— Ненавижу, когда вы не желаете говорить нормальным языком. — Она недовольно фыркнула сквозь сжатые губы. — И почему недостаточно умения?

— Я не претендую на изысканность. А причина, почему вам нельзя идти одной, проста: вы не знаете здешних гор. Вы не знаете, какие тропы могут быть смыты, в каких местах безопаснее всего разбить лагерь, будет ли открыт или закрыт проход, если гора обрушит вам на голову лавину снега. И у вас нет карты!

— Возможно, я не совсем ясно выразилась, мистер Маккэнихи. — Она остановилась перед Ноублом и подбоченилась: — Вы мне не нужны.

— Нет, вы выразились совершенно ясно! — прорычал он. — Но, милая, вы заблуждаетесь!

Венис настолько разозлилась, что топнула ногой в поношенном сапоге.

— Даже если вы, моя дорогая, не заботитесь о собственной милой шейке, — продолжал Ноубл со своим сильным ирландским акцентом, — то встает вопрос о других людях, о которых вы должны заботиться. Сейчас это ваш дядя, мистер Мейкпис и мистер Темплтон. Вы собираетесь подвергнуть их риску ради собственного болезненного самолюбия?

— Конечно, нет, — тихо ответила Венис, испуганно сведя вместе блестящие темные брови. — Я совсем не хочу подвергать кого-либо опасности. Значит, тогда мы идем все вместе.


Весь остаток дня Венис успешно избегала Ноубла. Это к лучшему, снова грустно подумала она, направляясь к расщелине, чтобы сделать измерения. Он покончил со своей обидой, так же как она покончила со своей.

Если всего одна ночь в его объятиях, ее любовь к нему и его ответная любовь могли принести столько боли, то страшно подумать, какую боль она будет чувствовать, когда, прожив вместе с ним год, два или даже три, ей придется смотреть, как он уходит.

Проглотив навернувшиеся слезы, Венис подошла к расщелине.

Ей нужно сделать несколько замеров. С этой мыслью она закрепила один конец измерительной ленты и пошла вдоль трещины. Топот бегущих ног заставил ее вскинуть голову — Ноубл. В это же мгновение он увидел ее и резко остановился. В течение секунды он просто смотрел на нее, пристально и сердито.

И вдруг Венис поняла: он бежал, чтобы убедиться, что с ней ничего не случилось, хотя собственное поведение ему совсем не нравилось.

Эта мысль вызвала у Венис улыбку.

— Можете вернуться, Ноубл. Со мной все в полном порядке.

— Да. — Но он не ушел. С выражением крайнего отвращения к себе он обогнул конец расщелины и, подойдя к скальной стене, прислонился к ней плечами.

— За последние десять лет мне прекрасно удавалось самой заботиться о себе, — ядовито сообщила Венис.

Он ничего не сказал, а просто выдернул длинную травинку, сунул ее в рот и принялся грызть.

Пусть делает что хочет, пожала плечами Венис, а у нее есть дело. Она тщательно обмеряла разлом: его длину, ширину в разных местах, глубину до поверхности ледового поля. Она уже почти закончила свою работу, когда услышала вопрос Ноубла:

— Зачем вы это делаете?

Венис взглянула в его сторону. Он не сдвинулся с места, только выплюнул изо рта изжеванную травинку, а гнев исчез с его лица, и вместо него осталось только любопытство.

— Я делаю эти измерения, чтобы передать их инженерам.

— Не думаю, что Милту понравится, если вы отдадите этот проект каким-то другим палеонтологам.

— О, я не собираюсь этого делать! Это касается смотровой платформы.

Ноубл вопросительно поднял бровь.

— Если установить смотровую платформу, которой можно было бы пользоваться, пока бригада занимается раскопками, это могло бы привлечь туристов.

— Вы так думаете?

— Ха, если люди добровольно сворачивают со своей дороги, чтобы увидеть то место, где Ринго Клементс удовлетворял свои отвратительные вкусовые пристрастия, просто представьте себе, как они толпами повалят сюда, чтобы взглянуть на настоящего динозавра!

— Должен признаться, я и сам уже думал о том же.

— Правда?

— Правда. — Кивнув, он подошел к ней. — Законопроект о национальном парке основан на туризме, на идее, что эта земля — и все, что в ней содержится, — имеет огромную ценность для всех, а не только для меньшинства тех, кто извлекает из этого золото.

Придя к неожиданному согласию, они улыбнулись друг другу.

— Туристы наряду с учеными, которых, несомненно, пошлют различные геологические общества, смогут почти полностью обеспечить Сэлвиджу будущее.

— Не слышал, чтобы вы упомянули Фонд.

— Что ж, — Венис оторвала взгляд от цифр, которые записывала на сложенном листе бумаги, — быть может, Фонд Лейланда — не самый лучший спонсор для этого проекта.

— Хотите сказать, что, возможно, вы на самом деле способны что-то сделать без благословения Фонда Лейланда? — насмешливо спросил Ноубл.

— Не стоит быть таким язвительным. — Их согласие слишком затянулось, подумала Венис.

— Я не пытаюсь быть язвительным. Я пытаюсь убедить вас обрезать поводки.

