— Останься, но только если сама хочешь этого, — произношу я. — Потому что я хочу этого.
Я разрываю наш зрительный контакт, чтобы снять свой свитер и отдать ей. Жду, пока она поймёт мой намёк и наденет его. Молча обнимаю её.
— Идём.
В этот час воздух на улице прохладный. Я веду её к лабиринту из розовых кустов в сад, и нашу дорогу освещает только луна.
— Мои родители купили эту землю ещё до моего рождения. Отец помог отстроить дом. Мама занялась интерьером и садом. Розы были её любимыми цветами. Даже когда они переехали в Фендейл, то продолжали ухаживать за домом, потому что были уверены, что в один прекрасный день вернутся сюда. После их смерти я унаследовал достаточно денег, чтобы начать собственный бизнес. И выбрал телевидение, потому что это могло дать мне некий контроль из-за моего персонажа. Я знал, что будет необходимо поддерживать обе личности. Мне не нужно всё это, — говорю я, разворачиваясь к дому, — но это даёт мне уединение и безопасность, которые действительно необходимы.
— Ты скучаешь по своим родителям? — спрашивает она.
— Да. Я хотел бы, чтобы они увидели, что их создание увидело жизнь.
— Как думаешь, они гордились бы тобой?
— Не знаю. Оглядываясь на свой путь, я думаю, что где-то потерял тот смысл, который они в это вкладывали.
— Что они хотели?
— Сделать мир лучше, начав с города, который любили. Не знаю, кем я должен был стать. Ответом, полагаю. За смерть моей бабушки, и пока мир не станет лучше.
— Как это, быть героем?
Я смотрю на неё сверху.
— Не знаю. Не думаю о себе таким образом.
— Зачем ты делаешь это, Кельвин? На самом деле?
— Я не могу описать словами то, что чувствую, когда спасаю жизнь. Как не могу описать и ощущения, когда отнимаю её. Ничего не сравнится с такого рода силой. Первоначально я делал это для своих родителей, но потом уже не мог остановиться. Мне бы пришлось бросить миллионы людей. Но и… Ещё я заботился о городе. Это не единственная вещь, о которой я заботился.
Выражение её лица смягчается.
— Не единственная?
— Что ты хочешь услышать? — спрашиваю я. — Что я забочусь о тебе? Блядь, сегодня я убил ради тебя. И поставил всё на карту.
— Я не просила тебя делать этого. Никогда ничего из этого не просила.
— Нет, не просила. Но получила это. Я не могу объяснить, почему именно ты, и откуда во мне чувство, что ты моя. Если бы ты почувствовала зло, которое я видел в этих людях… — сглатываю сквозь стиснутые зубы, — ты бы поняла. Я хочу защитить тебя от этого, потому что из-за меня у тебя никого нет. И потому что…
— И что?
Я вздыхаю и качаю головой.
— Забудь.
Спустя несколько мгновений молчаливой прогулки она спрашивает:
— Какими они были, твои родители?
— Я рассказывал тебе. Необычайно умными и сердечными.
— Но какими ещё?
— Они никогда не останавливались ни перед чем. И ни перед кем.
Кейтлин прикусывает нижнюю губу:
— Не думаешь, что они, возможно, требовали слишком многого от шестнадцатилетнего парня?
— Нет, — отвечаю я. — Они преподнесли мне подарок.
— А что случится, если ты прекратишь?
— Прекращу что?
— Инъекции.
— Не знаю. Зачем мне это делать?
Она останавливается и разворачивается ко мне.
— Ты сказал, что таким тебя делает препарат К-36. Таким… Не знаю. Агрессивным. Жестоким.
— Они усиливают мои человеческие потребности. Но и всё плохое — любая тьма во мне — также становится хуже. Инъекции делают меня сильнее и способнее.
— Ты мог бы прекратить их, если бы захотел?
— Да, но у меня нет для этого причин.
Отпускаю её руку, Кейтлин смотрит вниз.
— Я ошибалась по поводу Героя? — спрашивает она.
— А что ты думала?
— Что он был хорошим. Он Герой потому, что не может быть кем-то ещё.
Она все ещё мой птенчик — хрупкий цветок в моих руках. Я злился на неё и многократно ломал её.
— Ты не ошибалась.
— А насчёт тебя я ошибаюсь, Кельвин?
— Нет.
— Как такое возможно? Как ты можешь быть двумя противоположными людьми? — она касается моего подбородка. — Из-за этого ты такой.
— Что?
— К-36. Это наркотик.
Я медленно моргаю, глядя на неё, и поднимаю брови.
— Наркотик?
— Это то, чем являются твои инъекции. Наркотиком. Ты ловишь кайф, как и любой другой наркоман.
— Они делают меня лучше, — шиплю я. — Без этого «наркотика» я ничто. Лишь преступник, как и они. Этот «наркотик» — то, что спасло тебя сегодня. Они должны делать меня сильным, чтобы я мог защитить тебя и то, что необходимо защищать.
— Хорошо, — отвечает она. — Я даже не знаю, почему так переживаю.
Она разворачивается, но я хватаю её руку и тащу назад.
— Мы не закончили. Не уходи от меня.
— Вот Кельвин, которого я знаю.
— Что это должно означать?
— Я не знаю того второго парня — ту версию тебя, которая держит меня за руку и говорит правду. Того, кто спасает мир. Но этот человек, — произносит она, глядя на мою руку, сжимающую её. — Тот, кого я знаю.
