— К-хе, — кашлянула Венис, и Ноубл поднял голову. Господи, у него были самые прекрасные, самые опасные глаза! Она еще раз кашлянула и торопливо заговорила: — Блейн сказал мне, что вы здесь выполняете какие-то изыскательские работы, Кейти упоминала смитсонианцев, а вы говорили, что проводите здесь исследования.

— Да. Еще есть вопросы?

— Ну, мне просто интересно… — она задумалась, — почему именно здесь?

Итак, подумал он, они будут разыгрывать светскую беседу. Она хочет, чтобы он сидел здесь, словно какой-то полуразвалившийся старый дед на церковном собрании, а не мужчина, напряженный и взвинченный от желания.

Что ж, отлично. Он сможет поболтать.

— После войны я вернулся в Йель и получил степень. Правда, я не знал, что с ней делать, и болтался по Восточному побережью, стараясь это решить. К тому времени я порядком устал от людей. Войны могут сделать человека неподходящей компанией для всех, кроме него самого. — Ноубл улыбнулся Венис, заметив, что она в тревоге подалась вперед. — Нет, Венис, все в порядке. Я… как бы сказать? Оправился? Поборол это? Впрочем, не важно. Во время войны я был в кавалерии и, шатаясь по Нью-Йорку, наткнулся на своего бывшего командира. Слово за слово, и кончилось тем, что армия пообещала мне продвижение по службе, если я вернусь в ее ряды. Ничего лучшего у меня не было, поэтому я согласился. Меня направили сюда, в часть лейтенанта Уилера. Помню, я подумал, что эта работа может быть интересной. — Он улыбнулся своим воспоминаниям.

— Лейтенант Уилер?

— Да. Мы составляли карты большого участка гор, анализировали, делали выводы… даже брали с собой фотографа. Это была интересная работа. Я начал ценить этот край, — тихо сказал он.

Он полюбил горы, подумала Венис, глядя на восторженное выражение, появившееся на лице Ноубла.

— После окончания моего контракта с армией я начал работать на неких людей, которые хотели сделать так, чтобы эти горы никогда не пропали.

— Как может пропасть гора?

— О, может. Земле можно причинить вред, Венис. Можно причинить такой вред, что она не сможет восстановиться.

Выпрямив спину и положив руки на колени, Венис сосредоточенно обдумывала его слова. Он добился своего: она слушала.

— И что вы советуете делать, чтобы этого не случилось? — наконец спросила Венис.

— Охранять их. Подумать, что мы делаем, прежде чем позволять людям хлынуть сюда с гидравлическими машинами и динамитом и соорудить плотины.

— Это то, чем вы занимаетесь? Стараетесь защитить горы?

— Венис, существует только один способ защитить что-либо от жадности. Принимать законы. И это уже политика, а она, моя дорогая, означает деньги. Людей, которых должно интересовать то, что мы пытаемся делать здесь, интересуют деньги. Прямо сейчас в конгресс направляется законопроект, который должен превратить территорию к северу отсюда в гигантский национальный парк. — Он усмехнулся. — Если только мне удастся убедить еще нескольких конгрессменов взглянуть на преимущества такого плана. Еще несколько наглядных, голых фактов и много весомых наличных денег — и законопроект пойдет прямиком к президенту.

В котелке кипела вода, и Венис все с тем же задумчивым выражением встала и, подцепив ручку сучковатой веткой, сняла котелок с огня.

— Я, пожалуй, смогу… помочь, — неуверенно предложила она.

Ощущение взаимопонимания, которое доставляло им радость, исчезло, как утренний туман. Великолепно, подумал Ноубл, Фонд Лейланда в роли спасателя. Это все равно что отправить дракона спасать принцессу.

— Вы имеете в виду Тревора? — хмыкнул Ноубл. — Мне неприятно говорить вам это, Венис, но люди, которые возражают против предлагаемого парка, все выползли из заднего кармана вашего дорогого папочки. Меньше всего на свете Тревору хотелось бы, чтобы вы предлагали мне его помощь.

— Я не говорила о его помощи. Я имела в виду…

— Нет, — оборвал ее Ноубл, не в силах скрыть горечь, — беру свои слова обратно. Существует то, чего он хочет еще меньше: это чтобы вы были здесь — или где угодно — со мной. — Он на мгновение забылся.

— Нет, Ноубл. Я имела в виду, что я сама, вероятно, могла бы помочь. Я знаю, что вы чувствуете к моему отцу.

— Сомневаюсь.

— Я знаю, почему вы никогда не возвращались в дом на Парк-авеню.

— Тревор рассказал вам? — Ноубл замер.

— Мне рассказал Кассиус Рид, — покачав головой, сказала Венис.

Ноубл успокоился. Что бы ни знал Рид, он не имел никакого представления о том, что произошло на самом деле. Никто, кроме самого Ноубла и Тревора, этого не знал.

— Вот как?

— Да. Мне стыдно говорить, что я никогда… Я поверила, когда отец сказал, что вы уехали, ничего не объяснив. О, Ноубл, я так виновата!

— Пустяки. Вы были правы. Я не попрощался, но ведь я и не мог.

— Я понимаю. Я удивляюсь, что вы еще разговариваете со мной после всего, что он сделал. Нет ничего удивительного, что вы никогда не написали и не передали ни слова, ни… вообще чего-нибудь.

