Нажала кнопку отбоя и скатилась со стула на пол. Все надежды рухнули. Все воздушные замки рассеялись в воздухе. Все, что я сама себе насочиняла, оказалось большим лопнувшим мыльным пузырем. Он отверг меня еще раз. И если не остановиться, сделает это еще и еще. Да хоть миллион раз.

Опять позволила ему сделать мне больно. Казалось, мое бедное сердце остановилось. Приложила ладонь к груди и, как не пыталась, не могла почувствовать его биение. Оно пульсировало толчками где-то в висках. Колотилось, угрожая взорваться. Толкалось, задыхаясь от взятого ритма, рваного, неровного, отчаянного. Оно требовало меня дать выход эмоциям. И тогда слезы сами покатились по щекам. Будто прорвало плотину.

Как же ты могла позволить кому-то так издеваться над собой? Ты же никогда ни за кем не бегала. А тут побежала, положила ему денежек, думала, он сразу позвонит, поблагодарит… А он вышвырнул тебя в мусорку, как ненужную использованную вещь. Как надоевшую куклу…Как смешно. Нет, правда. Разве ты не этого добивалась? Разве ты не понимала, что так будет? Разве не знала, что с такими, как он, не стоит связываться?

Саша… Сашенька… Вернись… Ты так нужен мне… Господи, зачем же я так его люблю…

Урод. Вонючий урод, уничтоживший меня изнутри. Растоптавший, плюнувший прямо в душу.

Любимый. Такой родной. Самый нежный.

Упала на пол и кричала, что было сил, не издавая ни звука. Все

тело содрогалось в беззвучных рыданиях. Глаза тонули в нескончаемых слезах, горячими дорожками обжигающих щеки.

Потом я, сжимая кулаки, начала громко кричать уже вслух, да так,

что заболело горло, а в глазах полопались все капилляры. Выла, как раненый зверь, билась в агонии. Испуганный кот даже спрятался под кровать.

За что? За что?! Почему так больно? Как же страшно быть брошенной и ненужной… Испугавшись, что сейчас сбегутся соседи, закрыла лицо руками, до боли сжала зубы. Лежала на холодном полу и молча ревела. Терпела, жуя собственный кулак, будто меня препарируют, режут по живому. Безжалостно, медленно, беспощадно. Терпела. Пока руки и ноги не перестало выламывать от чудовищной боли.

Пролежав какое-то время на полу, встала, достала из сумки вторую бутылку коньяка, которую купила на фестивале, и совершенно обессиленная вышла на балкон.

Пила.

Умывалась слезами. Проверяла телефон, который предательски молчал, и снова пила. Пила. Пила… Выпила все до последней капли. Доползла до кровати и отключилась.


Глава 20

На следующий день после фестиваля Мила вернулась домой вечером и обнаружила меня, допивающую вторую бутылку домашнего итальянского вина, припрятанного на черный день. Черный день для меня действительно тогда наступил. Я сидела на кухне невменяемо пьяная, в той же одежде, в которой ездила на фестиваль, в которой, придя домой, и уснула. Подруга села рядом и забрала у меня выпивку.

Позволяя слезам свободно течь по моим щекам, рассказала ей о том, что произошло. О том, как ненавижу его. О том, что не могу без него. Показала кулаки, разбитые в кровь о стену. Сказала, что не пойду завтра на работу. Никуда больше не пойду. Призналась, что приняла решение больше не видеть его. Никогда.

Мила просто обняла меня, вздохнула и сказала:

– Вы не должны оставаться друзьями, иначе тебя снова притянет к нему. И он снова тебя обидит. Почему ты, вообще, его все время прощаешь?

– А я и сейчас не держу на него зла, прикинь, – ответила, улыбнувшись, – это глупо, неправильно, но любовь… она все прощает. Настоящая любовь. Ведь был же тот Саша, с которым мы пережили сотни счастливых минут, с которым я забывала обо всем на свете. Который поменял мое отношение к жизни. С которым был секс – самый лучший, какой только может быть. Если это вообще секс, а не колдовство какое-то. И если бы он пришел, попросил прощения, пообещал, что все будет иначе, я бы вернулась к нему, не задумываясь. Потому что мне только с ним хорошо, а без него… будто воздуха не хватает.

