— Кейтлин, ради Бога, что случилось? — он смотрит на мужчину, стоящего позади меня. — Всё в порядке?

— Норман, пожалуйста, отведите меня наверх, — умоляю я. — Не говорите Кельвину.

Хотя я и так в полной заднице, потому что глубокий голос Кельвина, звучащий позади меня, вселяет страх в каждую частичку моего тела:

— Что происходит?

— Идемте, Кейтлин, — произносит Норман, отводя меня в сторону, ближе к лестнице.

— П-пожалуйста, Норман. Держите его подальше от меня.

— Успокойтесь.

Мы поднимаемся наверх. Его рука утешающе лежит на моих плечах, когда мы проходим через фойе. Я слышу крики и обвинения, но вкладываю всю свою энергию в то, чтобы подняться на третий этаж. Как только касаюсь щекой своей кровати, Кельвин входит в комнату, взглядом отпуская Нормана. Мне хочется крикнуть ему, чтобы он остался, но страх отнимает у меня способность говорить.

Кельвин хватает меня за локти и поднимает на ноги.

— Что произошло? — он слегка трясёт меня. От ужаса я едва ли могу говорить, поэтому лишь дрожу и хватаю ртом воздух. — Отвечай мне.

— Прости, — плачу я и чувствую дрожь в коленках. — Я не смогла сделать этого.

— Не смогла сделать что?

— Не смогла заняться с ним сексом. Я не могу, просто не могу сделать этого.

— О чём ты говоришь?

— Мне наплевать, что я должна тебе. Ты ублюдок! Накажи меня, если хочешь, отправь в подвал, сделай что угодно, но я не… Не хочу, чтобы ко мне прикасался кто-то, кроме тебя! — на комнату обрушивается полная тишина, которую нарушает только моё затруднённое дыхание. Мой рот остаётся открытым. — Я… Я не имела в виду…

— Думала, я хотел, чтобы ты занялась с ним сексом? — спрашивает Кельвин, впиваясь пальцами в мои руки.

Я пытаюсь освободиться от его хватки:

— Ненавижу тебя! Из всего, что ты со мной делал, нет ничего хуже, чем это! Как ты мог?

Он отпускает меня, и я падаю обратно на кровать.

— Кейтлин, я никогда… — он замолкает и падает передо мной на колени. Берёт меня за подбородок. — Я не знаю, как это произошло. Ты с другим… От этого мне… Это…

Вид Кельвина, который не может найти слов, стоя передо мной на коленях, — это то, что мой мозг никак не может осмыслить.

— Но ты сказал… И сказал, чтобы я не надевала бельё.

— Для меня. Единственное, что помогает мне пережить этот вечер, знание того, что между нами в момент, когда я возьму тебя, будет на одну вещь меньше. Я…

— Я не верю тебе, — произношу я, пытаясь выдернуть подбородок из его пальцев.

— Он думал, что ты проститутка.

— Почему он так думал?

— Наряд… — отвечает он. — Моё особое… Предпочтение.

— Проститутки? — шепчу я.

Он качает головой:

— Он заплатит. Я обещаю.

Я с дрожью выдыхаю. Мой мозг всё ещё в руинах и пытается собрать сам себя воедино.

— Ты не злишься? — спрашиваю я. — За то, что я отбивалась?

— Мне стоило смотреть внимательней.

Я не понимаю его ответа, но словно масло таю под ним. Он отпускает моё лицо и позволяет моим рукам обнять его за шею.

— Эй. Не переживай, — произносит он. — Я о тебе позабочусь.

— Это правда? — спрашиваю я.

— Да, — отвечает Кельвин. Он убирает мои руки от себя и встаёт, отодвигая одеяло. — Залезай и попробуй расслабиться. Я пришлю Розу и Нормана к тебе.

Я смотрю на него:

— Розу? И Нормана?

— Не переживай по поводу вечеринки. Я всех развлеку.

— Оу, я…

— Что?

— Ничего. Всё хорошо.

— Мне нужно возвращаться к гостям, но, если тебе что-нибудь понадобится, просто скажи им, — говорит он, выходя из комнаты. — Увидимся завтра.

Я смотрю, как он уходит, а потом залезаю под одеяло. Роза с Норманом вскоре заходят ко мне в комнату, пытаясь порадовать меня. Норман постоянно спрашивает, чего я хочу, но мне по-прежнему не по себе, чтобы ответить ему.

***

— Кельвин.

— Я здесь.

— Кельвин?

— Что такое, воробушек? Я здесь.

Его слова согревают меня, и я улыбаюсь. Когда открываю глаза, то вижу его белую рубашку в темноте на расстоянии вытянутой руки.

— Кельвин?

— Да, что? — шипит он.

— Что ты здесь делаешь?

Он вздыхает:

— Не знаю.

— Сколько времени?

— Поздно.

— Вечеринка закончилась?

— Несколько часов назад.

Я переворачиваюсь на спину, ощущая, как затекли конечности.

— Это было слишком. Я не была готова.

— Нет. Не была.

Веки угрожают вновь закрыться, но я стараюсь держать их открытыми.

— Ты делаешь хорошие вещи, ведь так, Кельвин?

— Хмм?

— Благотворительность. Это всего лишь притворство? Или тебе и правда не всё равно? Ты можешь быть очень жестоким.

Со стороны стула, на котором он сидит, доносится слабый скрип, когда Кельвин сдвигается.

— Я делаю это, потому что должен.

— Должен? — переспрашиваю я.

— Должен делать хорошие вещи.

