— Ничего подобного, — запальчиво сказал он. — Я никогда этого не сделаю.

Она внимательно посмотрела на него. Что-то в его тоне и выражении лица говорило ей, что он совершенно искренен.

— А как же ваш новый титул? — спросила она. Он пожал плечами:

— Что с ним такое?

— Как что? Если вы не женитесь и у вас не появится наследник, титул угаснет вместе с родом. Или перейдет к какому-нибудь противному кузену.

В его глазах появились искорки смеха. Таким он ей нравился больше.

— Откуда вы знаете, что все мои кузены противные?

Ее лицо тоже оживилось улыбкой.

— Все двоюродные, да еще претендующие на титул, бывают препротивными. Разве вы не знаете такого правила?

— Ваши слова еще раз свидетельствуют о том, что вы досконально изучили мужчин, — с преувеличенным восхищением произнес он.

Она победоносно взглянула на него:

— А раньше вы мне не верили.

Саймон вновь сделался серьезным и замолчал.

— Это стоит того? — потом спросил он.

— Что стоит чего?

Он на мгновение отпустил ее руку и махнул в сторону толпы гостей:

— Все это. Бесконечный парад тщеславий и честолюбий. Пребывание матери в роли сторожа за спиной.

Дафна фыркнула:

— Не думаю, что мама пришла бы в восторг от этого сравнения. — И, сразу сделавшись серьезной, задумчиво добавила:

— Да, думаю, это стоит того, выражаясь вашим языком. Потому что все это называется жизнью.

Она замолчала, и он подумал, что больше ничего не услышит на эту тему, но она заговорила снова, глядя ему прямо в лицо большими потемневшими глазами:

— Я хочу мужа. Хочу семью. И если подумать, то мое желание не так уж глупо и безрассудно. Я четвертая в се,мье из восьмерых детей, почти ничего не знаю и не видела, кроме нашего дома, сестер, братьев, и не представляю существования вне их окружения.

Саймон не сводил с нее глаз, а в голове звучал тревожный сигнал-предупреждение: ты хочешь ее, ты готов пойти на любую глупость, чтобы в конце концов овладеть ею, но ты не должен, не смеешь этого делать. Даже пытаться. Даже думать об этом. Не смеешь нарушать ее душевный покой, разбивать хрупкие стены мира, в котором живет ее душа. Ведь тем самым ты и себя выведешь из равновесия, пускай призрачного, и не сможешь уже никогда обрести успокоения.

Она, как все нормальные люди, хочет семьи, ребенка, а ты… Ты даже думать об этом не хочешь!

Тебе она нравится, приятно быть рядом с ней — как ни с кем раньше. Но ты не смеешь даже прикоснуться, ты обязан оставить ее для кого-то другого…

— Что с вами? — негромко спросила она и улыбнулась. — Куда-то улетели мыслями? Витаете в облаках?

Он отвел взгляд.

— Просто задумался над вашими словами.

— Неужели они стоят того?

— Вполне. Не могу припомнить, когда слышал последний раз такие простые, откровенные речи, полные глубокого смысла.

— Вы мне льстите, ваша светлость.

— Сейчас не надо иронии, мисс Бриджертон. Ведь хорошо, если человек знает, чего хочет.

— А вы знаете?

Как ей ответить? Как и у всех, были вещи, о которых он не мог, не хотел говорить ни с кем. Даже с самим собой. Но как легко беседовать с этой необычной девушкой, так не похожей на других из ее круга. Они ведь только-только познакомились, и разве может он позволить себе откровенность?

В конце концов с явной неохотой он проговорил:

— Еще в юности я пришел к некоторым заключениям. Дал себе кое-какие клятвы… И пытаюсь их выполнять.

Она не сумела скрыть любопытства, однако правила хорошего тона не позволяли ей быть чрезмерно настойчивой, и она ограничилась полушутливой фразой:

— Ну вот, мы стали по-настоящему серьезными. А ведь единственное, что собирались выяснить, это кому из нас противнее на сегодняшнем балу.

Вот и это их объединяет, подумал Саймон: протест против привычек и правил общества, к которому они оба принадлежат.

Именно в этот момент в его голове мелькнула странная, даже дикая идея. Однако такая занятная! И в то же время опасная. Весьма рискованная, потому что означала, что ему предстоит длительное время находиться в обществе этой девушки, в ее компании, испытывая при этом то, что он уже начал ощущать, но не имея права что-либо делать для осуществления своих желаний.

Ох, все это очередная глупость! Дурацкий всплеск эмоций. Отзвук тех времен, когда он был почитаем в среде таких же юных шалопаев за то, что умел придумывать внезапные и блестящие ходы и розыгрыши, которые расцвечивали тусклую студенческую жизнь.

И все же…

— Вы хотели бы получить передышку от всего этого? — спросил он.

— Передышку? — откликнулась она, оглядываясь на кружащиеся повсюду пары. — От танца?

— Не совсем. Вальс, как я убедился, вы неплохо выдерживаете. Говоря о передышке, я имел в виду вашу матушку.

Дафна даже остановилась на мгновение.

— Вы предлагаете вывести маму из ее общественного круга? Я вас правильно поняла? Или, не дай Бог, еще что-то более страшное?

