- Да. – Она снова обнимает меня. - Эй, не плачь, не надо. Как же тебе могла присниться такая глупость? Похищение, ха! С ума сойти!

- Но я… - Пытаюсь вспомнить хоть что-то, но мысли путаются.

Мама легонько похлопывает меня по спине.

- Все хорошо, посмотри, на тебе же ни царапинки.

- Да? – Радостно оглядываю себя. На мне любимая пижама. Та, что мне подарили на шестнадцатилетие. В розовый цветочек. - И точно.

- Скоро папа вернется с работы. Поможешь приготовить ему ужин?

- Конечно.

Обнявшись, мы идем на кухню. Солнечные лучи путаются в паутине занавесок, цветы на подоконнике расправляют свои листочки, словно ладони, пытаясь поймать больше света. Сажусь на стул, с удовольствием вдыхаю ароматы крохотных распустившихся бутонов.

Мама достает из холодильника продукты, раскладывает на столе, берет морковь и свеклу, подходит к раковине, чтобы помыть.

- Мамулик, все так чудесно пахнет. – Выдыхаю я, пытаясь понять, откуда раздается чудесный запах. - Умираю, хочу съесть что-нибудь.

- Вот, ешь, сколько влезет. – Она открывает духовку, оттуда вырывается тягучий жар. Вижу, что на противне в стеклянной посудине лежит целая куриная тушка.

При виде ароматной корочки сглатываю слюну. Встаю, аккуратно отделяю ножом и вилкой куриную ножку, осторожно укладываю их на тарелку, сажусь за стол. Интересно, а зачем она еще готовит папе борщ? Вот ведь, курицы всем хватит. Хотя с моим аппетитом все может быть…

- Мммм… - Стону я, вгрызаясь в горячую мякоть. – Мам, потрясающе, ты всегда готовила лучше всех!

- Спасибо, родная, - она убирает мытые овощи в сторону и принимается за лук, - ты ешь, не отвлекайся.

- Ма-а-ам, - проглатывая кусочек, говорю я, - а что если… я проснусь и… снова окажусь в той комнате? Там… так темно и душно.

- Глупости, - смеется она, снимая с луковицы кожуру. Ты здесь, рядом со мной. Куда ж ты денешься?

И на ее лице зажигается самая добрая и ласковая улыбка в мире. Улыбаюсь в ответ, перевожу взгляд и вдруг замечаю на столе огромного таракана. Он барахтается в масленке с подтаявшим сливочным маслом. Еще живой, отчаянно отталкивается тоненькими лапками. С отвращением гляжу, как это мерзкое рыжее существо борется за свою жизнь. Смотрю, не моргая. Надо же. Ему очень хочется жить, чертовски хочется, а ведь усатый погибает в огромной куче чертовой еды. Мечта каждого таракана.

С детства ненавижу этих тварей. И все же мне его жалко. Понимаю, знаю, что значит хвататься за свою жизнь. Вздрагиваю, когда вижу на стене еще одного прусака. Тот, опровергая закон всемирного тяготения, быстро устремляется вверх, к потолку. Карабкается, перебирая лапками. Бежит, но не по прямой, а какими-то ему одному ведомыми дорожками.

Передергиваю плечами, моя спина почему-то ужасно чешется, будто от щекотки. Хочу почесать ее и не могу. Тянусь, тянусь. Потом резко просыпаюсь, пытаясь понять, где нахожусь. И вдруг от осознания того, что по мне действительно кто-то ползает, подскакиваю, как ошпаренная, и принимаюсь стряхивать с себя все. Немедленно ощущаю боль в скованном запястье и взвываю.

Боль распространяется со скоростью снежной лавины. Руки, спина, голова, - через секунду она уже отдается в ногах, едва не разрывая плоть на части. Продолжаю дергаться, несмотря на оковы, не могу остановиться. Меня захватил холод отвращения и противные липкие мурашки, разбегающиеся по телу. Отчаянно отряхиваюсь, кривя губы, издавая звуки «а» и «ы», еще и пытаюсь одновременно с этим встать.

Черт, у меня начинается самая настоящая истерика. Все тело колотит. Для человека, который с детства боится даже смотреть на насекомых, оказаться вдруг в ловушке, где все кишит этими гадами, просто смерти подобно. Да еще и в темноте, где нельзя увидеть своего врага, а можно только представить, насколько он ужасен и отвратителен. Это как лечь лицом в муравейник и не иметь возможности встать!

Прыгаю на своем матраце прямо в туфлях – какая к черту разница, когда ты в них же и спишь. Когда не можешь элементарно даже помыться. Стою, переминаясь с ноги на ногу, всхлипываю и глубоко дышу. Хватаю ртом воздух, стараясь не прислоняться к стене – там этих тварей, наверняка, еще больше.

Постепенно успокаиваюсь. Не спать. Нет. Теперь точно не получится уснуть. Вдруг одно из этих мерзких чудовищ заползет мне в ухо или в нос? Хорошо, что на мне джинсы. Сидят плотно. Шанса заползти мне в трусы у них нет.

Стою, дрожу и принюхиваюсь ко всему в этой комнате, даже к себе. Волосы спадают на плечи липкими грязными сосульками, тело пахнет потом и… плесенью. Наверняка, во мне еще можно при желании узнать прежнюю Еву. Ту, что прячется под синяками и грязью. Но это лишь внешнее. Внутренне я изменилась давно. Больше нет той легкомысленной, беззаботной девчонки, что жила открыто, верила и доверяла. Ее давно уже нет.

