Элла Джеймс - Гензель — 3

— Ты думаешь о том, чтобы я тебе делала больно?

— Господи, Леа. Я не желаю говорить об этом. Я не хочу ничего о тебе знать, узнавать тебя. Взрослая Лея. Пошла на хрен. Ты не сделала, как я хотел. Я не виню тебя, но давай на этом просто закроем разговор.

Его слова настолько ранят меня, что я начинаю задыхаться.

Тогда, если этот эгоистичный мудак так хочет, я переверну страницу этой книги. Я спрошу у него то, что его по-настоящему ранит.

— Кто такая Шелли?

Я за рулем, поэтому я не могу остановиться, когда мои ноги и руки становятся холодными, а перед глазами мелькают пятна.

Я пытаюсь сделать вдох, но мои легкие, словно, заморожены.

Мои пальцы чувствуются такими...

— Гензель? Эдгар? Ты в порядке?

— В порядке, — шепчу я, но я начинаю чувствовать...

Ужас.

Не могу дышать. Пытаюсь, но мне нужно...

Хватит.

«Хватит спрашивать меня о ней!»

— Эдгар?

Мне нужен гребаный выход.

Нужно отделаться от этих ограничителей рук...

«Как ты себя чувствуешь?»

Боже, мое сердце ускоряет бег.

Знак АЗС.

Ногу на тормоз. Бл*дь, я едва могу управлять машиной.

«Обвиненный в убийстве... Ты не... Скажи нам, что ты не рассматривал... других членов семьи... Семья Шелли... Прямо здесь... Содержание под стражей для несовершеннолетних или...»

— О, Боже.

Я чувствую себя, будто под действием наркотиков, пока паркуюсь.

Ванная с другой стороны здания.

Спотыкаюсь; дверь открывается и закрывается. Голубая плитка.

«Находился в ванной по-настоящему долгое время...»

« ...еще одна попытка суицида?»

«Миссис МакКензи, мы должны рекомендовать...»

«Но Шелли заботилась о нем... очень сильно»

«У нас три девочки...»

«Брат».

«Завтра»

«...ну, достаточно».

«Прими все лекарства...»

Я опускаюсь на пол и онемевшими пальцами подтягиваю воротничок рубашки к носу и рту.

Дышать.

Ты, черт побери, можешь дышать.

— Гензель?

Пожалуйста, не называй меня так.

— Ты в порядке? Открой дверь!

«Я не делал этого. Пожалуйста, поверьте мне, я не....»

— Эдгар!

«... ты не знаешь ничего о планах убийства и...»

« ... когда она усыновила тебя?»

Я пошатываюсь и ударяю кулаком в зеркало, просто чтобы ОСТАНОВИТЬ это.

Это должно прекратиться.

— Хватит!

— Эдгар? Что это значит?

Я разворачиваюсь. Она здесь.

— Леа...

Она стоит здесь со мной.

Я опускаю взгляд на свои руки, на них много крови.

— Гензель? Ты в порядке? — ужас в ее голосе прорывает облачную дымку вокруг меня.

У меня была паническая атака, и сейчас я в поганой ванной на АЗС станции. Я перевожу взгляд от своих рук на нее. Она смотрит на меня. Унижение делает меня безумным. Я толкаю ее неповрежденной рукой.

— Убирайся!

Я поворачиваюсь и снова толкаю ее.

Она скрещивает руки. Ее глаза расширены.

— Что случилось? Я беспокоюсь о…

Я хватаю ее, толкаю к двери, выставляя за пределы ванной. Затем я закрываю дверь и становлюсь напротив нее, когда она стучится.

Я моргаю. Что-то чертовски болит. Опускаю взгляд на свою руку и... кровь. Ладно. Я сгибаю пальцы. Бл*дь, как больно.

Я бегу к раковине и опускаю руку под холодную воду. Я не вляпаюсь в дерьмо, как бывает довольно часто, это сработает. Я делаю несколько глубоких объемных вдохов, когда моя рука начинает пульсировать. Что-то сломано. Я хмурюсь, глядя на воду малинового цвета, стекающую в канализацию.

Я могу дышать.

Я могу дышать...

Плюхнувшись на кафельный пол, делаю большой неровный вдох. Резко прислоняю спину к стене. Мои зубы сжаты. Я дергаю свои волосы и… Боже! МОИ ГРЕБАНЫЕ РУКИ! Ох, дерьмо. Я вздрагиваю и, наклоняя голову, упираюсь ею в свои колени.

Я закрываю глаза, когда дрожь сокрушает мое тело. Я пытаюсь думать о Леа, которая гладит мою руку, как обычно делаю я, но это не срабатывает. Потому что это не по-настоящему. Ничего, что я страстно желаю, не произойдет в реальной жизни. Тоски по ней достаточно, чтобы еще раз выбить дыхание из моих легких. Я сижу здесь, придерживая свой локоть, пока мой пульс стучит в моей разбитой руке.

