Элла Джеймс - Гензель

— Просто потому, что это тема леса?

— Он называется Дом, — бормочет Лана. — Мы в коттедже ведьмы, — она бросает взгляд на Лану, как будто она говорит ей, что она упустила этот факт.

Красные губы Ланы сжимаются вместе, а ее глаза становятся мягче.

— Я так сожалею, Леа. Я слышала от друга, что Эдгар устраивает такое раз или дважды в год. Сексуальный парень, сумасшедшее сексуальное шоу. Я не знаю... Это звучало весело, — она трет лоб, выглядя печально. — Я не много читала об этом.

— Никто не сделал ничего неправильного. Просто давайте перестанем говорить об этом, — бормочу я пониженным голосом, — прежде чем все здесь заметят.

Дом ужасов Матушки Гусыни стал новостью на первых страницах после того, как Гензель убил ее, и все так называемые дети из сказки были освобождены. Скорее всего, все вокруг слишком заняты, глядя на пустую сцену ниже, чтобы обращать на нас внимание, но никогда не помешает быть осторожным.

Я сажусь на левом конце нашего маленького черного дивана, но Лана встает и садится между мной и подлокотником, и толкает меня бедром в середину. Когда нам всем удобно, я сажусь прямее и стараюсь изо всех сил казаться непринужденной.

Лана показывает программку, похоже, появившуюся из воздуха, и начинает рассказывать нам об «актерах» сегодняшнего вечера: Эдгар — владелец клуба, который, по-видимому, больше почти никогда не выступает, но который сделал себе имя, выступая с сексуальными шоу как доминант.

— У него две партнерши сегодня, — говорит она, шевеля бровями.

— Порно-звезда и какая-то богатая наследница из Голливуда.

— Я удивлена, что «наследница» будет делать что-то вроде этого, — говорю я без всякого выражения

— Ну, это Эдгар.

— И?

— Он известный доминант, Леа. Вспомни, что я только что говорила по этому поводу?

Я не помню, я рассеянна с тех пор, как мы здесь.

— Чего нам ожидать? — спрашивает Лаура. — Я имею в виду, с точки зрения... действий.

Лана пожимает плечами.

— Все, что я знаю, я не могу дождаться, чтобы увидеть. Я хочу испытать опыт плотского акта, как посторонний человек, что-то за пределами того, что у меня с Роберто, просто один последний раз. Я могу сказать, что это будет идеально.

Я опускаю взгляд на сцену, только чтобы заметить, что она разделена от аудитории очень чистой пластиной из стекла.

— Для уединенности, — говорит Лана мне, в то время как занавес, медленно двигаясь, закрывается перед нами.

— Я думала, что занавес должен быть открыт сейчас, а не закрыт, — размышляет Лана.

Я облизываю губы и пытаюсь дышать, не замечая ударов в моей голове. Что скажет Синтия, когда я расскажу ей о том, каким странным был этот опыт? Она захочет сделать тест на наркотики?

В следующую секунду свет на потолке и на полу тускнеет, занавес открывается, и мой желудок сжимается так сильно, что поначалу я думаю, что меня стошнит.

Я моргаю, потому что я не могу поверить своим глазам.

Это шутка.

Жуткая, жуткая шутка.

Сцена поделена стеной на две «комнаты». В комнате на правой стороне небольшой зеленый матрац. С лежащей на нем девушкой.

У нее светлые волосы.

Потому что она — я.

Это моя комната.

ЭТО МОЯ КОМНАТА.

Другая комната в тени, пока не выходит огромная фигура. Свет проливается над ним, и это он.

Это он — Гензель — стоит там с обнаженным торсом.

Я поднимаюсь и бегу.

Леа

Я вырываюсь из дверей амфитеатра как пуля, крепко обнимая свое тело руками, впиваясь ногтями в трицепсы. Я шагаю ватными ногами по каменному полу и устремляюсь вниз по коридору.

Я бегу в направлении, которое я думаю, приведет меня к выходу, когда мое лицо врезается во что-то твердое.

Грудь.

Я поднимаю голову и смотрю в темное, красивое лицо, которое обрамляют длинные волосы. Он хмурит брови, когда осматривает меня.

— Что-то не так, мэм?

Я пытаюсь обойти его, но он хватает меня за руки и удерживает крепко, но осторожно, и внимательно смотрит на меня.

Я тяжело дышу, так тяжело, что думаю не смогу вымолвить ни слова.

— Сделайте пару вдохов.

Я стараюсь отстраниться, но он качает головой, огонек вспыхивает на Bluetooth-гарнитуре в его ухе.

— Мне нужно, чтобы вы сказали мне, в чем проблема, — вновь говорит он.

— Клаустрофобия, — всхлипываю я.

Было время, но не в этот раз. Из меня вырывается тихий всхлип, и я качаю головой:

— У вас есть здесь уборная? Мне просто нужно туда.

Он кладет руку мне на плечо, поворачивает меня обратно к дверям амфитеатра и заставляет сделать пару шагов.

