Элизабет Хойт - Герцог полуночи

Артемис вздохнула.

— Кузина старается. По-настоящему старается, поверь.

Аполло сжалился над сестрой и избавил ее от обреченной на неудачу попытки защитить их эгоистичную кузину.

— Раз ты в это веришь, тогда я согласен, что так и есть. — Он смотрел, как сестра пальцами сгибала соломинку, придавая ей разные геометрические формы. — А может, с сегодняшним балом связано что-то еще, о чем ты не рассказываешь мне?

— Нет, конечно, нет. — Артемис с удивлением взглянула на брата.

— Тогда что же тебя беспокоит? — Аполло указал на изломанную соломинку у нее в руках.

— О-о!.. — Артемис взглянула на соломинку и, поморщившись, отбросила ее. — Ничего. Правда ничего. Просто прошедшей ночью… — Подняв руку, она коснулась концов кружевной косынки у себя на груди.

— О Боже, Артемис… — Аполло ощущал свое полное бессилие. Будь он на свободе, — возможно, и смог бы хоть чем-то помочь сестре. Находясь же здесь, он мог только ждать и надеяться, что она расскажет ему правду о своей жизни.

— Помнишь ту подвеску, что ты подарил мне на наше пятнадцатилетие? — спросила Артемис, взглянув на брата.

Разумеется, он помнил тот маленький зеленый камень. Он выглядел настоящим изумрудом, и Аполло был невероятно горд тем, что делает такой замечательный подарок своей сестре. Но ведь сейчас они говорили совсем не об этом…

— Артемис, ты стараешься сменить тему?

— Нет. — Она в раздражении поджала губы, что бывало с ней редко. — Аполло…

— Что случилось?! Отвечай!

Она шумно выдохнула и проговорила:

— Мы с Пенелопой ходили в Сент-Джайлз.

— Что?.. — Сент-Джайлз был настоящим притоном для всяких гнусных типов, в таком месте с леди нежного воспитания могло случиться абсолютно все — все, что угодно! — Господи, Артемис! С тобой все в порядке? К тебе приставали? Что ты…

Она поспешила покачать головой.

— Нет-нет, все в порядке. Ох, я знала, что не нужно тебе говорить.

— Ничего подобного! И не скрывай от меня ничего!

Артемис снова покачала головой.

— Нет, дорогой, я не буду ничего скрывать от тебя. Мы отправились в Сент-Джайлз, потому что Пенелопа заключила невообразимо глупое пари, но я взяла с собой кинжал, который ты мне дал — помнишь его?

Аполло молча кивнул. Когда в одиннадцать лет он уезжал в школу, кинжал казался ему полезным подарком, ведь он оставлял свою сестру-близняшку на попечение их полоумного отца и матери, прикованной болезнью к постели.

Но кинжал, размер которого казался внушительным мальчику, на самом деле был не очень-то надежным оружием. Аполло содрогнулся, представив, как сестра пыталась защититься — да еще в Сент-Джайлзе! — этим крошечным ножичком.

— Успокойся, дорогой, — проговорила Артемис. — Да, признаюсь, на нас напали. Но все закончилось хорошо. И спас нас не кто иной, как Призрак Сент-Джайлза.

Аполло в ужасе зажмурился. Очевидно, сестра считала, что этим своим сообщением утешила его. Говорили, что Призрак Сент-Джайлза убивает и насилует, но Аполло не верил этим рассказам. Не верил хотя бы по той причине, что ни один человек — даже сумасшедший — не мог бы сделать всего того, в чем обвиняли Призрака. Тем не менее, Призрак был очень опасен.

Открыв глаза, Аполло взял сестру за руки.

— Обещай мне, что не будешь участвовать с Пенелопой в ее безумных затеях.

— Но я… — Артемис отвернулась. — Ты же знаешь, что я ее компаньонка и должна делать то, что она пожелает.

— Она вполне способна разбить тебя, как какую-нибудь китайскую статуэтку, а потом выбросить и найти себе новую игрушку.

Артемис решительно покачала головой.

— Нет, она никогда…

— Пожалуйста, дорогая моя девочка, — перебил Аполло. — Я очень прошу тебя…

— Хорошо, сделаю все, что в моих силах. — Артемис погладила брата по щеке. — Ради тебя, Аполло.

Он молча кивнул, потому что ему не оставалось ничего другого. Тем не менее, он не мог не задуматься.

Кто позаботится об Артемис, когда его не будет в живых?

Граф Брайтмор обладал самыми разными качествами, был, между прочим, уважаемым пэром, к тому же весьма богатым. А в свои лучшие минуты он являлся еще и христианином, возможно, не самым примерным, ибо ему, к сожалению, не хватало одного важного качества: увы, граф не был внимательным отцом.

— Папа, вчера за обедом я сказала тебе, что сегодня вечером должна посетить бал у виконта д’Арка — напомнила Пенелопа отцу, когда они стояли в огромном холле Брайтмор-Хауса в ожидании экипажа; а горничная Блэкберн тем временем возилась с бантом на короткой накидке хозяйки.

