— Она умерла от чахотки вскоре после него. Ребекке только-только исполнилось шесть. Тетя Бертрис взяла на себя заботу о ней.

— А где были вы?

— Я почти не бывал дома, все это происходило не на моих глазах.

Его передернуло. Господи, сколько же всего ему нужно наверстать! В те дни он был молод, влюблен и одержим своей военной карьерой. Он ненавидел все, что касалось Колтон-Хауса и его отца. Он никак не участвовал в воспитании сестры.

— Я был слишком занят войной… и Софи, — признался он, охваченный сожалением.

Он искоса посмотрел на Кейт. Она сглотнула, но ничего сказала и не взглянула на него. После долгой паузы она дернула рукой:

— Кажется, ваш отец не все промотал.

— Да. Пожалуй, проживи он дольше, он бы преуспел на этом поприще, а так… Обжорство и чрезмерные возлияния сделали свое дело, и он умер довольно рано.

Она покачала головой:

— Значит, на вас лежала ответственность восстановить доброе имя и состояние.

— Не очень долго. Пока я жил на континенте, этим занимался Тристан.

— Похоже, он хорошо справлялся.

— Да.

— А теперь это вновь ваша обязанность, — пробормотала она. — Вы этого желаете?

Он огляделся. Позади — царственные греческие колонны Колтон-Хауса, беседка сверкает белизной в лучах полуденного солнца. В свои двадцать с небольшим он был горяч и импульсивен. С тех пор он изменился. Он ощутил любовь к своей земле сильнейшую связь с семьей. Здесь он родился. Это его дом.

— Мой предок выстроил этот дом. Когда я умру, он перейдет к Тристану, потом — к его сыну. Я оставлю его наследие, как гордость Джеймсов.

— Правильно, Джеймс ведь ваша фамилия, — задумчиво проговорила она. — А Уилли называл вас Лонгмайром.

— Он лгал.

— Значит, вы собираетесь все оставить двоюродному брату?

— Да. — Гаррета, по правде сказать, удивляли ее вопросы.

Ее рука на его предплечье расслабилась — кажется, она понемногу приходила в себя. Он не желал спугнуть Кейт, даже если ее вопросы временами причиняли ему боль.

— Разве вы не хотите иметь наследника? Своего собственного сына?

Ее вопрос поразил его. Он долго не отвечал, разбираясь в своих мыслях. Он много лет не думал об этом.

— В Бельгии мне не хватало денег, чтобы жениться, не говоря уже о том, чтобы родить сына. А до того… — Пришлось приложить усилие, чтобы вспомнить годы до Ватерлоо. — Будучи самоуверенным юнцом, я твердо считал, что Софи нарожает мне кучу сыновей. Однако, поженившись, мы пришли к выводу, что она бесплодна.

— Но у вас же есть дочь.

— Да, мы зачали ее незадолго до Ватерлоо. Благословение Господне. — Он помолчал. — Жаль, что первые семь лет ее жизни прошли без меня.

— Это долго. Печально прожить столько времени, не зная, что у тебя есть ребенок.

— Да.

— Значит, вы давно смирились с тем, что сыновей у вас не будет?

Он посмотрел на нее:

— Да, наверное, так.

Кейт вздохнула:

— Я тоже с этим смирилась.

— Что вы имеете в виду?

— Что у меня не будет сыновей и вообще детей.

— Разве ты не хочешь стать матерью?

Из нее бы вышла прекрасная мать. Она рождена, чтобы быть матерью.

— Нет. — Ее лицо застыло. — Жизнь ребенка очень трудна, полна болезней, страдания и неопределенности.

— Так быть не должно. Это не так.

— Вы так говорите, потому что ваше детство прошло здесь. — Она махнула рукой в сторону дома.

— Социальное положение не имеет значения. Детство — самая беззаботная пора в жизни любого человека.

— Согласна, у меня было много счастливых моментов, когда я росла в Дебюсси-Мэноре. Но когда родился Реджи… — она беспомощно развела руками. — Видите ли, я постоянно стараюсь облегчить ему жизнь, у меня не получается, и у меня от этого сердце разрывается. Я люблю его, я вообще детей люблю. — Она задумчиво улыбнулась. — Когда-то я мечтала быть гувернанткой в большой семье.

Он подумал, что это идеальное место для нее.

Кейт продолжала:

— Наверное, если бы я верила, что когда-то в моей жизни наступит стабильность, я бы мечтала о дюжине детишек. Но, понимаете ли, я не верю, что моя жизнь когда-нибудь станет стабильной.

Гаррет открыл было рот, чтобы сказать, что она может с кем угодно построить стабильную жизнь, потому что любой мужчина счастлив будет нарожать с этой женщиной детей. Но слова застряли у него в горле. Он лишил Кейт невинности, она принадлежит ему, и он убьет любого, кто к ней прикоснется, не говоря уже о женитьбе.

Она — его.

— Что-то не так? — Кейт нахмурилась, глядя на него.

— Ничего.

— Нет. — Она побарабанила пальцами по его предплечью. — Ваша рука только что сделалась твердой, как грант. — Тут ее глаза расширились от ужаса. — Господи, неужели вы подумали, что я от вас жду этой стабильности?! Нет, я совсем не это имела в виду…

— Я знаю. — Гаррет вздохнул. — Просто мне не нравится, что ты говоришь такие вещи.

