— Не хочу Героя. Я хочу Кельвина.

— Он у тебя есть.

Она качает головой:

— Я не смогу быть с двумя разными людьми. Это почти убило меня в первый раз, — она смотрит на свои руки, а я встаю с кровати. — Нью-Роун никогда не был твоей проблемой, — произносит она. Между её бровей пролегает складка. — То, что с тобой сделали твои родители, несправедливо, — её глаза снова ищут мои. — Они скинули мир на твои плечи и оставили его там после своей смерти. Никто не помогал тебе его нести. Мне жаль, что у тебя украли детство точно так же, как и у меня.

— Мне хотелось бы верить, что я делал это для них, однако всё не так, — произношу я. — Но из этого можно извлечь выгоду. Это укоренилось во мне.

— Что это?

— Всё это. Инстинкт убивать. Желание защищать невинных людей. Я делаю это не только потому, что обещал своим родителям. Это в моей крови.

— Ты вводишь это в свою кровь при помощи шприца. Ничего из этого не является твоей ответственностью. Ты можешь быть счастлив без этого. И заслуживаешь этого.

— О чём ты говоришь?

— Прекрати делать инъекции… Нью-Роун не твоё бремя, — её руки сплетены на груди. — Выбери меня, а не город. Выбери нас. Выбери себя.

— Я жил так большую половину своей жизни. И не знаю, как жить без этого.

— Ты просто Кельвин, — произносит она. — Я могу любить тебя только такого.

Я сглатываю и пытаюсь подобрать слова.

— Уже остановился.

— Что?

— Не могу стать человеком, которого ты заслуживаешь, будучи Героем. Но хочу быть лучшим для тебя. Поэтому решил остановиться несколько недель назад и приехать к тебе.

Она пытается улыбнуться, но её нос морщится так, словно она пытается сдержать слёзы.

— А что с Нью-Роуном?

— Он выживет без меня. Это было нелегко, но я уменьшал дозы «К-36» с каждой неделей и полностью прекратил патрулировать.

— О, Кельвин. Что говорит Норман?

Я пытаюсь выдержать её взгляд, но не могу. Мне приходится отвернуться.

— Он пытался сказать мне, что я не должен быть таким. Говорил, что если бы мои родители были живы, то они бы не позволили мне зайти так далеко. И был прав, — я делаю паузу, чтобы вдохнуть. — Вы оба были правы. Мои родители… Я никогда не сомневался в вещах, которые они от меня ожидали. И только сейчас начинаю видеть опасность того, что они создали, и как играли с человеческой жизнью. Но Норман всегда знал.

— В чём дело? — спрашивает она, когда я замолкаю.

— Норман скончался.

— Кельвин, — шепчет она.

— Не думаю, что он видел меня прежним после твоего отъезда из поместья. Ему было тяжело на это смотреть. Он не бросил меня, а вместо этого умер.

Кейтлин прижимается к моей спине и обвивает меня своими руками.

— Нужно прекратить винить себя за всё, — тихо произносит она. — Норман любил тебя. И я простила. Он видит, что ты пытаешься быть лучше, и тоже тебя прощает.

— Ты всё ещё веришь, — произношу я. — Даже когда потеряла так много.

Она потирает мой живот ладонями.

— Может быть, я была тебе послана. Возможно, это всё был Божий замысел.

Её слова посылают мурашки по моей коже. Я продукт науки, в моём мире нет места религии. Но если Бог существует, то он не позволит мне и близко подойти к драгоценным вратам. Но Кейтлин всё ещё здесь и думает, что я могу быть прощён. Накрываю её руки и обнимаю себя ими ещё крепче.

— Ты спасаешь меня, — мурлычу я, качая головой. — Это несёт в себе столько грёбаного смысла. Не считая тебя, в этом мире нет человека, который мог бы спасти меня.

Она дёргается и всхлипывает.

— Я была одинока всю свою жизнь, — шепчет она.

— Я был здесь.

— Но не так, как сейчас. Скажи мне, что не уйдёшь. Я хочу любить тебя, Кельвин. Могу ли я делать это? Ты позволишь мне? Больше не хочу жить в одиночестве.

Я так хочу, чтобы она сказала, что не может жить без меня и я единственный, кого она когда-либо хотела. Но возьму лишь то, что могу взять, а нежелание быть одиноким — это возможность кого-то любить. Хоть и люблю я её не так. Моё существование зависит от неё так же, как и мой следующий вдох. Я люблю её как нечто, необходимое для меня, как что-то, без чего не смогу жить.

Я разворачиваюсь в её объятиях и крепко прижимаю к себе, словно она изгоняет то, что живёт во мне. Не знаю, это слёзы горя или счастья, но я покорно смахиваю их.

Мои пальцы погружаются в её волосы так глубоко, насколько позволяют её запутавшиеся пряди.

— Ты не одинока, — мурлычу я. — Теперь я здесь.

Кейтлин пытается отодвинуться, но без особого сопротивления мне удаётся вновь крепко прижать её к себе. Она смотрит на мою грудь.

— С чего нам вообще стоит начать, Кельвин?

Я жду, когда её глубокие серо-голубые глаза посмотрят на меня так, словно всегда меня искали.

И улыбаюсь:

— Давай начнём с завтрака.

КОНЕЦ.