На следующее после приезда утро Кейт повязала старый фартук на уже поношенное зеленое платье и сунула в карман кошелек леди Бертрис с оставшимися монетами — на случай если найдет доказательства для Гаррета.

Реджи сегодня проснулся в жару, и это ее очень обеспокоило. Она отнесла его наверх и устроила в кухне перед камином, чтобы мать могла за ним присмотреть в ее отсутствие. Рядом с ним она оставила две книжки с детскими стишками.

Мать устремила на нее взгляд проницательных темных глаз:

— Куда ты собралась, Кэтрин?

— Мне надо кое-что сделать. Я вернусь через час или два. Присмотришь за Реджи?

Мать кивнула, и Кейт открыла рот от удивления. Неужели мать действительно устроил ее уклончивый ответ и она не намерена выбивать из нее подробности и ругать безответственной нахалкой?

Кейт поняла, что смерть Уилли и сопутствующие обстоятельства навсегда что-то изменили в матери. Она в ее глазах перестала быть непослушным ребенком и стала женщиной, равной ей.

Кейт отправилась в домик Берти по дороге, уверенная, что никогда больше не станет срезать путь вдоль ручья. Берти уже покоится на кладбище Кенилуорта, но она все равно легко узнает полянку, где увидела его, вспомнит черную дыру во лбу…

Она моргнула, отгоняя ужасные воспоминания.

Подойдя к домику, Кейт открыла дверь ключом, который взяла с тяжелой связки матери, и вошла в дом. Несмотря на общий беспорядок, внутри все выглядело вполне безобидно.

Кейт вошла и закрыла за собой дверь, чтобы преградить путь пронизывающему ветру. Она стянула перчатки и спрятала их в карман фартука — так она сможет лучше обыскать дом.

Прямо перед ней возвышалась кровать Берти, доставшаяся ему некогда от господ. Она занимала большую часть комнаты. Мятое белье покрывал слой пыли — как будто кто-то вскочил с постели и сразу умчался прочь из дома, чтобы уже никогда сюда не вернуться. Слева от кровати целый угол занимал сложенный из камня камин. Над решеткой висел котелок, источавший гнилостный запах. Между камином и нишей с инструментами, кухонными принадлежностями и сухой провизией стояли маленький, грубо отесанный стол и пара стульев. С другой стороны от кровати стоял старый шкаф с выцветшими ручками. На полу валялись предметы одежды, по большей части женской, и несколько фарфоровых баночек от косметики. Забытое белье Кейт не поможет — Жоэль все равно в жизни не признается, что это ее. Нет, ей нужны неоспоримые доказательства.

Кейт начала со шкафа. Внутри она нашла лишь смятую мужскую одежду: очевидно, Жоэль хотела убрать вещи Берти с глаз долой, и ее служанка или она сама запихнула все в шкаф.

Потом Кейт обыскала стол. Посреди лежал каравай заплесневелого хлеба, вокруг стояли грязные тарелки. В углу имелась полка с книгами — Библией и другими религиозными текстами, явно принадлежавшими Берти. Кейт просмотрела каждую книгу в поисках забытых листков, но нашла только начатое письмо, написанное неверной рукой, — это Берти писал дочери. Сердце Кейт сжалось от тоски по доброму старику. Она вернула книги на место и продолжила поиски. На полке обнаружились миска и бритва, которые Берти использовал для бритья, котелок и крупы.

Кейт заглянула под кровать и вытащила оттуда несвежие простыни. Обыскала сундучок перед камином. Все покрывал слой пыли, и к тому моменту, когда Кейт закончила, у нее ныло сердце и она вся перепачкалась.

Со вздохом она опустилась на один из стульев. В уголках глаз выступили слезы. Она устала, замерзла и чувствовала себя очень одинокой. Она скучала по Колтон-Хаусу, по Бекки и сильнее всего — по Гаррету. Как же она по нему истосковалась! Как трудно ей было сидеть тут, вместо того чтобы вскочить, сорваться с места, бегом добежать до Йоркшира и броситься ему на шею!

Внезапно что-то привлекло ее внимание. Что-то, белевшее среди углей в камине.

Кейт бросилась к очагу, упала перед ним на колени и принялась разгребать золу и угли, пачкая руки. И вот она нащупала ее — обугленную пачку бумаг. Под почерневшим краем она прочла приветствие:

«Моя дорогая Жоэль, любовь моя».

— О Боже! — пробормотала Кейт. Слезы ликования побежали по щекам — почерк Уилли она узнала бы где угодно.


Из-за недоработки инженеров часть скалы в Грандфилде, ослабленная работами по добыче гранита и лишенная необходимых опор, обвалилась. Несколько человек погребло под завалом. Прошло полных два дня, прежде чем завал разобрали. Невероятно, но несколько человек выжили. Пятерых работников они потеряли. Гаррет посетил каждую семью и лично выразил им соболезнования. Теперь, спустя целых пять дней, он возвращался в Колтон-Хаус. Он чувствовал себя старым, серьезным и думал лишь о том, что скоро увидит Кейт. Обнимет ее. Ощутит прикосновение ее рук, услышит ее голос. Она успокоит и поддержит его.

Каждый день своего отсутствия он тосковал по Кейт, и эта тоска не только занимала его разум, но и сковывала тело. У его было тяжело на сердце, его мышцы стали напряженными, а руки и ноги словно цепенели. Он забыл, как улыбаться. Кейт нужна ему.