— Я думал, ты была там прошлым вечером, — буркнул граф, крупный мужчина с голубыми глазами навыкате и длинным носом — почти до самого подбородка. Он только что прибыл домой со своим секретарем — морщинистым маленьким человечком, обладавшим поразительными математическими способностями.

— Нет, дорогой папа. — Пенелопа закатила глаза. — Прошлым вечером я обедала у леди Уотерс.

Артемис почувствовала, что тоже готова закатить глаза, но сдержалась. Ведь прошедшей ночью их едва не убили в Сент-Джайлзе, и они, конечно же, не были в столовой леди Уотерс. Более того, леди Уотерс вообще могло не быть в городе в это время, а Пенелопа… Ох, она врала с захватывающей дух виртуозностью.

— Э-э… Что ж, ты изысканно выглядишь, Пенни, — заметил граф.

Просияв, Пенелопа покрутилась перед отцом, чтобы продемонстрировать свое новое платье из атласной парчи лимонного цвета, богато украшенное вышивкой из сине-красно-зеленых цветочных букетиков. На шитье платья ушел месяц, и стоило оно больше того, что девяносто процентов лондонцев зарабатывали за год.

— И ты тоже, Артемис, — с рассеянным видом добавил граф. — Да-да, совершенно очаровательно выглядишь.

— Спасибо, дядя. — Артемис сделала реверанс.

Неожиданно она поняла, насколько эта ее жизнь отличалась от той, прежней. Тогда они вчетвером жили за городом — она, Аполло, папа и мама. Их дом был небольшим, и они не устраивали ни вечеринок, ни тем более балов. И сейчас Артемис с удивлением осознала, что начала привыкать к посещению светских приемов — и даже ждала возможности побывать на очередном.

Артемис невольно улыбнулась. Конечно, она была благодарна графу, который в действительности доводился ей дальним кузеном, а не дядей. Когда ее родители были живы, она никогда не встречалась ни с ним, ни с Пенелопой, но тем не менее он взял ее в свой дом, когда общество отвернулось от нее. При отсутствии приданого и с клеймом наследственного безумия у нее не было надежды выйти замуж и иметь собственный дом. Однако она не могла забыть то, что граф отказался — категорически, не оставив ни малейшей надежды на изменение своего решения, — помочь и Аполло. Самое большее, что он пожелал для него сделать, — устроил так, чтобы Аполло побыстрее отправили в Бедлам, вместо того чтобы заключить в тюрьму. Для графа Брайтмора это было совсем не сложно: никто не хотел, чтобы аристократа повесили за убийство. Сливки общества такого не вынесли бы — даже несмотря на то, что упомянутый аристократ никогда не появлялся в свете.

— На этих ваших танцах ты вскружишь головы всем юным джентльменам, — снова обратился граф к дочери, внимательно взглянув на нее. — Только постарайся, чтобы у тебя она тоже не закружилась.

Возможно, он лучше знал Пенелопу, чем казалось Артемис.

— Не бойся, папа. — Пенелопа чмокнула отца в щеку. — Я только собираю чужие сердца, но не отдаю свое.

— Хм… — рассеянно откликнулся граф, так как его секретарь в этот момент шептал ему что-то на ухо. — Тогда до завтра, хорошо?

— Да, дорогой.

Несколько секунд спустя Пенелопа и Артемис вышли за дверь.

— Не понимаю, почему мы не взяли Бон-Бона, — заговорила Пенелопа, когда экипаж отъехал. — Его шерсть прекрасно оттеняла бы это платье.

Бон-Бон был маленьким, белым и очень старым песиком Пенелопы. Артемис не представляла, каким образом он «оттенял» бы платье кузины. Спорить, однако, не хотелось, поэтому Артемис пробормотала:

— Да, возможно… Но его белая шерсть пристала бы к твоей юбке.

— О-о!.. — Пенелопа нахмурилась и кокетливо надула губки, похожие на розовый бутон. — Я думаю, не завести ли мне мопса. Но они есть у всех — они вполне обычны. Да и желтовато-коричневый цвет совсем не так заметен, как белый Бон-Бон.

Артемис мысленно вздохнула, удержав при себе свое мнение о выборе собаки, а Пенелопа принялась щебетать о собаках, фасонах платьев и домашней вечеринке в загородном поместье герцога Уэйкфилда, в которой они вскоре примут участие. Чтобы поддерживать разговор, от Артемис требовалось только время от времени кивать; она думала об Аполло и о том, что в это утро он показался ей очень уж худым. А ведь он — крупный мужчина; во всяком случае, прежде был таким. В Бедламе же щеки у него ввалились, глаза запали, а на запястьях выпирали кости. Она должна больше платить надзирателям, должна приносить брату больше еды, должна принести ему другую одежду… Но все это — лишь временное решение проблемы, и она боялась, что если не найдет способ вытащить брата из Бедлама, то тогда… Еще год он там не выдержит!

Артемис тихо вздохнула, а Пенелопа продолжила болтать о бельгийских кружевах.

Спустя полчаса они вышли из экипажа перед сияющим огнями величественным особняком.

— Действительно, жаль, — сказала Пенелопа, встряхивая юбки.