— Здесь одна из наших раздевалок, — говорит он, открывая дверь в паре футов от амфитеатра. — Сейчас ей никто не пользуется. Я введу пароль, так что к вам никто не зайдет. Тут вы сможете уединиться и придти в себя. Хорошо?

Я делаю неуверенный вдох и киваю:

— Спасибо.

— Не за что, — он улыбается, и подмигивает мне. — Для этого я здесь и нахожусь.

Когда дверь за мной закрывается, я направляюсь к первому углу, который вижу, опускаюсь на пол и притягиваю колени к груди. Потом я резко выпрямляю их, вскакиваю, подбегаю к одной из гранитных раковин, и меня выворачивает.

Как только мой желудок пустеет, я засовываю дрожащую руку в карман, вытаскиваю таблетки и кладу одну в рот.

Я с трудом проглатываю, затем дрожа, выпрямляюсь.

Внезапно я начинаю потеть.

Я отрываюсь от раковины и смотрю в свои дикие глаза в отражении зеркала.

— Что же мне делать?

Всхлип срывается с моих губ.

Я спотыкаюсь около раковины, разворачиваюсь к унитазу, засовываю два пальца в рот, и из меня выходят желчь и латук из чизбургера. Когда я замечаю, что таблетка плавает в унитазе, я нажимаю на слив, смываю и опускаюсь на мраморный пол.

— Я не делала этого, — плачу я. — Не делала... о, боже мой. Я не делала...

Мой пульс бьется в висках. Слезы потоком стекают по лицу. Я вытираю губы, затем приподнимаю одно колено и дышу тяжело и часто.

Наконец я встаю, направляюсь к открытому пространству между раковинами и унитазами, мою руки в длинной жемчужного цвета раковине и ополаскиваю лицо.

Я, не торопясь, умываюсь высококлассным мылом с ароматом ванили, и освобождаю разум, медитируя.

Когда я уверена, что чистая, я сажусь на один из двух диванов персикового цвета, кладу руки на колени и пытаюсь думать, несмотря на туман в голове.

Гензель здесь.

Я вполне уверена, что это он.

Я не буду уверена, пока не увижу его руку, но просто... это должен быть он.

И в этом есть смысл. Облик этого места теперь понятен.

Почему бы еще это место казалось таким знакомым?

Эти декорации...

Охренеть!

Я кусаю свою губу так сильно, что чувствую привкус собственной крови.

Я будто по-прежнему вижу женщину, которая лежит, разведя ноги в стороны на зеленом матрасе. Моем матрасе.

Он помнит меня.

О, боже. Это был Гензель.

Я начинаю учащенно дышать.

«Успокой свое дыхание, Леа!»

Я подпрыгиваю и осматриваюсь в поисках чего-нибудь, что можно засунуть в рот. Не вижу ничего подходящего, хватаю полотенце и заталкиваю его в рот, а слезы в это время начинают литься, как из крана.

После случившего...

После того, как все закончилось...

Я хотела тебя. Я скучала по тебе.

Сколько раз я — да и сейчас тоже — мечтала о нем? Когда началась моя первая зависимость, я поехала в Колорадо и попыталась найти его.

Того, кто бы понял...

Но никого не нашла. Никаких признаков мальчика, который был моим компаньоном в аду много месяцев.

Гензель!

Что он здесь делал? Гензель — владелец секс-клуба? И как, черт побери, я справлюсь с этим?

Я вновь начинаю плакать — тихо, утомленно, потому что я хочу увидеть его и боюсь.

Я шагаю к двери, поскольку хочу вернуться на шоу. Я хочу увидеть его, но… Я не могу.

Я стою непосредственно перед дверью уборной, когда дверь распахивается, врезаясь в мой лоб с такой силой, что я отлетаю обратно к раковинам.

— Ни фига себе, — высокая, кареглазая, рыжая девушка, одетая в красный наряд балерины хватает меня за плечо.

Я освобождаюсь от нее, поднимаю руку и украдкой поглядываю на нее сквозь опухшие веки.

— Скажи, что ты не выступаешь сегодня, — говорит она, когда осматривает меня. — Твои глаза ужасно красные.

Она берет полотенце из моей руки, хмурится, затем спрашивает:

— Ты в порядке? — я чувствую, что она внимательно смотрит на мои красные джинсы и футболку со «Звездными Войнами». — Ты вообще работаешь тут?

— Нет, — я тру лоб, затем иду к дивану, сажусь и обнимаю себя руками. — Я ушла с шоу, — говорю ей устало. — Кто-то из обслуживающего персонала впустил меня сюда.

Она смотрит в зеркало. Потом на меня. Она гримасничает, как бы обдумывая мои слова, затем поворачивается к кабинкам и открывает маленькую дверцу позади них, которую я до сего момента даже не заметила.

Она выдвигает элегантный черный стул и подставляет его к раковине. Она плюхается на него, расстегивает молнию на небольшой спортивной сумке и вытаскивает бирюзовую косметичку.