«Тройняшки? Правда?»

Я киваю.

«Три блондинистые сучки».

Я сижу на коленях и хватаюсь за свое лицо. И тогда она здесь: между моими пальцами. Дверь закрывается позади нее, и она приседает на корточки передо мной. Ее волосы такие бледные. Такие прямые. Ее глаза такие большие. Она держит небольшой целлофановый пакет в одной руке.

Второй рукой она касается моего плеча, ближе придвигая лицо.

— Эдгар? Ты можешь подняться? Выйти к машине?

Ее глаза останавливаются на моей руке. Я притягиваю ее ближе.

Ее глаза впиваются в мои, и я, черт побери, не могу выдержать ее так близко. Я поднимаюсь и выскакиваю из ванной. Я стою секунду, уставившись на свою машину. Кровь капает. Я сажусь в машину, а кровь капает на сиденье и на консоль.

Вот она снова. Туман из-за моей панической атаки, должно быть, рассеялся, потому что я чувствую, как мой член дергается при виде нее, открывающей пассажирскую дверь и садящейся в машину. Сейчас она пристегивает ремень безопасности, и это я отмечаю отчасти размыто. Мое зрение еще не совсем вернулось в норму. Я наблюдаю, как она тянется в пакет. Она держит маленькое, зеленое полотенце.

— Это для машины, так что оно не стерильно, но это все, что у них было. Кроме детских салфеток, но они ароматизированные, и я подумала, что это будет плохо, и можно занести тебе инфекцию, так что я не взяла их. Вот, — она держит его, но хмурится. Обдумывая. Неуверенная, должна ли она касаться меня.

Я беру полотенце и обматываю им нижнюю часть своей руки. Она наклоняется над ней и осматривает меня со всех сторон.

— Твоя средняя костяшка... Эдгар, это кость? Я беспокоюсь, что тебе нужны швы.

Я фыркаю.

К черту, я так не думаю. Не сегодня. Ни в какой другой день.

— Нет.

Я начинаю давать задний ход, но она вскидывает свою руку, отвлекая меня.

— Подожди.

Она снова заглядывает в пакет и вытаскивает рулон медицинского бинта. Она держит бутылочку спирта для протирания и тюбик мази с антибиотиком.

— Ты должен использовать «Неоспорин».

Я вырываю бинт из ее рук и начинаю бинтовать полотенце вокруг своей руки, так что мы, черт побери, наконец, можем поехать.

Она касается локтя моей раненой руки, и я скидываю ее с себя.

Я борюсь с бинтом и полотенцем, когда стыд снова подкрадывается ко мне. Чем скорее я отвезу ее задницу в аэропорт, тем лучше. Я не могу делать это дерьмо с ней. Я думал, что... Я не знаю, что. Я был так чертовски глуп.

— Тебе явно нужна помощь, — ее голос прорывается сквозь низкое жужжание кондиционера. — Почему ты не разрешаешь мне помочь тебе?

Я игнорирую ее, пытаясь прибинтовать проклятое полотенце к моей руке. Когда это наполовину сделано, и бинт задерживает большую часть крови, я даю задний ход и выезжаю со стоянки.

Вот это да. Ладно. Гребаное головокружение. Я могу вести. Аэропорт недалеко.

— Хочешь, поведу я? — бормочет она, когда я выруливаю к выезду с федеральной автомагистрали.

— Нет.

— Эм, Эдгар?

Я выдыхаю, не отрывая взгляд от дороги.

Она использует эту возможность, чтоб сказать нечто большее.

— Мне жаль, что я только сейчас напоминаю об этом... но я не могу поехать в аэропорт. Мой чемодан у тебя.

Я перестраиваюсь в другой ряд, правее, так что джип удобно расположен к съезду на аэропорт.

— Я могу отправить его почтой.

— Да... но, но у меня нет моего удостоверения. И как насчет... туфель. Помнишь?

Мой взгляд перемещается на нее. Дерьмо. Я полагаю, она права.

Я начинаю съезжать к аэропорту.

— Тогда вернемся в клуб. Кто-нибудь может отвезти тебя обратно.

Я чувствую усталость. И мне, правда, плевать. Я делаю разворот у аэропорта и возвращаюсь на федеральную автомагистраль к центру Вегаса.

Бл*дь. Моя рука болит чертовски сильно, но это сохраняет меня эмоционально стабильным. Глазами я ориентируюсь по полосам дороги, растянувшейся передо мной, и пытаюсь притворяться, что веду сам.

— Ты, правда, собираешься в дом Матери? Сегодня вечером? — спрашивает ее осторожный голос.

Я смотрю на нее и сжимаю свои зубы.

— Не твое дело.

Последняя вещь, которая мне нужна, это ее жалость. Не хочу ее беспокойства обо мне. Не хочу ее заботы обо мне.

Я не могу справиться с ее сочувствием, так же как я не могу справиться с ее привязанностью. Я даже не могу справиться с рукой Леа вокруг моего члена.