— Вы про то, что у меня никогда не будет детей? — удивилась Кейт.

— Да, — выпалил он.

Она молча шла рядом с ним. На лице ее снова возникло это непроницаемое выражение, которое он так ненавидел. Казалось, она обдумывает его слова. Он должен рассказать ей о своих чувствах, рассказать, как сильно ее хочет, как она нужна ему рядом.

Однако холодный взгляд ее темных глаз останавливал его. Его мучил страх, что она откажет ему, перечислит сто причин не быть с ним. И его семья ее поддержит.

Надо по кирпичику возвести мост между ними, а не заставлять ее прыгать через пропасть. Господи Боже, на указе о его разводе еще не просохли чернила! Не прошло и двух недель с того дня, когда он убил ее брата. Умом он прекрасно понимал, почему им пока нельзя быть вместе. Однако его сердце и тело жаждали ее прямо сейчас.

Он провел рукой по отвороту сюртука, пытаясь совладать с собой, и под рукой зашуршало письмо, которое она написала ему.

— Я пришел тебя поблагодарить.

— За что? — Кейт посмотрела на него озадаченно.

— За твое письмо.

— Какое письмо?

Он вытащил листок из кармана жилета и протянул ей:

— То, что ты прислала мне из Кенилуорта.

Румянец окрасил ее щеки.

— Ах это…

— Это был поступок смелого, преданного человека.

Она застыла.

— Пожалуйста, не надо иронизировать. Не называйте меня преданной.

Он нахмурился. Ее реакция смутила его: он ведь никогда в жизни не встречал более преданного человека. А потом его осенило: ну конечно, ей кажется, что то, что она сделала из верности ему и Ребекке, было предательством по отношению к ее собственной семье.

Он остановился, вынуждая остановиться и ее.

— Кейт.

Она взглянула на него блестящими карими глазами, и он понял, что она в точности знает все, что он собирается сказать.

— Мне не следовало идти с вами.

— Ну конечно же, следовало.

— Нет, это… это опасно. — Она попыталась отстраниться, но он не пустил ее. Он не мог позволить ей уйти прямо сейчас. Он увидел намек на потепление в отношениях, тень той Кейт, по которой он так тосковал в последние дни.

— Побудь со мной еще, хоть немного.

На лице ее отразилась внутренняя боль, и он понял, что мучает ее. В ее мозгу сейчас проносятся сотни причин, почему им нельзя быть вместе.

Но он не мог с собой совладать. Не мог ее отпустить, и все.

Надолго воцарилось напряженное молчание. В конце концов, ее плечи расслабились и она сдалась.

— Я ни в чем не могу тебе отказать, — прошептала Кейт. — Я хочу, знаю, что должна, но все равно не могу.

Они снова пошли по дорожке в молчании, правда, теперь шли медленнее.

Они дошли до конца дорожки и ступили на мост через речку, отмечавшую границу геометрических садов. На землях, лежавших за рекой, Браун создал более естественный ландшафт: покатые холмы, поросшие травой, с редкими деревьями и лес на границе. Далеко впереди сияла белоснежная беседка в римском стиле, одна из трех, выстроенная на опушке леса.

На мосту Кейт отняла у него руку и, опершись на перила, посмотрела на воду.

— Тут так красиво, — пробормотала она. — Это место напоминает мне Дебюсси-Мэнор — то, каким он был до смерти леди Дебюсси.

Она говорила о доме с такой любовью, что у него сжалось сердце.

— Скучаешь по Дебюсси-Мэнору?

Она глубоко вздохнула:

— В некотором смысле. — Она снова прикусила нижнюю губу, и Гаррет подавил желание развязать галстук, который внезапно стал слишком тугим. — Я беспокоюсь о маме.

— Правда? — удивился он. Он скорее ожидал, что Кейт больше видеть ее не захочет — после того, как та с ней обошлась.

Кейт провела кончиками пальцев, затянутых в перчатки, по мрамору, собирая росинки.

— Она ведь не собиралась в самом деле бить меня той кочергой. Это была первая реакция отрицания и злости. Понимаешь, Уилли составлял весь смысл ее жизни, она любила его безмерно, так гордилась им.

— Она понятия не имела, как низко он пал.

— Да, вы правы. Даже если бы ей представили все доказательства, она ни за что не поверила бы.

Кейт посмотрела на него: в глазах ее отражалась боль ребенка, отвергнутого собственной матерью.

— Прости, Кейт. — Он мог бы повторять эти слова до конца жизни, и все равно этого было бы недостаточно.

— Вы бы видели маму, когда Уилли вернулся после стольких лет отсутствия. Она никогда не была счастливее, чем тогда.

— Она заблуждалась. Ей следовало бы больше любить тебя.

Гаррет хотел бы произнести эти слова помягче, но получилось твердо и категорично.

— Нет. — Кейт перевела взгляд на свои руки. — Я была ей не очень хорошей дочерью. Она так страстно хотела, чтобы я стала леди, а у меня… не получилось.