— Да. Я в порядке. А ты в порядке?

Положив руку себе на живот, он отворачивается от меня к пассажирскому окну.

— Я не знаю, — сухо бросает он.

— Ты слишком много выпил?

— Да. Я никогда не пью, — говорит он. Глубоко, прерывисто вдохнув, он снова смотрит на меня, словно хочет сказать мне еще что-то, что-то важное, но не решается.

— Если тебя затошнит, скажи мне, хорошо? Я могу подъехать к обочине.

Он кладет руку себе на голову.

Я протягиваю к нему руку и сплетаю пальцы с его свободной рукой, поглаживая его ладонь. Он поглаживает в ответ мою.

— Леа, — шепчет он. Его глаза все еще закрыты. Его пальцы все еще в моих.

— Да? — я сжимаю его руку, надеясь, что это поддержит его.

С трудом открыв глаза, он смотрит на меня.

— Они — ты, — шепчет он в тишине салона автомобиля.

Мое сердце замедляет бег.

— Кто — я?

Он сглатывает, подтянув одну ногу к груди и обхватив ее рукой, прежде чем положить голову себе на колено.

— Слишком много водки, — шепчет он. Высвободив руку из моей, хватается за голову.

Я не успеваю спросить, тошнит ли его, когда он снова смотрит на меня.

— Кто — я?

— Сабы.

Он снова принимает прежнюю позу, откинувшись головой на спинку сидения.

— Мне жаль, Леа. Я чертовски... пьяный.

— Все в порядке. Не беспокойся обо мне. Я здесь, я забрала тебя, и мы едем к тебе домой.

— Не мой дом... потому что это подражание. Копирование. Мне не... нравится это. Хочу чувствовать... эту боль. Это единственный способ.

— Гензель? — шепчу я. Я беспокоюсь, что у него, действительно, сотрясение. Какого черта все это значит?

Его веки трепещут.

— Гензель... — он щурится. — Не мое имя.

— Мне жаль, — отвечаю спокойно. — Как мне тебя называть?

Он молчит, оставаясь очень тихим, расправляет плечи, садится, вытянувшись в струнку, положив крепкие руки на колени. Не совершила ли я ошибку, забрав его от скорой помощи. Я успокаиваюсь только где-то в половине мили от «Леса», когда он смотрит на меня.

— Ты не можешь забрать меня, в интернате есть несколько мест. Ты слишком молода, помнишь?

Мое сердце сжимается. О чем он говорит?

— Ты говорила, что ты слишком молода, чтобы быть моей мамой?

— Я не твоя мама, — шепчу я.

— Я знаю, — он вздыхает, закрыв руками лицо. — У меня нет мамы.

Вот дерьмо. Я не могу поверить, что он говорит это. Мы никогда не говорили об этом, когда нас разделяла стена. Все предположения насчет его слов проносятся в моей голове, я обдумываю ответ.

— У каждого есть мама, — говорю я, наконец.

— У меня нет, — он смотрит в мою сторону и когда наши взгляды встречаются, он хмурится. Покачав головой, Гензель хватается за свой живот. — Я чувствую... тошноту.

— Съехать на обочину? Или продержишься четверть мили?

Он не отвечает и даже не смотрит на меня, но так крепко хватается за мое колено своей большой рукой, словно боится, что я уйду. Прислонившись к боковине моего сиденья, он продолжает держаться за меня, пока мы подъезжаем к клубу.

Я паркуюсь на первой линии, пока несколько работников спешат к нам. Гензель открывает глаза. Они теплые, но... отстраненные.

— У тебя хорошенький ротик, — бормочет он. — Хочешь пойти со мной?

Он шевелит плечами, как будто верхняя часть его тела доставляет ему дискомфорт. В этот момент его футболка натягивается, открывая кровавое пятно, подмышками, над ребрами.

— Дерьмо. Ты кровоточишь!

Оказывается, не только из раны на голове, которая все еще сочится кровью.

Его опустошенный взгляд ищет мой.

— Я все еще могу трахнуть тебя, — он кладет мою руку себе между ног, и я в шоке обнаруживаю, что он твердый.

Кто этот мужчина? Он не имеет ничего общего с Гензелем, которого я встретила сегодня вечером, и ничего общего с парнем, которого я знала раньше.

— Давай выбираться. Я пойду с тобой.

— Вот, почему ты не она, — говорит он тихим мрачным голосом, когда я берусь за ручку двери. — Никто не она. Я пытаюсь найти их.

— Кого ты пытаешься найти? — уточняю я.

— Другую ее.

Я опускаю одну ногу на асфальт. Наклонившись к нему, не обращаю внимания на служащего, который ждет меня сзади.

— Ты имеешь в виду... сабмиссивов?

— У меня нет саб... Ты читала... соглашение о конфиденциальности? — его слова переходят в шепот. Кто-то открывает дверь с его стороны, и я стремительно обхожу вокруг автомобиля. Гензель безучастно смотрит на здание в складском стиле, полностью игнорируя предложения помочь от подбежавших служащих, и не уверенно покачивается.

Я осторожно обхватываю его за шею, наслаждаясь ощущением его тела под своей рукой. Мы следуем за одним из служащих, указывающим на боковую дверь, где я помогаю ему подняться по лестнице. Мы двигаемся медленно, в комфортном для него темпе.

