— Может быть, это послано мне в наказание за то, что я предала брата?

Даже не будучи уверенной в настрое того, о ком шла речь, Кейт не могла не посоветовать леди Ребекке примириться семьей. Ясно же, что то, что она делала до сих пор, принесло ей немалые страдания.

— Может быть, вам стоит написать брату? Попросить прошения за свое бегство. Этим вы облегчите груз вины.

Леди Ребекка долго кусала губы, а потом кивнула:

— Я так и сделаю, Кейт. Спасибо. Ты очень мудрая.

Кейт рассмеялась. Ее никто никогда не называл мудрой, теперь ей стало смешно.

Леди Ребекка сжала ее руку еще сильнее, а потом отпустила.

— Не смейся, Кейт. Это отличный выход, ты на самом деле мудрая. И очень добрая. Я напишу не только брату, но и невестке, племяннице и кузенам. Поможешь мне одеться?

Кейт вскочила:

— Конечно.

Пока она помогала леди Ребекке надеть полосатое дневное платье, в ее голове роились невеселые мысли. Что, и герцог, и его родные правы? Вдруг Уилли действительно женился на леди Ребекке ради денег и связей? И почему он вчера не потрудился прийти домой? Неужели подозрения леди Ребекки верны и он завел любовницу?

В любой другой день Кейт осталась бы с леди Ребеккой, чтобы убедиться, что Уилли придет домой. Если бы он не вернулся, она поддержала бы свою госпожу, утешила бы ее. Если бы он все-таки объявился, она бы попыталась вправить ему мозги.

«А может, так и сделать?» — размышляла Кейт, застегивав длинный ряд перламутровых пуговиц на платье леди Ребекки.

Она могла бы встретиться с Гарретом, сходить домой за Реджи и вернуться к леди Ребекке. Они вдвоем утешили бы ее.

Нет, не выйдет. Реджи за день устанет и не пройдет пешком расстояние до Кенилуорта. Если она не придет, он станет плакать, а мать будет в бешенстве. И все-таки ей совсем не нравилась идея оставить леди Ребекку одну.

Кейт взяла черепаховый гребень и стала расчесывать шелковистые черные волосы хозяйки. Она была никудышной камеристкой — совсем не разбиралась в моде. Всю свою жизнь она провела в Дебюсси-Мэноре. Леди Дебюсси умерла пять лет назад, а до этого была прикована к постели, и платья по последнему слову моды ей были ни к чему.

В то время Кейт служила горничной — камеристку леди Дебюсси привезла из Лондона, когда вышла замуж. После смерти хозяйки камеристка туда же и сбежала.

Кейт разгладила шелк на плече леди Ребекки. Цвета, узоры и богатые ткани, из которых были сшиты платья леди Ребекки, завораживали Кейт — хоть ее госпожа и жаловалась, что ей не удалось привезти «все необходимое» из дома. Теперь Кейт поняла, почему так вышло.

Она подошла к камину и взяла горячие щипцы: гладкие прямые волосы леди Ребекки требовали ежедневной завивки. Кейт разделила волосы леди Ребекки пробором и заплела в тугие косы.

— Мадам?

Леди Ребекка невидящим взглядом смотрела на свое отражение, но, услышав голос Кейт, посмотрела на нее через зеркало:

— Да?

— Когда вы сбежали с моим бр… — Кейт поперхнулась, «сначала думай, а потом уж говори!» — С мистером Фиском… бежали под покровом ночи?

Губы леди Ребекки тронула задумчивая улыбка.

— Да. Я спала, а мистер Фиск, гостивший в доме моего брата, ворвался в мою комнату сразу после полуночи. Он схватил меня за плечи и сказал, что больше не может этого выносить. Что они хотят, чтобы мы подождали, прежде чем поженимся, но он не может больше ни секунды жить без меня.

— О Боже мой… — пробормотала Кейт.

Уилли обезумел от любви. Раньше необдуманные, неосмотрительные поступки ему были несвойственны. Что могло вызвать такое поведение? Может, он и впрямь влюбился в леди Ребекку до умопомрачения, а ночью отсутствовал дома по какой-то уважительной причине. Ради своей госпожи Кейт всей душой желала, чтобы это было так.

Она закончила прическу леди Ребекки, думая о том, что было бы, если бы Гаррет заговорил с ней в таком тоне. Она просто растаяла бы и стекла на землю, как желе, не в силах сопротивляться такому напору.

Кейт улыбнулась собственной глупости. Как бы сильно она ни нравилась Гаррету, он еще ничего не решил. Он едва не сказал «нет», когда она спросила, увидятся ли они снова.

По сути дела, она не сомневалась, что Гаррет исчезнет так внезапно и загадочно, как появился. На душе у нее потемнело от этой мысли. Она знала, что это чистая правда. В Кенилуорте он не останется. Ему здесь не место.

— Мы выбрались через окно моей спальни. Честно горя, я чувствовала себя, как Джульетта со своим Ромео. Я когда не испытывала подобных чувств. — Леди Ребекка вздохнула, и ее глаза вдруг наполнились слезами. — С тех ор как мы поженились, он ни разу не говорил мне таких слов.

Уилли всегда был честолюбив, но до сего дня Кейт и не подозревала, что он также способен лгать и манипулировать другими. Может статься, теперь, когда сестра герцога прикована к нему узами брака, он не испытывает желания выражать жене какие бы то ни было теплые чувства. Своей прелестной, красивой, мягкосердечной жене, которую не любить ну просто невозможно.

