Эти слезы, чуть не первые, которые так горячо проливала Джен, нашли отклик в сердце ее брата и победили его робость в отношении высокомерной «мисс». Он видел теперь, что сестра не стыдится его, что он глубоко оскорбил ее своим, подозрением. Собрав последние силы, он снова повернулся к ней.

– Иоганночка, – тихо сказал он, и это старое любимое имя полуробко-полунежно сорвалось с его уст. – Не сердись на меня, дорогая! Все вышло хорошо; я спас тебя!

Он протянул руки – брат и сестра поцеловались в первый и последний раз.

Когда первые лучи утренней зари коснулись земли, молодого Фореста уже не было среди живых. Джен медленно выпустила из своих объятий холодное тело брата и взглянула в окно. В комнате еще царил серый полумрак рассвета, а над горами уже алел круг восходящего солнца. Может быть, и там, в горах, оно освещало бездыханный труп?

ГЛАВА XII

Ясная душистая осенняя ночь опустилась над горами. Ярко светила луна, обдавая таинственным светом широкую горную дорогу и темные, резко очерченные линии гор. Еще выше бесформенным пятном чернел лес, а легкий белый туман окутывал все вокруг прозрачной пеленой.

На спуске горы, у самого входа в ущелье, возле огромной одинокой ели, стоял Алисон. Он обогнал своего соперника и прошел безо всяких затруднений. К сожалению, очень часто преступление встречает меньше препятствий на своем пути, чем доброе дело, точно ему помогают демонические силы.

Мнение Аткинса о Генри вполне подтвердилось. Необузданная натура Алисона не знала удержу, как только выходила из рамок обыденной жизни. Хотя злоба к Фернову клокотала в нем с неослабевающей силой, однако молодой американец не потерял рассудка и все сделал для того, чтобы обеспечить себе лично полную безопасность. Всем было известно, что идти ночью в горы, где скрывались французские войска, было очень рискованно, и если бы утром нашли труп прусского офицера, то, конечно, объяснили бы это тем, что французская пуля сразила его. Подобного рода случаи часто встречаются во время войны! Немецкие часовые охраняли все выходы из замка и деревню С., он мог совершенно спокойно вернуться обратно, никто из них не видел Генри и не подумал бы, что американец выходил за пределы парка.

Сознание, что он будет вне подозрений, увеличивало спокойствие Алисона, а угрызения совести нисколько его не беспокоили. Он считал себя вполне правым: ведь он предложил своему противнику открытую борьбу, готов был поставить на карту свою собственную жизнь; а так как тот не захотел, то Алисон считал себя вправе решить судьбу Фернова по собственному усмотрению.

Трудно было выбрать лучшее место для выполнения задуманного плана. Генри стоял за скалой у самого подножия ели, которая совершенно закрывала его своими ветвями. Перед ним расстилалась горная дорога и узенькая тропинка для пешеходов. Алисон не сводил взгляда ни с той, ни с другой, держа наготове револьвер. Ни одно живое существо не могло пройти, не будучи замеченным им, а выстрел Генри всегда попадал в цель – он давно считался лучшим стрелком среди спортсменов-любителей. Внимание Генри было сосредоточено на повороте дороги, где должен был показаться Вальтер, и он не замечал того, что делалось за его спиной, не слышал тихого, таинственного шороха по другую сторону ели.

В горах была абсолютная тишина; она лишь изредка нарушалась криком какой-нибудь хищной птицы и тяжелым взмахом ее крыльев. Иногда срывался горный ветер, заставляя склоняться верхушку ели, и тогда тихо, точно жалуясь, стонали ветви дерева.

Наконец на повороте дороги показалась темная фигура; она приближалась медленными, но твердыми шагами. По походке и по манере Генри немедленно узнал Вальтера, теперь он был уже в нескольких шагах от Алисона. Американец медленно поднял свой револьвер.

Вдруг раздались выстрелы с противоположной стороны дороги, и несколько человек выскочило из засады. Они набросились на Фернова; тот отскочил чуть влево и тоже начал стрелять. Это вначале смутило неприятеля, но в следующий же момент, убедившись, что немец один, без конвоя, французы окружили его.

Генри неподвижно стоял на небольшом возвышении и с револьвером в руках наблюдал за кровавой сценой, происходившей внизу. Вальтер все еще оставался на ногах, прислонившись спиной к скале, но кровь струилась по его лбу, он защищался только саблей. По-видимому, французы хотели взять его живым, так как никто из них больше не стрелял. Сзади к Вальтеру нельзя было подойти, его защищала скала, зато неприятели нападали спереди и с боков и старались сбить его с ног; шансов на спасение у Фернова не было.