— Ты думаешь, что не знаешь меня, когда я надеваю маску? Это чушь, — моя хватка слабеет, и я делаю глубокий вдох. — Послушай, Кейтлин, правда несладкая. Она запутанная. Но это не меняет того, через что мы прошли. Однажды вечером ты сказала, — я делаю паузу, ступая на запрещённую территорию, — что любишь меня. Это было сказано всерьёз?
— Да, — не раздумывая отвечает она.
Что бы ни бежало по моим венам, я не узнаю это. Кажется, я улыбаюсь, но не уверен, оттого ли это, что ничто другое не делало меня счастливым уже очень долго время. Однако она добавляет:
— Но теперь это не так.
ГЛАВА 48.
Кейтлин.
Мышцы болят, пульсирующая голова находится в туманной дымке. Комната окутана мраком, но когда я открываю глаза, то понимаю, где нахожусь. Узнаю её, даже несмотря на то, что ничего не вижу. По звукам. Запахам. Но не думаю, что только это имеет значение, потому что если бы я даже была глухой, слепой и немой, то всё равно узнала бы эту комнату по ощущениям. Я опять нахожусь в поместье в своей кровати. Мысли заполняют мой мозг и сердце, и я засыпаю вновь.
Когда просыпаюсь в следующий раз, комната утопает в солнечном свете. Меня необъяснимо раздражает то, что никто не зашторил окно, поэтому сейчас на меня обрушивается реальность ситуации. Я с трудом поднимаюсь и спускаюсь на кухню в поисках еды.
Я не удивлена, что меня приветствуют аппетитные запахи, но для меня становится неожиданностью то, что Кельвин сидит во главе стола и читает газету.
— Какой сегодня день? — спрашиваю я, изучая его серую футболку и угольно-чёрные пижамные штаны в клетку.
Он поднимает взгляд:
— Пятница. Как ты себя чувствуешь?
Хватаю ломтик бекона и опускаюсь на своё обычное место на противоположной стороне стола.
— Разве ты не должен быть на работе? — спрашиваю я и продолжаю жевать.
— Я ждал, пока ты встанешь.
— Зачем? — бурчу я. — Я буду здесь, когда ты вернёшься домой.
— Беру небольшой отпуск.
Я заканчиваю с яйцами всмятку, лежащими на моей тарелке, и пытаюсь избежать его зелёных глаз, хотя они полностью сосредоточены на мне.
— Ты можешь… Ну… Сделать это? Или ты будешь… Заниматься делами Героя?
Он складывает газету и прижимает её рукой.
— Не переживай за меня. Просто сосредоточься на выздоровлении.
— Я не переживаю. Просто поддерживаю разговор.
— Принято к сведению. Ты ответишь на мой вопрос?
— Какой?
— Как ты себя чувствуешь? Ты спала в течение почти всего вчерашнего дня и половины сегодняшнего утра.
Пожимаю плечами.
— Немного напряжённой.
— Ты через многое прошла, — произносит он, откашливаясь. — Мы даже не говорили об этом. Мне жаль, что ты увидела то, что увидела.
— Ты вырвал сердце из груди человека.
— Тебя это пугает?
Я провожу вилкой по тарелке. Сарказм так и пляшет на моём языке. Хотя тот факт, что я хочу сказать ему правду, вызывает желание воткнуть вилку себе в бедро. Почему у меня не получается ненавидеть его, хотя я должна? Почему за всё, через что он провёл меня, я не застрелила его, когда у меня был шанс?
— Я боялась того, что они могли навредить тебе, — в итоге отвечаю я. — Там было большое количество людей. С ними всё в порядке?
Мы смотрим друг на друга через стол, и он произносит:
— Подойди сюда, — я качаю головой. — Дерзкая, как и всегда.
— Требовательный, как и всегда.
— Подойди сюда, Кейтлин.
Мне становится любопытно, а необъяснимая тяга к нему заставляет двигаться вперёд. Он отодвигает свой стул, и я сажусь к нему на колени таким образом, что наши глаза остаются на одном уровне. Кельвин проводит пальцем по ране на моей губе с неожиданной нежностью.
— Ты ранена.
Я закрываю глаза. Его запах окутывает меня, напоминая все те неприятности, которые могут случиться в тот момент, когда он находится рядом. Мышцы его бёдер тверды подо мной, а его руки источают нежность.
— Он прикасался к тебе?
Зловещая ухмылка Гая Фаулера возникает в моей голове.
— Нет.
Он пальцами сжимает мой подбородок, и я открываю глаза, чтобы встретить его пристальный взгляд. И почти не узнаю его нечеловечески низкий голос, когда он произносит:
— Я убил их ради тебя.
Качаю головой.
— Не ради меня.
Кельвин медленно моргает:
— Ради тебя. Я держал сердце Ривьеры в своих руках. Ты хочешь знать правду? Вот она: я наслаждался каждой минутой этого. Потому что являюсь монстром. А теперь ты боишься?
Не имеет смысла чувствовать к нему что-то, за исключением страха и ненависти. Возможно, я могла бы любить его, а может, и любила, но разве сейчас это можно продолжать делать? Мой мозг больше не может заполнять пробелы между тем мужчиной, которым он был, тем, который есть сейчас, и тем, кем я хочу, чтобы он стал.
"Герой" отзывы
Отзывы читателей о книге "Герой". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Герой" друзьям в соцсетях.