— Поводки! Только потому, что я серьезно отношусь к своим обязанностям! Только потому, что я не желаю бросить все ради того, чтобы провести несколько ночей… в твоих объятьях!

— Несколько ночей?! Леди, я прошу вас выйти за меня замуж!

Замуж? Что такое брак? Клятвы произносятся, чтобы их нарушали.

— Пожалуйста, пойми, Ноубл, — продолжала Венис, словно он ничего не сказал. — Если я буду стараться и работать еще усерднее, то, возможно, со временем получу право голоса в совете Фонда Лейланда. У меня будет возможность сделать что-то полезное, что-то важное.

— Вздор, — бросил Ноубл. — Полезное и важное можно делать и без состояния, и без членства в совете. Ты просто используешь Фонд как оправдание. Какова истинная причина того, что ты не хочешь выйти за меня замуж, Венис? — в ярости потребовал ответа Ноубл.

— Какова истинная причина того, что ты хочешь жениться на мне, Ноубл? — с такой же яростью вопросом на вопрос ответилаона. — Ты совсем не хотел жениться на мне, пока у нас не было секса!

— Ш-ш-ш! — Он оглянулся по сторонам и плотно сжал губы.

— Почему? Боишься, что кто-нибудь нас услышит? Вот почему ты хочешь жениться на мне. Твоя совесть говорит, что мы согрешили. Вот почему ты сделал мне предложение, и ничего иного здесь нет!

— Это неправда.

— Убеди меня, — с вызовом заявила Венис. — Я не слышала никаких слов о «нашей будущей жизни» до того, как мы занялись сексом. Ты просто стараешься повести себя правильно, Ноубл. И это самая большая ошибка, которую ты можешь совершить.

— Венис, — сказал он, — до той ночи я не знал, что ты любишь меня. Я никогда не мечтал о том, чтобы ты чувствовала ко мне половину того, что я чувствую к тебе. При одной мысли о том, что ты любишь меня, я готов упасть на колени от восторга, это просто невиданный подарок. — Его лицо напряглось от стремления заставить ее понять глубину его любви. — Вот почему я не просил тебя об этом раньше — я боялся. Я не думал, что у меня есть шанс. А теперь я знаю, что ты меня любишь. Я не хочу провести всю жизнь без тебя — и не смогу. Я не позволю, чтобы Фонд помешал тебе выйти за меня замуж. Это был бы грех.

Его взгляд был уверенным, искренность — несомненной.

Если бы только можно было верить его обещаниям!

Венис повернулась и ушла.

Глава 22

Очень Высокое Дерево и Кривая Рука вошли в лагерь Милтона и положили тушу антилопы у костра, возле которого сидели только два пожилых ученых: Милтон курил трубку, а Картер читал что-то из маленькой книжки.

Очень Высокое Дерево быстро окинул взглядом окрестности и в явном разочаровании скривил губы. Темплтона — маленького английского камердинера, которого так забавно было дразнить, — не было видно.

— До свидания, Милтон Лейланд, — сказал Очень Высокое Дерево. — Ты заплатил, мы принесли мясо.

— Хорошо, спасибо вам…

— Очень Высокое Дерево! Кривая Рука! — раздался приветственный возглас, и из зарослей молодых пихт появился Ноубл Маккэнихи, держа в руке сетку с кроликами.

— Где Темплтон? — спросил Очень Высокое Дерево.

Кривая Рука хмуро посмотрел на него, считая, что белые своими плохими манерами дурно влияют на его друга.

— Темплтон и Венис пошли проверить, есть ли в лесу какие-нибудь ягоды.

— Эта Венис — та самая женщина, которую мы вели сюда вместе с мужчиной, у которого волосы под носом? Женщина, на которую ты так жадно смотришь?

— Все в порядке, Венис здесь.

Кривая Рука почувствовал, что у Очень Высокого Дерева пробуждается интерес. Насколько было известно ему и любому из племени ютов, белые женщины годились лишь для одного: дразнить их. А когда были и Темплтон, и белая женщина… возможность повеселиться становилась еще больше.

— Мы остаемся, — объявил Кривая Рука.

— Разумеется, вы должны остаться, дорогие друзья, — сказал Милтон. — С моей стороны невежливо заставлять вас стоять. Могу я предложить вам что-нибудь? Быть может, чаю?

Кривой Руке удалось сохранить гордое выражение. Чай! Он пил очищающее желудок средство, которое давал шаман, а оно вкуснее чая.

— Нет, — ответил он. — Я сяду.

Очень Высокое Дерево приступил к обследованию палаток, начав с палатки Темплтона, но в этот момент ее владелец, невысокий мужчина, закричал во весь голос:

— Прошу вас! Уйдите из моей палатки, сэр!

Очень Высокое Дерево выпрямился, и его глаза заискрились от радости.

— А, Темплтон, мой друг! — приветствовал он приближающегося коренастого камердинера, за которым следовала стройная черноволосая Венис.

— Пожалуйста, перестаньте трогать мои личные вещи, сэр. — Темплтон выхватил из рук Очень Высокого Дерева шелковый платок.

— Мы принесли еду, — похлопав Темплтона по спине, сообщил Очень Высокое Дерево. — И пока женщина будет ее готовить, мы сможем рассказывать друг другу истории.