Однако после того как он отвел на конюшню свою лошадь, у дверей дома его встретила не Кейт. Там его ждали тетя Бертрис и Жоэль, которая тут же бросилась ему на шею. Живот ее заметно вырос за прошедшее время. Гаррет аккуратно отстранил ее, прилагая усилия к тому, чтобы не стиснуть зубы.

— Я так соскучилась по тебе, Гаррет, — прошептала она с сияющими глазами.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

Она нежно улыбнулась:

— Все хорошо. Тетя Бертрис была ко мне очень добра. Мы все дни проводили вместе.

«Тетя Бертрис»? Кажется, они и впрямь очень подружились. Гаррет нахмурился и посмотрел поверх плеча Жоэль на тетю Бертрис. Та только пожала плечами. В глазах ее горел огонек.

— Прости меня, — он отступил еще на шаг, — но я грязный с дороги и…

— Ну конечно, — тепло ответила Жоэль. — Пожалуйста, иди освежись. Я велела приготовить тебе ванну.

Гаррет замер.

— Правда?

Жоэль кивнула:

— Да. Не сочти за дерзость, Гаррет, но я подумала, что ты будешь уставшим после поездки.

— Да. — Ему было неловко. Не по себе. Он посмотрел на лестницу. Единственное, чего ему хотелось, — это пойти к Кейт. Господи, как же он по ней соскучился! — Спасибо, Жоэль. — Он вымучил улыбку. — Теперь я пойду. Мы увидимся за ужином?

— Конечно. Я заказала на ужин фазана. Тетя Бертрис сказала, это твое любимое блюдо.

Стиснув зубы, он поднялся по лестнице и прошел по коридору. От предвкушения горело лицо, кровь побежала по венам быстрее.

Он постучался к Кейт и, не услышав ответа, повернул дверную ручку. Он прекрасно знал, что войти в комнату к даме без приглашения — это грубейшее нарушение приличий, но он также знал, что Кейт заботится о приличиях столько же, сколько он сам, то есть ни капельки.

Дверь распахнулась. Кремовая комната была, как обычно, безукоризненно чиста — и пуста. И выглядела так, как будто там уже несколько дней никто не жил.

Гаррет постоял в пустой комнате и прошел к двери в смежную спальню Ребекки. Постучал.

— Кто там? — спросила Ребекка из глубины комнаты хриплым голосом.

У Гаррета напряглись плечи.

— Твой брат.

Он услышал драматичный вздох.

— Входи.

Гаррет вошел в комнату сестры и обнаружил, что она до сих пор в постели.

— Я тебя разбудил?

— Нет, я не сплю.

— А что ты делаешь?

Еще один вздох.

— Наверное, хандрю. — Она устало села на краю кровати. — Добро пожаловать домой, Гаррет.

Он нахмурился:

— А где Кейт?

— Ох, Гаррет…

От ее тона что-то сжалось у него в животе.

— Что?

— Ее нет. Ты разве не знал?

Кровь вскипела в его венах.

— Нет? Что ты имеешь в виду? — Он шагнул к сестре. — Что ты такое говоришь?

Ребекка прижала к груди сломанную руку.

— Тебе что, все равно?

— Конечно, нет!

— Тогда почему ты не знаешь, что она уехала? Ее нет уже несколько дней!

Это известие потрясло его. С тем же успехом она могла ударить его под дых. Здоровой рукой.

— Что?!

Ребекка с трудом встала. Он, ошарашенный, даже не подумал помочь ей. Она заговорила неестественно высоким голосом:

— Ты думаешь только о своей красавице Жоэль и бастарде, которого она носит. Тебя нисколько не волнует, что мать Кейт уже, может быть, убила ее… той чертовой кочергой!

Гаррет ошарашенно смотрел на сестру. Та подошла к нему и ткнула его пальцем в грудь:

— Это ты во всем виноват!

— Ребекка, я не понимаю, о чем ты говоришь. Ты же знаешь, что меня позвали по срочному делу. — Он провел рукой по волосам. — Случилось несчастье…

— А ты не подумал с ней попрощаться? Сказать, куда едешь? Заверить ее, что бельгийка для тебя ничего не значит и место Кейт в твоем сердце не тронуто? — Ребекка фыркнула. — Нет, конечно, нет. После приезда Жоэль ты с ней так и не поговорил, верно? Ты избегал ее, ты, жестокий эгоист!

Он покачал головой, все еще не понимая:

— Когда она уехала? Почему?

Ребекка заморгала.

— Этого она не сказала, но я, по-моему, и так знаю. Потому что тетя Бертрис сказала ей, что ты женишься на Жоэль. — Ребекка с отвращением отвернулась. — А ты даже не любишь ее. Я точно знаю, что не любишь.

— Ребекка…

— Ты любишь Кейт.

«Ты любишь Кейт».

Ребекка прошла к своему письменному столу, открыла ящик и вытащила листок бумаги. Прошла обратно через всю комнату, протянула письмо ему:

— Читай.

Она наблюдала за тем, как он развернул письмо и принялся читать. Биение сердца отдавалось в ушах.

«Дражайшая Бекки!

Ты самая лучшая подруга, какая у меня была в жизни. Больше всего на свете мне не хочется с тобой расставаться. Спасибо за все, что ты сделала для меня. Надеюсь, когда-нибудь ты простишь меня за то, что я уезжаю не попрощавшись. Но пойми меня, я ужасная трусиха, и мне совсем не хочется тебя будить.