— Что именно сказал вам Кассиус? — помрачнев, поинтересовался Ноубл.

— Он сказал… он сказал, что мой отец перестал оплачивать ваше обучение и передал ваше имя… — Венис замолчала: ей, очевидно, было трудно произнести следующие слова, — передал ваше имя в призывное ведомство.

— И вы думаете, что из-за этого я никогда не возвращался, чтобы попрощаться? Потому что я был взбешен?

— Да, — кивнула Венис.

— Венис, — грустно сказал Ноубл, — дело в гораздо большем, чем это. Ваш отец сказал мне, чтобы даже ноги моей не было на тротуаре у вашего дома, а иначе он натравит на меня привратника.

— Он угрожал вам побоями? — В ее голосе звучали боль и недоумением такие же чувства испытал Ноубл почти десять лет назад. — Почему?

Ноубл не хотел говорить ей. Даже по прошествии всего этого времени, вспоминая о том последнем разговоре, он чувствовал себя грязным, гадким и безнравственными уличным подонком, как Тревор и назвал его.

— Почему, Ноубл? — настойчиво повторила Венис.

— Оставьте это, Венис. Прошло уже десять лет.

— Оставить?! — возмущенно воскликнула она. — Ноубл, десять лет я считала, что вы дали мне обещание так же бездумно, как пообещали бы прогулку щенку, и что так же беззаботно нарушили его. Десять лет я думала, что вы бросили меня, ни на минуту не задумавшись. Десять лет я старалась забыть об этом.

Ноубл вытянул руку, чтобы коснуться Венис, забрать ее боль, но она, не обратив на это внимания, обрушила на него поток слов:

— Три дня назад я узнала, что все не так, что мой отец выгнал вас. Я должна знать… почему.

Венис имела право знать, но это не облегчит ему рассказ. Ноубл устремил взгляд вдаль позади нее, чтобы не пришлось смотреть Венис в лицо, когда он будет описывать постыдный разговор.

— В тот самый день, когда ваш отец прекратил финансировать меня, я получил повестку из призывного ведомства, предписывавшую мне явиться. Я понял, чье это дело. Сев на поезд, я поехал в Нью-Йорк и постучал в вашу дверь, требуя встречи. Я стоял, пока слуги не впустили меня. Ваш отец встретил меня в коридоре. Я помню служанок, хихикавших в комнатах, которые они убирали, и лакея, который стоял у парадной двери. Тревор даже не впустил меня в комнату. Мы говорили прямо там, так что весь штат слуг все видел и слышал. Тревор все время поглядывал на часы, а я дрожал от ярости.

— О, Ноубл…

— Все очень просто, объяснил он. Эксперимент пошел не так, как он рассчитывал. Мои взгляды оказались слишком либеральными, мои интересы совсем не соответствовали его планам. Он признавал полный провал. — Ноубл посмотрел на Венис, ее глаза были полны жалости. — «Я совершил ошибку, — сказал Тревор. — Ты здесь больше не нужен». А затем он добавил: «И не пытайся подлизаться ко мне, пользуясь своими отношениями с моей дочерью. Неприлично то, как ты и она… Ты же уже почти мужчина! А она просто маленькая девочка».

Венис прижала руку к губам; Ноубл понимал, что она чувствует. От ощущения тошноты, от напоминания о том чувстве десятилетней давности у него заболело под ложечкой.

— Клянусь, Венис, — настойчиво сказал он, — я никогда не чувствовал ничего, кроме братской привязанности к вам. В нашей дружбе не было ничего непристойного.

— Я знаю.

— Господи, я ненавидел его. Я ушел, Венис, и не писал, не пытался увидеться с вами, потому что не знал, не настроил ли отец вас против меня. Я не хотел представлять, как вы с подозрением относитесь к каждому написанному мной слову. Я не хотел знать, не ищете ли вы в моей привязанности что-то неестественное.

Венис опустила голову, и ему пришлось наклониться вперед, чтобы разобрать ее слова:

— Он сказал мне, что вы уехали, потому что не смогли выполнять требования колледжа.

Ноубл пожал плечами.

— Я поверила ему, — призналась Венис. — Простите меня.

Ноубл поднес к губам ее руку и мягко поцеловал бившуюся на запястье жилку.

— Ну, а я ему не поверил. Очень глупо с моей стороны.

— Не понимаю.

— Венис, десять лет назад я, вероятно, не любил вас, как мужчина любит женщину, — пробормотал он, нежно касаясь губами ее кожи. — Но возможно, у Тревора все-таки был магический кристалл, потому что теперь я, несомненно, люблю вас. И я отдам все на свете за вашу ответную любовь.

Венис коснулась рукой склоненной перед ней золотистой головы, а Ноубл, вздрогнув от прикосновения, выпустил ее руку и поднялся на ноги.

— И я никогда не причиню вам боль, — грустно сказал он и оставил Венис, не дав ей возможности что-либо сказать.

Глава 19

Венис проснулась в палатке в абсолютной темноте. Одеяло, на котором она лежала, скомкалось, а мягкая душистая постель под ней превратилась в комковатую и колючую, и она подумала, не лучше ли Ноублу, который остался ночевать у костра. Осторожно перевернувшись на живот, Венис отодвинула брезентовый полог и выглянула наружу.