— Не понимаю.

— Я обещал своим родителям, что сделаю мир лучше.

Поднимаю глаза вверх на белый балдахин, висящий надо мной.

— Оу.

— Ты думаешь, что я делаю твой мир хуже?

— Кажется, да.

— До этого ты говорила, что не хотела бы, чтобы к тебе прикасался кто-то, кроме меня.

— Это было ошибкой. Я не хочу, чтобы кто-то прикасался ко мне, включая тебя.

Из его груди вырывается глубокий, размеренный смех, потому что он видит мою ложь насквозь. С хрипотцой в голосе от произносит:

— Попытайся уснуть и отдохнуть.

Мои веки тяжелеют от желания уснуть, и я сворачиваюсь калачиком, лёжа на боку. Щека трётся о мягкую подушку.

— Я никогда не встречала кого-то, кто настолько не умеет заботиться, — бормочу я. — До тебя.

Меня окутывает сон, но я засыпаю лишь наполовину, когда слышу звук его голоса, но не понимаю, о чём он говорит. Кажется, я всего лишь на мгновение закрываю глаза, но, когда открываю их снова, Кельвина уже нет.

***

Отрываюсь от книги и поднимаю голову:

— Вы что-то сказали?

— Я спросил, как вы себя чувствуете? — повторяет Норман, подавляя смешок.

— Оу. Без изменений, — морщусь я, когда слова царапают моё горло.

— Как насчёт тарелки супа?

Улыбаюсь, показывая ему свою книгу:

— Может, чуть позже. Я на самом интересном месте.

Он качает головой:

— Вы многое пережили на прошлой неделе. Хотя бы раз воспользуйтесь моим советом и отдохните.

Я улыбаюсь его весёлому тону.

— Отдохну.

Пытаюсь дочитать, но мозг больше не воспринимает информацию. Мне до сих пор интересно, придёт сегодня Кельвин ночевать домой или нет. Я не видела его ни вчера, ни позавчера и ни разу с того вечера, когда он сидел возле моей кровати посреди ночи, даже если мне это и приснилось. Я сказала ему, что ненавидела его. Иногда я действительно его ненавижу, поэтому эти слова должны приносить мне удовлетворение, но не приносят.

Я чувствую, что моё горло распухает ещё сильнее, чем пятнадцать минут назад, и температура тела немного повышена. С какой бы болезнью я не слегла, она быстро развивается. Встаю, затягивая свой шёлковый халат на талии. Бреду на кухню, потому что меняю решение по поводу супа. Но когда приближаюсь к двери, то резко останавливаюсь.

— … не может вернуться домой в ближайшие дни, — произносит Норман. — Сегодня, скорее всего, будет то же самое.

— Так себя и в могилу недолго загнать, — отвечает шеф-повар Майкл. — Он почти не спит и уезжает после каждого звонка. Что будет с городом, если мы его потеряем?

— Он будет выживать, как и любой другой город в мире, — произносит Норман. — Но мы оба знаем, что Кельвин будет бороться до последнего вдоха.

— Давай надеяться, что до этого не дойдёт. Откроешь дверь, чтобы я мог вытащить мусор?

Слышу шарканье ног, а потом скрип открывающейся двери. Даже сквозь стену за моей спиной я чувствую свежий уличный воздух на своей коже. Пронзительный звонок доносится в одной из запертых комнат, страх от услышанного практически превращает меня в кучку костей. Норман бурчит какие-то ругательства, а я прижимаюсь к стене столовой, пока он бежит на звук, доносящийся из запертой комнаты.

Когда он исчезает за углом, я проскальзываю на кухню. Никого нет. Не имею ни малейшего понятия, что под собой подразумевает вынос мусора, но в данную минуту это не останавливает мои ноги от движения. Я направляюсь к двери, понимая, что она открыта. Сердце так бешено колотится в груди, что я едва ли замечаю холодок, пробегающий по ногам. Чувствую вкус свободы, свежий воздух, будущее, и это так оживляет. Не раздумывая больше ни мгновения, я решаюсь.


ГЛАВА 31.

Кейтлин.

Густая листва деревьев, приветствовавших меня в течение пары месяцев лишь через окно, наклоняется вперёд. Я не оглядываюсь назад. Не колеблюсь. Моё сердце стучит в такт ритму, с которым мои голые ноги ступают по подстриженному газону.

Если мне удастся добраться до леса, я буду свободна. Я до сих пор в Нью-Роуне, и если подозрения о моём местонахождении верны, то уже через пару миль доберусь до города. Уже на той стороне леса — машины, люди, Герой. Всё, что представляет надежду и жизнь. Лес кажется таким огромным, но в итоге я доберусь до него. Сейчас я свободна.

Продолжаю бежать и оказываюсь под покровом деревьев. Энергия и адреналин питают мои лёгкие и ноги. Лицо горит, вдохи короткие и быстрые, но по моим венам циркулирует не душный воздух поместья, а то, что толкает меня вперёд. Пояс на талии развязывается, и халат слетает с плеч. Я не останавливаюсь тогда, когда он падает на землю. Боюсь потратить даже секунду. Бегу, пока темп не переходит в рысцу, а потом и вовсе снижается до быстрого шага. Я замедляюсь, тяжёлые вдохи синхронны с равномерными шагами, а порезы на ступнях просто кричат о боли в моём теле. Солнце садится вскоре после того, как я ушла. Потираю руками голые предплечья, прижимая к себе ближе края ночной рубашки. Не знаю, как давно я ушла, но слова Кельвина не выходят из моей головы.