очередь, был вопрос о том, нельзя ли как-нибудь отказаться от опекунства над ними герцога. Свалив заботу о племянницах на плечи его светлости, их дядюшка поступил, если называть вещи своими именами, подло.

Луиза снова запрокинула голову и закрыла глаза – и снова, словно дразня ее, перед мысленным взором девушки предстал красавец герцог: высокий, стройный, чертовски привлекательный… Как ни старалась она внушить себе, что терпеть не может этого человека, некая неудержимая, необъяснимая сила все равно неизбежно тянула ее к нему.

После той роковой ночи, когда погиб Натан, Брэй дал себе клятву никогда больше не напиваться так сильно, как тогда. И с тех пор действительно никогда не напивался пьяным, хотя за игрой в карты он, как правило, выпивал бокальчик-другой красного вина. Впрочем, пьянство было единственной привычкой из его прежних, от которой он отказался после того печального события. В карты он продолжал играть – порой всю ночь напролет. Однако ночи он все-таки предпочитал проводить с какой-нибудь актрисой или податливой вдовой. Даже в скачках на пари он продолжал участвовать – правда, не так часто и без прежнего энтузиазма, хотя по-прежнему ставил на кон суммы, равные едва ли не целому состоянию. В конце концов, живем один раз – так почему бы не взять от жизни все, что можно?

Впрочем, с тех пор, как Брэй стал герцогом, времени на развлечения у него заметно поубавилось. Иногда Брэю даже казалось, что новый титул налагает на него гораздо больше обязанностей, чем дает привилегий. Теперь Брэй, как никогда, понимал своего покойного отца, которому при всей его любви к развлечениям нечасто удавалось выкраивать время на семью.

Вчера, до того как в его дом вдруг заявилась вся эта честная компания – миссис Колтраст, мисс Прим и ее вечно орущие и визжащие сестры, – Брэй был занят тем, что просматривал свои журналы доходов и расходов. Когда они наконец ушли, он продолжил это занятие, точнее, попытался продолжить, так как перед его мысленным взором все еще стояла мисс Прим, а в ушах звучали ее обвинения. Неужели она действительно считает, что он скрывал от них собаку? Бог свидетель, он взял ее к себе без особого желания, только потому, что об этом просил Натан.

Иногда Сайнт казался Брэю верным другом. Пес часто приветствовал его, когда он приходил домой. Порой же Сайнт, напротив, действовал Брэю на нервы. Когда Брэй взял пса к себе, в первую же ночь он оставил его во дворе. Брэй не привык, чтобы собака жила в доме вместе с людьми. Во всяком случае, сколько он себя помнил, такого в их доме никогда не было. По его представлениям, собаки нужны либо для охоты, либо для того, чтобы охранять скот или владения хозяина от чужаков. Но Сайнт так лаял, скулил и царапался в дверь, что Брэй не выдержал, встал и впустил его в дом, надеясь, что собака ляжет на какой-нибудь старый коврик в прихожей и успокоится. Однако не тут-то было: Сайнт проследовал за Брэем прямо в его спальню и устроился на полу рядом с кроватью. С тех пор Сайнт неизменно ночевал в спальне Брэя, даже – если верить Тидмору – в те ночи, когда хозяина не было дома.

Брэй сидел уже пятый час в игорном клубе, не в том, в который он привык ходить, а в другом, менее известном, расположенном на окраине Лондона. Он сам уже не помнил, сколько раз за ночь успел сыграть в карты и сколько раз – в кости. Удача была явно не на его стороне – возможно, потому, что, как ни старался, ему никак не удавалось сконцентрироваться. В голову упорно, снова и снова, лезла мисс Прим, сегодняшний разговор с которой действовал ему на нервы, пожалуй, еще сильнее, чем требования его высочества.

Брэй сам не мог понять, чем так разгневал девушку. Имена всех ее сестер, на удивление себе самому, Брэй назвал правильно… Неужели ее так вывело из себя то, что пару-тройку раз Брэй позволил себе чертыхнуться? Вот еще святоша нашлась! Впрочем, неудивительно: она такая святоша, она ведь дочь священника. Недаром, видимо, у нее такая фамилия… А уж обвинения по поводу того, что Брэй якобы нарочно скрывал от них собаку, и вовсе абсурдны. Откуда он мог знать, что ее сестры так привязаны к этому псу? Он что, ясновидящий? У самого Брэя никогда – ни в детстве, ни в зрелом возрасте – не было ни собаки, ни кошки, и чувство привязанности к животным ему было незнакомо.

Нет, все-таки как хорошо, что мисс Прим ответила на его предложение руки и сердца (если только это можно назвать предложением) отказом! Женившись на ней, Брэй, чего доброго, сошел бы с ума. Одни лишь сестры ее чего стоят – вечно носятся как угорелые и визжат словно резаные… И как только она сама их терпит! Кроме нее, видимо, ни один человек не в состоянии выдержать этот бедлам больше двух минут! К тому же чуть что – и ангелочки сразу в слезы, как эта Сибил или как ее там… Стоит ли так убиваться из-за уроненного ключа, если он даже не сломался? Ну ладно, Сибил еще ребенок, но сама Луиза… Когда она обвиняла Брэя в том, что он якобы скрывал от них Сайнта, в глазах ее стояли слезы. И в то же время выражение ее лица было таким, словно она готова была его убить…