Я жду, что он скажет что-то еще, но он даже не смотрит на меня, пока мы идем к двери. Остановившись у нее, он некоторое время смотрит в проем, секундой позже дверь открывается изнутри.

Не успеваем мы войти в темный, освещаемый только факелами коридор, как, кажется, весь персонал «Леса» начинает носится вокруг нас.

— Эдгар болен? — спрашивает кто-то с французским акцентом.

— Какого черта с ним произошло? — звучит вопрос от одного из вышибал. Он смотрит на меня, как будто именно я что-то сделала "Эдгару".

— Он... пьян? — спрашивает третий, явно встревоженный.

Взгляд Гензеля скользит по мне.

— Отвалите, парни, — они следуют моей просьбе. Я осматриваю полукруг из четырех мужчин, одетых в черное.

— Он был на бою в «X-Ray Machine» в отеле MGM Grand. Перед этим, я думаю, он много выпил, — задумавшись, вспоминаю ту ночь. — Можете найти Рэймонда? Пожалуйста.

Парень слегка хмурится, как будто он пытается понять, кто я, затем усмехается:

— Вы слышали ее, — и они все удаляются.

Он тихо смеется, пока мы, держась за руки, идем по коридору. Он останавливается перед дверью, которую я не замечала раньше. Ее ручка скрыта за комнатным растением. Как только рука Гензеля приближается к ней, появляется вспышка голубого цвета.

Он самодовольно ухмыляется.

— Программное обеспечение, — произносит он гордо.

Мы проходим в частный коридор, который, как мне кажется, принадлежит ему, пока он осматривается вокруг.

— Сюда, — он кивает головой влево. Я следую за ним, и с облегчением обнаруживаю, что знакомая дверь в нескольких ярдах дальше.

Гензель снова обхватывает дверную ручку, и снова появляется голубой свет. Его глаза суровые, а рот изгибается в ироничной улыбке.

— Входи, — обращается он ко мне.

Шатаясь, он проходит в комнату и тут же падает на диван. Его глаза закрываются, а секундой позже кудрявый мужчина, в забавных подтяжках, входит в комнату.

Заметив меня, он подозрительно хмурится.

— Да?

— Что ты здесь делаешь, в этом? — спрашивает он, жестом указывая на мою повседневную одежду.

Я переминаюсь с ноги на ногу. Глаза Гензеля все еще закрыты, так что объясняться придется мне.

— Я увидела его на ринге. Он пьян, и, к тому же, я думаю, во время боя он получил удары по ребрам. Он отказался от скорой и доктора...

— Нет, — резко обрывает меня Рэймонд. — Он не захочет этого. Я знаю его десять лет, и никогда не видел рядом с ним доктора.

— Никогда? Почему нет? Он никогда не болеет?

Рэймонд качает головой.

— Он не подпускает, — он продолжает хмуриться, глядя на меня с явным подозрением. — Вы знаете друг друга? Мне кажется, что вы знакомы.

— Мы встречались прежде, — говорю я тихо. — Но он не знает, что я та самая девушка с понедельника.

Рэймонд постукивает пальцем по подбородку, явно что-то обдумывая, затем качает головой.

— Он очень редко пьет. Я помогу ему. Это моя работа, не твоя.

— Я могу помочь, — резко выпаливаю я. Мое сердце ускоряет бег от одной лишь мысли, что я буду далеко от Гензеля. — Я везла его так далеко, и не против помочь ему. Если ты не собираешься вызвать доктора или медсестру? У вас здесь есть кто-нибудь?

Рэймонд снова качает головой.

— Никаких докторов.

Боже, это странно.

— Ок, я знаю все основы. У вас есть аптечка?

Рэймонд сжимает губы.

— Я не уверен, как он отнесется к тому, если ты…

— Если я помогу ему?

Он кивает.

— Я подписала соглашение о неразглашении, помнишь?

Он медленно кивает, по-видимому, пытаясь разгадать какой-то скрытый мотив в моих действиях.

— Если ты уверена... — его рот превращается в тонкую линию, когда он протягивает мне визитную карточку. — Здесь мой номер. Позвони мне. Я был с ним на протяжении долгого времени.

— Я вижу, что ты заботишься о нем.

Но Рэймонд успокаивается, только после улыбки Гензеля, на вопрос о самочувствии «Эдгара».

— Она все еще здесь? — спрашивает он, тяжело моргая. Осмотрев комнату, и наткнувшись на меня взглядом, он едва заметно ухмыляется.

— Это Леа, — сообщает он Рэймонду.

— Ты не возражаешь, если она останется здесь?

Тряхнув головой, Гензель морщится.

— Я хочу, чтобы она была здесь, — шепчет он.

— Ладно, — Рэймонд хлопает себя по колену.

Наконец, он уходит, оставив нас вдвоем с Гензелем. Его глаза все еще закрыты, а я поддаюсь панике, пытаясь понять, что происходит с ним на самом деле. Рэймонд ничего не упомянул про аптечку. Она вообще здесь есть? Я несусь на кухню и проверяю несколько шкафчиков, обнаруживая полностью оснащенную кухню, но аптечки здесь нет. Я проверяю гостиную, ванную комнату, и их здесь целых три. Неприятный осадок колышется во мне, когда я думаю о них. Его сабы здесь приводили себя в порядок? Приводили в порядок его?