— Тетя Бертрис… Ты знал, что она здесь, Гаррет?

— Нет, не знал, — тихо ответил Гаррет.

Это блистательное, вселяющее благоговейный ужас место нисколько не походило на уютный дом, к которому привыкла Кейт. Внутренний голос кричал: «Мне здесь не место! Я хочу домой!» Но Кейт расправила плечи и подняла голову, ожидая остальных и сдерживая дрожь волнения в руках и ногах. Она не вправе поставить Бекки и Гаррета в неловкое положение после всего, что они для нее сделали. Реджи взял ее за руку, Гаррет встал рядом с Реджи, а Бекки — с другой стороны от Кейт. Она взяла Кейт за руку здоровой рукой и прошептала:

— Не волнуйся, Кейт. Тетя Бертрис сурова и достаточно прямолинейна, но под твердым панцирем она мягкая, как воск.

Вчетвером они поднимались по ступеням. Внезапно Кейт наполнило ощущение собственной силы. Сейчас, когда рядом с ней были Реджи, Бекки и Гаррет, она чувствовала себя непобедимой.

Все дело в близости Гаррета. Он будто склеивал в единое целое чувство самоуважения Кейт, прежде разбитое в дребезги.

Бекки крепче сжала ее руку, когда они преодолевали последние ступени, и Кейт покосилась на нее. Бекки тщательно изобразила невозмутимое выражение лица, глядя в глаза тете Бертрис.

Та смерила Кейт и Реджи проницательным взглядом и обратилась к Бекки:

— Ребекка! — Тетя Бертрис простерла к ней руки, но увидев, что у Бекки рука на перевязи, передумала с объятиями и рукопожатиями. — Слава Богу, ты вернулась домой!

Бекки разрыдалась.


Гаррет сидел в гостиной рядом с Ребеккой и смотрел на блестящую круглую лысину доктора Барнарда, который осматривал руку Ребекки. Доктор срезал рукав Бекки, и поруганный голубой шелк свисал с ее плеча. Доктор Барнард посмотрел ей в глаза. Его кустистые брови сошлись на переносице, крючковатый нос покрылся морщинками.

— Как вы оцениваете боль, миледи?

— Это худшее, что я испытывала в жизни, — бесцветным тоном сообщила Ребекка.

— Понимаю — Доктор Барнард повернулся к Гаррету. В уголках его рта залегли глубокие морщины. — Ваша светлость, перелом очень серьезный. Нужно поставить кость на место, дождаться, пока спадет отек, и только потом накладывать шину. Руку нельзя будет трогать несколько недель. И я сомневаюсь, что даже после этого полный объем движений восстановится. Более того, — он перевел взгляд с Гаррета на Ребекку и обратно, — рука будет выглядеть изуродованной.

Эту новость Ребекка восприняла стоически. Тетя Бертрис громко вздохнула за спиной у Гаррета. Кейт, которая, уложив Реджинальда спать в кремовой комнате, присоединилась к ним, теперь сидела и заламывала руки.

«По крайней мере, мы все живы». Эту мантру Гаррет неоднократно повторял на протяжении многих лет. В первый раз — когда отец высек его маленького за то, что он расшибся и испачкал одежду кровью. Гаррет упал и, ударившись головой о камень, потерял сознание. Открыв глаза, он увидел, что над ним рыдает шестилетний Тристан, который решил, что кузен разбился насмерть. Позже, с каждым ударом розги, которым «награждал» его отец, он повторял про себя: «По крайней мере, я жив».

Даже в те дни после Ватерлоо, полные боли и тумана, Гаррет не помнил ничего — кроме этих слов. «Я не помню, кто я такой, — шептал он себе, глядя на чужеземцев, ухаживавших за ним во время болезни, — но, по крайней мере, я жив».

Они все могли сегодня погибнуть. Чудо, что никто больше не пострадал.

Гаррет встал и подошел к окну, отодвинул тяжелую штору в зелено-голубую полоску с золотистой бахромой и посмотрел на газон, простиравшийся от дома вдоль изгибающейся подъездной дорожки до главной дороги. Трава казалась серебристой от изморози. Все выглядело так мирно, так спокойно. Нет движения, нет зла. Нет змей. Они дома, они в безопасности.

Удовлетворенный, он опустил штору и повернулся к людям, которые затаив дыхание ждали его ответа.

— Доктор, сделайте все возможное.

Ребекка закрыла глаза.

— Мне понадобится сильный человек, а может, и двое, чтобы держать ее.

Гаррет кивнул и подал знак лакею, стоявшему у дверей. Его ливрея удивительно сливалась с обоями в зелено-голубую полоску. Лакей тут же выскользнул из комнаты.

Доктор Барнард выразительно посмотрел на Кейт и тетю Бертрис. Тетя Бертрис ответила ему рассерженным взглядом. Кейт смотрела в пол и выглядела очень напуганной. В груди у Гаррета что-то сжалось.

Доктор Барнард откашлялся.

— Возможно, слабонервным особам следует покинуть комнату, пока мы не закончим.

Тетя Бертрис в первый раз подала голос.

— Я определенно останусь, — фыркнула она. — Более того, я никому не позволю подозревать меня в слабонервности.

Доктор склонил голову набок.

— Ну конечно, миледи. Я бы и помыслить о таком не мог. Но прошу вас, имейте в виду…

— Я буду кричать, — ровным голосом вставила Ребекка, не открывая глаз. — Очень громко. Я уверена.