Сколько же прошло времени с тех пор, как я оказалась здесь? Сколько я спала? Какое сейчас время суток? Слушаю свое дыхание. Шумное, прерывистое, словно чужое. И не нахожу ответов.

Перед глазами пролетают образы несчастных девушек из новостных репортажей, виденные однажды по телевизору. Их большие испуганные глаза, ссутуленные плечи, длинные шокирующие рассказы о годах, проведенных в плену. Взаперти или на привязи у жестокого маньяка. Истязания, систематическое насилие, беременность от похитителя, роды прямо в заточении…

Чувствую, как кружится от страха голова, как дрожат колени. Нет, со мной такого не будет. Нужно выбраться отсюда. Любым способом. Даже если придется переступить через себя и свое самолюбие. Вот только как? Придумаю, обязательно придумаю. Да…

В желудке, прилипшем к спине, громко урчит. Я никогда не была толстой. Худой тоже не была. Всю жизнь меня ужасно огорчало то, что никак не удавалось похудеть и удержать вес, какие бы диеты,

ограничения и ухищрения я не придумывала. Лет в восемнадцать я буквально помешалась на борьбе с лишним весом. Все вокруг упрямо твердили, что я нормальная. Но мне казалось, что нормальная – не идеал. Идеал – это быть стройной. Худой. Ведь стройная девушка может надеть любые джинсы и шорты. Они сядут как влитые, и никакой жир по бокам не свиснет. Ничто не будет булькать на ляжках при ходьбе. Эх, мечты, но я ненавидела диеты, а они, кажется, ненавидели меня.

Неважно, какие продукты исключала, сколько и когда ела,

– всё всегда заканчивалось слабостью и головокружением. На этом испытания стройностью на какое-то время прекращались, чтобы позже начаться вновь.

Да уж, теперь я явно похудею. Только вот зачем… Зачем мне это такой ценой… Прямо как моя соседка тетя Валя, которая постоянно причитала, что устала от работы и хочет на больничный, а потом слегла с раковой опухолью и через полгода страшных мучений покинула этот мир. Никогда не болтайте подобного. Слышите? Никогда. Бойтесь своих желаний, ведь некоторые из них исполняются не совсем так, как вам бы того хотелось.

Скрючиваюсь пополам. Давящая боль внизу живота напоминает мне о необходимости срочно опорожнить мочевой пузырь. Вглядываюсь в темноту. Железное корыто стоит на том же месте, где его оставил мой мучитель. Подтягиваю его к себе, ставлю ближе к батарее. Примеряюсь, с какой бы стороны присесть.

И как люди живут без удобств? Годами ходят в страшные вонючие сортиры на улице. Мне такое даже в страшном сне не снилось. Да я даже уличным туалетам на заправках всегда предпочитала тихий придорожный лесок. Там хотя бы природой пахнет, а не дерьмом.

Расстегиваю джинсы, спускаю трусы.

Хорошо, что я здесь одна. Было бы хуже делить это корыто с другими несчастными. Испражняться в присутствии друг друга - что может быть унизительнее? Хотя в тюрьме люди привыкают и к такому. Ужас. Фу… Никогда не знаешь, в каком положении ты окажешься завтра. Когда тебе придется посмотреть в лицо смертельной опасности, когда и у кого придется на коленях вымаливать пощаду. Никогда не знаешь, как завтра повернется жизнь, будешь ли ты жив или мертв... Жизнь удивительна и непредсказуема. Только почему я раньше не дорожила ею? Почему не наслаждалась каждым прожитым днем? Почему всегда откладывала жизнь на потом?

Вот выйду замуж, тогда буду счастлива. Вот сделаю карьеру, тогда рожу ребенка. Что за бред? Сейчас бы все отдала за возможность вернуться в нормальную жизнь, за то, чтобы увидеть солнечные лучи, закат, звезды, улыбку любимого, лица родных. За то, чтобы родить ребенка и услышать его первое слово, увидеть первые неуверенные шаги…

Горячая струя громко звенит по металлическому корыту, заставляя меня стыдиться, что выходит так громко. Так противно. Стою на карачках, придерживаю левой рукой спущенные джинсы, правой сжимаю батарею, чтобы не упасть, и проклинаю этого жестокого мерзавца, который причиняет мне такие мучения. Который так изощренно меня унижает.

Закончив, умудряюсь изловчиться и натянуть на себя трусы. Тяну вверх кромку джинсов и вдруг слышу прерывистое хриплое дыхание в одном из темных углов. Резко выпрямляюсь и начинаю судорожно натягивать джинсы на задницу. Выходит не сразу. Руки не слушаются. Вглядываюсь в направление звука, едва дыша, пытаюсь справиться с молнией.

И вдруг понимаю, что это Он.

Он!

А потом слышу, ЧТО он делает, глядя на меня из темноты. Догадываюсь об этом по странным повторяющимся звукам. По тому, как они ускоряются, становясь интенсивнее и чаще. По тому, как он вдруг через несколько секунд со стоном облегченно выдыхает. Рыча и сопя, словно дикий зверь. Как замирает на несколько секунд, продолжая тяжело дышать, навалившись на стену. Как долго копошится потом, застегивая ширинку.

А потом подходит, берет корыто с мочой и направляется к выходу, оставляя меня дрожать от страха и брезгливости. Меня трясет, словно в лихорадке. Лица увидеть так и не удается. Но, кажется, я уже выучила звук его шагов. Узнаю его, наверное, из тысячи. Тяжелый, уверенный, громкий шаг, еще один, еще и еще.