В ее глазах был смех.

— Я не совсем точно выразился, мисс Бриджертон. Я предлагаю сделать это не вашей матери, а вам.

Дафна от неожиданности чуть не сбилась с такта, но тут же восстановила ритм.

— Не понимаю, — произнесла она. — Вы говорите серьезно?

— Я намеревался, — ответил он, — полностью освободить себя от лондонского общества, но понял, что был наивен, ибо это невозможно.

— Неужели вам так понравился миндальный ликер и не очень сладкий лимонад, который везде подают, что вы решили отдать себя на съедение этому обществу?

— Нет, — ответил он, не обратив внимания на сарказм. — Но я не могу совсем отринуть это, оттого что многие мои друзья успели жениться за время моего отсутствия и их жены начали устраивать вечера.

— На которые вас приглашают и ваше благородство не позволяет вам отказаться?

Он кивнул.

— Так наберитесь мужества и откажите. В его взгляде, который он кинул на нее, смешались раздражение и восхищение.

— Мужья этих женщин, я уже сказал вам, мои хорошие друзья.

— И вы боитесь обидеть отказом их жен? Все-таки вы, наверное, довольно хороший человек.

— Вряд ли, — пробурчал он.

— Но ведь и не очень плохой?

Музыка умолкла, и Саймон медленно повел Дафну через всю залу туда, где находились ее братья и мать, пытаясь по пути закончить, вернее, сформулировать опасную мысль, посетившую его несколько минут назад.

— Я попробовал объяснить вам, но так и не сумел, поскольку вы не дали мне возможности… — говорил он. — И теперь сделаю еще одну попытку…

— Прошу вас, милорд, — милостиво разрешила она.

— Так вот, — произнес он резче, чем самому хотелось, — мы остановились на том, что я, как ни крути, должен появляться в лондонском свете.

— А это смерти подобно, — не удержалась она.

Ему стоило большого усилия не крикнуть ей, чтоб она перестала все его слова превращать в шутку. Хотя сам любил делать нечто подобное.

— Вы, насколько я понимаю, — продолжил он, — не больше меня хотите там появляться. Однако noblesse oblige [3], как говорят французы.

— Это так, — согласилась она. Он поспешил заговорить опять:

— Возможно, есть способ, с помощью которого я мог бы избавиться от слишком пристального внимания семейства Фезерингтон и им подобных, а вы — от благожелательного, но мучительного для вас влияния вашей матери.

Она с интересом взглянула на него:

— Продолжайте!

«Кажется, задело за живое».

— Продолжаю. — Он остановился и, слегка наклонившись к ней, произнес драматическим шепотом:

— Мы заключаем с вами нечто вроде пакта. Соглашения.

Он ожидал немедленной реакции — вскрика, хлопка в ладоши, хотя бы улыбки, но она молчала. Молча смотрела на него, и он не мог понять — то ли она считает его наглецом, то ли просто идиотом.

— Я сказал, — повторил он нетерпеливо, — вроде соглашения. О чем вы подумали? Что вы на меня так смотрите?

— Я подумала, — медленно произнесла она, — что, вероятно, не напрасно меня предупреждали о вашем бурном прошлом. С вами нужно держать ухо востро. Вам мяло того, что в течение всего вечера вы уже не один раз пугали меня своим поведением?

— Ничего подобного не было!

Она снисходительно потрепала его по рукаву.

— Было, милорд. Но я простила вам, понимая, что вы просто не могли сдержаться.

Саймон смотрел на нее в растерянности.

— Никогда раньше не заслуживал снисхождения от женщины, — нашелся он наконец как ответить. Она пожала плечами:

— Очень сожалею. Это не самое плохое чувство.

Но он еще не все высказал в ответ на ее снисходительность.

— Знаете, — сказал он, — сначала я подумал, что ваши неудачи с женихами объясняются главным образом тем, что их отпугивают ваши братья, но теперь прихожу к твердому убеждению, что это делаете вы и только вы. Бедный Найджел! И все другие!

К его удивлению, она весело рассмеялась:

— Ошибаетесь. Я не замужем главным образом потому, что большинство видит во мне в первую очередь друга. Это убивает всю романтику. А что касается Найджела, он исключение.

Чуть поразмыслив над ее словами, Саймон понял, что тем самым ему легче будет осуществить придуманный в одночасье план.

— А теперь не перебивайте, — сказал он по возможности мягко. — Очень прошу вас дать мне выговориться до того, как Энтони, который уже смотрит на нас, испортит всю мессу.

— Говорите же, милорд, — поощрила Дафна, на самом деле заинтригованная всеми этими предисловиями.

— Мой план заключается в следующем, мисс Бриджертон. Мы делаем вид… притворяемся, что испытываем друг к другу самые нежные чувства.

— О!

— Только для вида, — успокоил он ее. — Но окружающие должны поверить в это и осознать, что теперь я уже не их добыча.

— Значит, они должны будут увериться в истинности наших чувств? — чуть обеспокоенно спросила Дафна.

— Они — да. Но не мы.

— Разумеется, — подтвердила она. — И что за этим последует? Меня интересует, что выиграю я?