Генри видел, что страшное дело, на которое он шел сюда, оказывается лишним: Вальтер и так погибнет – ведь шесть человек напали на одного! Эта мысль вдруг заставила американца покраснеть от стыда. Он был готов убить своего соперника, но смотреть безучастно на то, что происходило перед его глазами, считал невозможным. После короткой, но страшной борьбы благородные чувства в душе Алисона одержали верх; забыв свою злобу и ненависть к Фернову, он бросился на его защиту. Сверху раздался выстрел, и один из французов упал на землю; второй выстрел – и еще один убитый враг. Остальные невольно отступили, отошли от Вальтера и тем облегчили Генри прицел. Еще один выстрел – и третий враг свалился на землю. С ужасом смотрели французы вверх, откуда какая-то невидимая рука посылала смертельные пули. Фернов между тем собрался с силами и пустил в ход саблю. Трое оставшихся в живых обратились в бегство. Последняя пуля догнала одного из французов; он пошатнулся, выпустил из рук ружье и упал; но товарищи подхватили его и вместе скрылись в темноте по другую сторону ели, откуда они появились.

Вальтер еще не совсем пришел в себя, как чья-то рука потянула его в сторону и он услышал шепот:

– Скорее спрячьтесь, они не должны понять, что нас здесь только двое.

Фернов невольно повиновался и через несколько минут очутился в безопасном месте, скрытый стенами скалы и густыми ветвями исполинской ели. Вальтер сел на ствол дерева; он был бледен, кровь струилась по его лицу, он плохо понимал, что с ним происходит. Его спаситель стоял перед ним и мрачно смотрел на него; из груди Генри вырвался вздох облегчения, точно он освободился от страшной тяжести.

Пока и спасенный, и спаситель находились в безопасности. С этого места они свободно могли увидеть приближение врага. Однако неприятель не показывался; очевидно, на Фернова напал лишь патруль, и уцелевшие рады были скрыться.

– Мистер Алисон, так это вы спасли меня? – воскликнул Вальтер приходя, наконец, в себя от пережитого.

– Вы ранены? – коротко спросил Генри. Вальтер провел рукою по лбу, а затем ответил:

– Легко; вероятно, одна из первых пуль задела меня. Это – пустяки.

Алисон молча вынул из кармана носовой платок и протянул его Фернову. Он смотрел, как раненый обвязывал этим платком лоб, но не сделал ни малейшей попытки помочь ему.

Вальтер вытер своим собственным платком следы крови на лице, затем подошел к своему спасителю и протянул ему руку, но Алисон не принял ее.

– Мистер Алисон, – с большим чувством произнес Вальтер, – к вам были очень несправедливы сегодня вечером. Ваш соотечественник дурно отозвался о вас, но я всегда имел к вам больше доверия, чем мистер Аткинс.

– Будьте осторожны со своим доверием, мистер Фернов, – резко возразил он, – вы были на волосок от того, чтобы разочароваться в нем.

– Вы спасли меня, спасли, рискуя собственной жизнью. Французы могли увидеть, где вы находитесь, и напасть на вас. Я не ждал от вас такого великодушия после того, что произошло между нами. Я рассчитывал на вашу честность, но не на помощь с вашей стороны. Вы не должны отталкивать мою благодарность, несмотря на то, что стоит между нами; я приношу ее вам от чистого сердца и надеюсь, что вы…

– Молчите! – злобно прервал его Генри. – Мне не нужна ваша благодарность, да вам и не за что благодарить меня; наоборот…

Вальтер с удивлением смотрел на Алисона; поведение американца было ему непонятно.

– Есть за что благодарить! – насмешливо повторил Генри. – Нет, я не стану разыгрывать перед вами роль великодушного спасителя. Я пришел сюда не защищать вас, а убить. Не удивляйтесь, мистер Фернов! Мой револьвер был заряжен для вас, еще один шаг – и вы были бы убиты. Благодарите французов за их нападение: это они спасли вам жизнь. Когда я увидел, что шесть человек набросились на одного и вы не в состоянии больше бороться с ними, то принял вашу сторону.


Наступило долгое молчание. Вальтер спокойно смотрел на лицо Алисона, а затем подошел ближе и снова протянул ему руку, говоря:

– Благодарю вас, мистер Алисон, благодарю даже после вашего признания. Ваше сердце гораздо лучше, чем вы думаете, и, несмотря ни на что, мы больше не можем быть врагами.

Генри иронически засмеялся.

– Не можем быть врагами? – повторил он. – Вы так думаете? Вы забываете, что мы с вами – люди разных национальностей. По рецепту вашей немецкой сентиментальности, мы должны были бы броситься в объятия друг друга и поклясться в вечной дружбе; но мы, американцы, ведем себя иначе. Если мы кого-нибудь ненавидим, то наша ненависть сохраняется до самой смерти. А я ненавижу вас, мистер Фернов; вы отняли у меня самое дорогое – любимую женщину. Пожалуйста, не воображайте, что я освобождаю вас от вашего обещания драться со мною по окончании войны. Я потребую выполнения этого обещания. Не надейтесь также, что Джен будет принадлежать вам. Она дала мне слово и будет моею женою, хотя бы умирала от любви к вам.

Вальтер опустил глаза; на его лице выражалось страдание.

– Я не думал о том, о чем вы говорите, – тихо сказал он, – я хотел только выразить вам свою благодарность. Да, вы правы, мистер Алисон: мы чувствуем и думаем по-разному, а потому никогда не поймем друг друга. Прощайте, мне нужно идти дальше.

– Дальше? – удивленно переспросил Генри. – Надеюсь, не в горы? Вы теперь убедились, как опасен этот путь? Французы рыскают повсюду!