По сути дела, она уже выглядела так, словно едва удерживалась от крика. Губы она сжимала так сильно, что они побелели.

— Думаю, от твоих криков я в обморок не упаду, Ребекка, — сказала тетя Бертрис. — Полагаю, единственное, что способно довести меня до потери чувств, — это известие, что ты сбежала среди ночи с… — Она покосилась на Кейт, которую ей представили ранее, но ничего больше не сказала. Кейт продолжала смотреть в пол.

— Я была глупой девчонкой, — сквозь зубы проговорила Ребекка. — Поверь мне, тетя, я больше никогда не сбегу, ни днем, ни ночью. Никогда.

— Тогда я до конца жизни могу не бояться обмороков. — Сухо ответила тетя Бертрис.

Доктор Барнард взглянул на Кейт:

— Мисс?

Кейт закусила губу, и Гаррет отвернулся: самые развратные образы наводнили его сознание. Она кусала губы, когда волновалась или нервничала. Эта привычка твердо ассоциировалась у него с ней. С ее прикосновениями. Ее поцелуями. Ее телом.

Боже, он никогда в жизни никого не желал так сильно. Он и раньше испытывал вожделение к некоторым женщинам — к Софи, которая даровала ему успокоение, к Жоэль, бельгийской любовнице, с которой обретал разрядку. Но Кейт… Она не походила ни на одну из них. Все в ней притягивало его как магнит.

— Можно мне остаться?

Гаррет отбросил эти мысли. Он не должен думать о Кейт так. То, что произошло между ними, каким бы сладостным и честным оно ни было, уже закончилось. Так должно быть. Черт подери, он убил ее брата!

— Пожалуйста, — прошептала Ребекка, — доктор, пожалуйста, разрешите ей остаться со мной!

Доктор Барнард вздохнул:

— Хорошо.

Стук в дверь возвестил о прибытии двух дюжих конюхов.

Доктор уложил Ребекку на обитую малиновым бархатом кушетку и попросил вытянуть руку.

— Вам что-нибудь еще нужно, доктор? — спросила тетя Бертрис.

Доктор покачал головой, закатывая рукава:

— Нет, мэм. — Он размял пальцы — суставы щелкнули — и продемонстрировал им крупные, с длинными пальцами, кисти. — Все, что нужно, у меня уже есть.

Кейт подошла к Бекки и взяла ее за здоровую руку. Ребекка едва заметно улыбнулась ей.

Доктор Барнард велел одному из конюхов стать в изголовье кушетки и держать Ребекку за плечо, а другого поставил в изножье. Гаррет и тетя Бертрис встали рядом с Ребеккой, но та смотрела только на Кейт.

Доктор очень аккуратно взял в руки локоть Ребекки, а затем молниеносно — никто даже среагировать не успел — провернул кости.

Ребекка, как обещала, громко завопила, изогнулась дугой, била ногами. Едва оглушительный вопль начал стихать, доктор снова повернул руку. — Нет! — кричала Ребекка. — Нет, нет, нет!!!

Она мотала головой из стороны в сторону, а доктор, игнорируя ее вопли, мольбы и рыдания, еще раз вправил кости на место. Кейт бормотала что-то утешительное, Ребекка цеплялась за ее руку, как утопающий — за соломинку.

— Тс-с, — ворковала Кейт. — Потерпи еще, осталось совсем чуть-чуть, правда, доктор?

— Правда, — нетерпеливо отвечал доктор Барнард.

— Пожалуйста, хватит, — стонала Ребекка.

Доктор сосредоточенно потягивал, проворачивал и подталкивал кости, пока не удовлетворился результатом. Потом, жестом показав конюхам, чтобы они не отпускали ее, он надел на Ребекку перевязь, подготовленную миссис Смит.

— Вот и все, можете ее отпустить, — объявил он, в конце концов.

Ребекка в мгновение ока свернулась дрожащим калачиком. Кейт обошла кушетку, встала на колени рядом с Бекки и убрала пряди волос с мокрых щек Бекки. Тетя Бертрис сложила руки на груди и обвела всех хмурым взглядом.

Доктор отвел Гаррета в сторону.

— Я вправил перелом, насколько мог, ваша светлость, и я буду каждый день приходить и проверять его, однако я опасаюсь за ее свободу движений в будущем. И ее локоть…

— Я не намерен обсуждать с вами страхи, — отрезал Гаррет. — Будем решать проблемы по мере их появления.

Что можно сделать, чтобы рука зажила как можно скорее и лучше?

— Полная неподвижность. Сначала должен срастись перелом. — Доктор оглянулся на рыдающую Ребекку. — Ее будут мучить сильные боли, ваша светлость. Я дам вам успокоительное для нее.

Гаррет посмотрел на Кейт, которая продолжала что-то нашептывать Ребекке. Ее утешения возымели действие, потому что рыдания Ребекки перешли во всхлипы. Кейт умела утешать. Гаррет вспомнил о ее братишке, которому с трудом давался каждый вздох. Сперва Гаррет удивлялся: почему Кейт говорит, что нужна Реджинальду? Теперь он понял. Без ее ласковых прикосновений и успокаивающего голоса мальчик просто не выжил бы.

Кейт, почувствовав его взгляд, посмотрела на него. Он быстро отвернулся — но не настолько быстро, чтобы не заметить румянец, вспыхнувший у нее на щеках.

Интересно, можно ли чем-то помочь мальчику? Гаррет посмотрел на доктора Барнарда оценивающим взглядом: