Элла Дэниелс - Герой ее романа

Дани нерешительно улыбнулась. Как же сказать ему правду? Как сказать о том, что она решила изменить свои планы?

Собравшись с духом, Дани проговорила:

– Прошу прощения, милорд, но все пошло не так, как я планировала.

– Да, разумеется. Вы слишком благоразумны.

Дани едва не фыркнула при этих словах графа. Благоразумна?.. Это она-то?..

– Спасибо, милорд. – Она кивнула.

– Я просил вас называть меня Майкл. Полагаю, теперь, когда вы вернулись, мы можем объявить о нашей помолвке. На следующей неделе в парламенте важное голосование, и мне нужна поддержка барона Сайтона.

Дани невольно сжала кулаки. Она всегда знала, что их брачный союз нужен графу лишь ради политических амбиций. И она каждый день будет благодарить судьбу за то, что встретила Маркуса, показавшего ей, что такое настоящая любовь.

Глядя прямо в глаза графа, Дани решительно проговорила:

– С величайшим сожалением должна сообщить вам, лорд Ратборн, что я не могу согласиться с договоренностью, достигнутой вами и моим отцом.

– П-простите, вы о чем?..

– Я не выйду за вас замуж, милорд.

Глаза графа широко распахнулись, и он, залившись краской, воскликнул:

– Но почему?! Я думал…

– Я тоже так думала, – перебила Дани. – Вы прекрасный человек, лорд Ратборн, и любая женщина будет счастлива стать вашей женой. Но я не могу.

Граф со вздохом провел ладонью по волосам и с явной обидой в голосе спросил:

– Может, вы объясните эту свою внезапную смену настроения, Даниэла? Я что-то сделал не так?

Дани тяжело вздохнула; ее захлестнуло чувство вины перед этим человеком. Конечно же, она должна была сказать ему правду.

И Дани произнесла слова, которые, как она надеялась, все объясняли.

– Милорд, я влюбилась.

Граф долго молчал, ошеломленный этим признанием. А потом вдруг сделал то, что заставило Дани пожалеть, что она не любила его. Потому что он явно этого заслуживал. Мягко улыбнувшись – при этом на щеках его появились ямочки, – он проговорил:

– Хм… будь я проклят. Поздравляю, Даниэла.

В этот момент дверь гостиной отворилась, и на пороге появился взволнованный барон. Взглянув на дочь, он спросил:

– Что происходит, Даниэла?

– Я порвала с графом. Полагаю, это правильный поступок.

– Но голосование…

– Уверяю вас, что в этом смысле ничего не изменилось, Сайтон, – произнес граф немного печально. – Мы с вами обсудим это позже. Очевидно, и вам с Даниэлой надо многое обсудить. – Повернувшись к Дани, он слегка поклонился. – Я рад, что вы вернулись здоровой и невредимой. Возможно, в другой раз, когда успокоитесь, вы подробно расскажете мне, что произошло.

Она с улыбкой кивнула.

– Непременно. Спасибо за понимание.

Граф поклонился отцу Дани и шагнул к порогу. Внезапно обернувшись, он грустно улыбнулся и сказал:

– Ему очень повезло, Даниэла.

В комнате царило молчание, пока за графом не захлопнулась парадная дверь. Лишь после этого барон в растерянности пробормотал:

– Ничего не понимаю… Ты никогда раньше так себя не вела.

– Еще как вела! – взорвалась Дани, внезапно почувствовав, что больше не в силах сдерживаться. Да, с нее довольно! Все произошедшее за последнюю неделю, наконец, доконало ее. Она больше не желала ходить вокруг отца на цыпочках и заботиться о том, чтобы он из-за чего-нибудь не расстроился. Ему пришло время понять, что у нее, Дани, имелась собственная жизнь. Сделав глубокий вдох, она выпалила: – Единственная причина, по которой я вообще согласилась на графа, – это ты, отец.

– Дорогая, о чем ты?..

Дани криво усмехнулась.

– Ты полностью отстранился от всего, кроме политики. Поверь, я тоже горевала после смерти мамы. Но я все же наблюдала за тобой, папа. Ты давно уже не улыбаешься и больше не рассказываешь о всяких глупостях, что происходят на ваших заседаниях. Ты уже не говоришь мне «Спокойной ночи, увидимся утром» или «Люблю тебя, крошка». Ты не был собой уже долгое время, и я хотела это исправить. Отчаянно хотела. По глупости я поверила, что если выйду замуж за лорда Ратборна, то сумею тебя изменить, то есть сделать прежним.

Дани перевела дыхание, после того как вывалила на отца все свои обиды, потом вновь заговорила:

– К счастью, я поняла, что этот брак никого не сделает по-настоящему счастливым. Если я что-то и поняла за эту неделю, то лишь одно: нельзя приносить себя в жертву, чтобы осчастливить кого-либо. Это просто не сработает. Слишком многие из-за этого пострадают. Мы можем сделать только то, что лучше для нас самих, и надеяться, что другие люди нас поймут и со временем примут наши решения, потому что любят нас.

Отец молчал, явно не зная, что сказать.

– Именно это мне и нужно от тебя, папа, – продолжала Дани. – Мне нужно, чтобы ты понял: наш брак с графом не принес бы счастья никому. Но ты можешь помочь мне выйти замуж за человека, которого для себя выбрала я. Ты должен поверить, что я выбрала того, кто сделает меня счастливой, понимаешь?

Отец по-прежнему молчал, и Дани, стиснув зубы, направилась в свою комнату. Ей нужно было как следует выспаться, а потом она предпримет все возможное, чтобы спасти Маркуса.

– Даниэла! – позвал ее отец. – Что ты собираешься делать?!

– Я намереваюсь отправиться в постель. А потом я собираюсь спасти Маркуса, папа. С твоей помощью или без нее.

Дверь темницы то и дело сотрясалась под сапогом Маркуса, но крики охранников давно прекратились – они ждали, когда маркиз выдохнется. Маркус ударил снова, борясь с нарастающей паникой; он ненавидел темницы, тюрьмы и прочие замкнутые пространства. После последнего удара он со вздохом привалился к стене, пытаясь успокоиться. Перед глазами его раз за разом возникали ужасы детства.

Снова вздохнув, Маркус сполз по стене и уселся на холодный пол, положив на колени скованные наручниками руки и стараясь не вдыхать отвратительный тюремный воздух. Впрочем, камера для приговоренного к повешению оказалась больше, чем можно предположить. По сравнению же с темницей в особняке Флитвудов она казалась просто роскошной – уж он-то, Маркус, знал это по собственному опыту.

«Дани!» – внезапно промелькнуло у него, и перед ним возникло ее улыбающееся лицо. Ужасы прошлого тотчас отступили, сменившись трагедией настоящего.

О, Дани!.. Она обманула его. Впрочем, она никогда ему по-настоящему не доверяла. И следовало признать, что он это заслужил. В конце концов, она не могла быть с ним абсолютно откровенной. Не могла до последнего момента. До тех пор, пока они оба не поняли, что их любовь гораздо важнее денег.

Маркус топнул по полу онемевшей от ударов ногой, пытаясь вернуть ей чувствительность. Было совершенно ясно: чем дольше он будет оставаться здесь, тем хуже станет. И он точно знал, что боль в груди уже никогда не пройдет. Ох, каким же он был дураком! Почему он решил, что сможет избежать последствий похищения Джинни? Глупое и опрометчивое решение, принятое в момент отчаяния человеком, обезумевшим от бренди и преследовавших его кошмаров.

Как он мог осуждать Дани за то, что она не предложила себя в качестве жертвенного ягненка на алтарь его безумия?

И еще – Каролина.

Теперь его сестра останется совсем одна. Обреченная на брак с Харвудом, она останется без родственников, способных оспорить завещание их отца. И ему оставалось только надеяться, что ее друзья, Сент-Лайоны, хоть как-то позаботятся о ней.

В очередной раз вздохнув, Маркус склонил голову на руки в холодных оковах. Интересно, как долго ему осталось?.. Он не верил, что титул убережет его от виселицы. Адмирал явно собирался повесить его. Что ж, если так, то пусть это произойдет поскорее.

Перед ним снова возникло лицо Дани, на этот раз ее карамельные глаза были полны боли. Она жалела, что не сказала ему правду, – пусть на это имелись причины. Маркус знал, что небезразличен ей, но не думал, что она любила его так же, как он ее. Он был уверен, что долгое время, проведенное наедине с ним в столь необычной ситуации, повлияло на ее суждения о нем. Ведь никто не мог любить такого, как он.

Будет лучше для них обоих, если она выйдет замуж за своего жениха, которому сможет полностью доверять. А его, Маркуса, скорее всего, повесят.

И если уж быть честным с самим собой, то смерть его не пугала. Смерть станет избавлением от постоянных мучений. Ни пытки отца, ни нежные прикосновения и жаркие вздохи Дани больше не будут его преследовать. Нет, загробная жизнь его не пугала, но как он туда попадет – другой вопрос…

Маркиз помотал головой, пытаясь отделаться от мрачных мыслей. Он поклялся, что будет сильнее и постарается избегать таких дум. Внезапно он заметил какое-то движение в темноте и содрогнулся – Маркус терпеть не мог крыс. А затем вдруг звякнули ключи.

Поднявшись на ноги и повернувшись к двери, маркиз ждал, решив, что у него, возможно, появится сокамерник. Слабый свет возник в небольшом решетчатом отверстии в двери, и послышались чьи-то шаги. После чего снова зазвенели ключи – вероятно, тюремщик отыскивал нужный. Наконец негромко заскрежетал металл, замок щелкнул, и дверь отворилась. В камеру тотчас заглянул тюремщик. Но он остался у входа, а порог переступил высокий немолодой мужчина, немного полноватый, с проседью в волосах. У него было лицо человека, ужасно уставшего от жизни, но темные глаза смотрели пытливо и пронзительно. Молча окинув взглядом камеру, посетитель пристально посмотрел на узника. Молчание затягивалось, и Маркус почувствовал неуверенность. «Неужели этот человек пришел только для того, чтобы поглазеть на печально известного Зверя, запертого, наконец, в клетке?» – спрашивал он себя.