Нет, этого просто не может быть. Как она могла такое подумать о родном брате? Леди Ребекка наверняка ошибается.

В любом случае Уилли явно не получил ни цента из приданого леди Ребекки — герцог надежно хранит ее богатства. И все равно он бьется изо всех сил, чтобы содержать жену так, как она привыкла. Определенно, брат делает это из любви к ней. А для прошлой ночи наверняка есть какое-то разумное объяснение.

По щеке леди Ребекки покатилась слеза, и Кейт охватило пронзительное желание ее утешить.

— Вы действительно были очень счастливой невестой, — сказала она. — Я и представить себе не могу, чтобы кто-то испытывал ко мне подобные чувства.

— Это была самая прекрасная, самая запоминающаяся, самая волнующая ночь в моей жизни, — пробормотала леди Ребекка. — Никогда ее не забуду.

Обе — и служанка, и госпожа — погрузились в задумчивое молчание. Кейт заколола волосы на затылке леди Ребекки и завила пряди, обрамляющие «корону». Госпожа вздохнула, сжала ее пальцы в поисках поддержки и отправилась в гостиную — писать письма. Кейт спустилась на кухню — она делала это каждое утро, — чтобы посмотреть, не нужна ли кухарке какая-нибудь помощь, и дать Энни указания на день, потому что девушка была не в состоянии самостоятельно решить, что надо сделать. Даже если на перилах лежал слой пыли толщиной в дюйм, она не вытерла бы ее без специального на то указания.

На кухне кухарка резала овощи, на огне в большой кастрюле что-то булькало, а Энни сидела без дела, накручивая на палец ярко-рыжие волосы.

Кейт вздохнула. Перила могли бы быть и почище.

— Энни! — резко окликнула служанку Кейт.

Энни вздрогнула и чуть повернулась на плетеном стуле, чтобы видеть ее. Круглые розовые щеки девушки раскраснелись от жара, исходившего от очага.

— Доброе утро, мисс Кейт.

— Доброе утро. Будь любезна, возьми тряпку, состав для полировки и натри перила до блеска.

— Да, мисс.

— А когда закончишь, сразу доложи мне, поняла?

— Да, мисс.

Энни встала, взяла ветошь, бутылку из шкафчика возле узкой задней двери и бодро отправилась выполнять поручение.

— Она такая заторможенная, — вздохнула Кейт.

— Да, у этой девчонки не все в порядке с головой.

— Ты правда так думаешь? — Кейт бросила суровый взгляд на кухарку.

Та не подняла головы, но ее чепец качнулся — она кивнула:

— Да, это правда. Ее мамаша твердила ей, что у нее сливовый пудинг вместо мозгов.

Кейт посмотрела вслед ушедшей Энни:

— Как жестоко! Бедняжка Энни.

Кухарка фыркнула:

— Она неплохо устроилась в жизни: получила место у благородных господ.

— Нуда, — пробормотала Кейт.

Разумеется, ни кухарка, ни Энни не знали о том, что она, Кейт, — родственница Уилли. Уилли нанял их в Бирмингеме и привез сюда. Откуда взялся Джон, Кейт и понятия не имела, но подозревала, что Уилли притащил его из самого Лондона, а это значит, что ему известно о побеге брата и леди Ребекки.

Остаток дня Кейт наводила в доме чистоту и грезила о Гаррете. Она думала о его губах, выразительных голубых глазах, о твердой линии его подбородка, о его сильном, закаленном в боях теле и мечтала о том, чтобы он ласкал ее. Никогда прежде она еще не заходила в фантазиях так далеко.

Проходил час за часом, и внутри ее будто ширилась пропасть, росла пустота, которую мог заполнить лишь Гаррет. Она тосковала по нему. Ей до боли нужно было увидеть его. Коснуться его. Невидимая веревка, что накануне связала их, натянулась и словно вытягивала сердце из груди.

Кейт сидела в кресле у окна на втором этаже и подшивала обтрепавшийся манжет шерстяного жакета леди Ребекки. Громады серых облаков мчались по небу, затмевая солнце и отбрасывая на землю темные тени.

Движения Кейт замедлились. Потом она и вовсе застыла.

Мужчина — даже очень благородный мужчина — назначает молодой женщине встречу в уединенном уголке леса, только если чего-то хочет от нее. Чего-то плотского. Любой разумной женщине известна эта непреложная истина. Она будет дурой, если станет думать иначе.

Однако ей все равно.

Кейт безвольно уронила руки на колени.

Она сама жаждала плотских утех. Она хотела принадлежать ему, пусть даже на одну ночь. Так сильно она не хотела ничего и никогда.

Кейт давала зарок никогда не предлагать себя мужчине, но Гаррет для нее был не просто мужчиной. Ее слишком сильно тянуло к нему. Если она не пойдет к нему, она просто вспыхнет ярким пламенем, сгорит, и все.

Или умрет от одиночества. Может, и то и другое вместе.

Необъяснимо, но это правда, и нет смысла это отрицать.

Между ними не может быть ничего долговечного. Гаррет не принадлежит к ее обычной жизни. Как и пруд, на берегу которого они встретились. Гаррет относится к самой глубокой, самой затаенной ее части. Кейт подозревала, что никогда не увидит его в каком-либо ином месте.