– Но, Ева, – возмутилась подруга, – как же ты вернешься к нему, если никогда не была его девушкой? Он же сам по себе… Вас только секс и связывал. Никаких обязательств у него перед тобой не было. Неужели ты не хотела бы лучшего отношения к себе?

– Я хотела бы его. Понимаешь, Мила? Его! Неважно как, неважно каким. Безумно люблю и в этом не могу себя контролировать. Если бы мне сказали: «Отдай почку, чтобы он жил» - отдала бы. Отдай все деньги,

жизнь отдай – отдала бы. Не задумываясь. Мила, это одержимость, словно

меня приворожили. Ничего нельзя с этим поделать. Думаю о нем каждую

минуту. Не свободную минуту, а каждую! Знаю, что ему плевать, и все равно

думаю. Ведь хоть что-то же он должен ко мне чувствовать? Мне так больно

оттого, что первый раз в жизни я так влюбилась… И так трагически… Так

безответно…

– Знаешь что, Ева, – стукнув кулаком по столу, сказала она, –

перестань. Вот что я тебе скажу. Ни черта это не любовь! Нет! Это фуфло. Я где-то слышала, что нам, женщинам, просто нужен очередной повод пострадать. Мы сами ищем очередного красивого засранца, который бы разбил наше сердце, стал причиной очередных истерик, пустых пачек от сигарет, потерянных на нервной почве килограммов. Именно так мы оправдываем третью бутылку коньяка, ведь «с горя» звучит гораздо лучше, чем «запой».

– Значит, ты хочешь сказать, что я сама себе все придумываю?

Преувеличиваю свои чувства?

– Просто тебе так хотелось влюбиться, что твое сердце автоматически

выбрало первый попавшийся и, как оказалось, такой неудачный объект обожания. Тебе нужно его забыть, чтобы просто элементарно выжить. Забыть. Понимаешь?

Может, я и не согласилась, но в качестве благодарности за умную

мысль кивнула.

Эта любовь… Она все равно сильнее меня. Гораздо сильнее.

После того разговора прошло две недели. Дарья успокоилась и продолжила свои вылазки по клубам с подругами. Кеша все эти дни обивал ее порог с мольбами о прощении. Безуспешно, конечно же. Митя сказал, что его теперь тошнит от одного только вида бывшей возлюбленной. Две недели он пытался вытянуть меня из пучины депрессии, закармливая своими деликатесами на работе, гулял со мной вечерами.

А вчера делал покупки в супермаркете, увидел какие-то забавные подушки в желтых чехлах, приобрел пять штук: две себе, две мне и одну для Милы. Я долго смеялась, радуясь такому сюрпризу, и клятвенно заверила, что всегда мечтала о подушке из холофайбера. Особенно, призналась, мне нравится, когда наполнитель скатывается комочками и так приятно скрипит под ухом. Кхр-кхр!

Митька расстроился, думая, что прокололся с покупкой, тогда мне пришлось провести его в свою комнату и показать, на чем сплю. Только тогда парень успокоился, узнав, что я действительно с детства не переношу пух и перо.

Мила с Владом после разлуки с удвоенной силой принялись строить

свои отношения. Мне нравилось наблюдать, как красиво он за ней ухаживает, дарит подарки, устраивает сюрпризы, как заботится. Они напоминали тех обезьянок из фильмов про животных, которые сидят, чистят шкурки друг друга от жучков и паразитов, едят их и продолжают копаться дальше. Так интимно и мило.

Я же на две недели с головой ушла в работу. Попросила ко мне никого не пускать, на личные звонки не отвечала. Все двенадцать Сашиных смс

проигнорировала. А что я могла ответить на глупые фразы типа: «Привет.

Как дела?» Соответственно, ничего. Прощения он не просил, а значит, вины

не осознавал. О чем можно было говорить с таким человеком?

Мите он сказал, что встретил на фестивале такую девочку, что хоть

стой, хоть падай. А ночевал он тогда в гостях у друзей. После таких новостей меня начинало трясти даже от одного упоминания его имени.

Три дня назад приезжал из Милана троюродный брат Марка,

Никколо. По такому случаю мной были наняты музыканты, которые играли живую музыку на мандолинах. Марк был просто в восторге от такого нововведения, расцеловал меня и пообещал выдать премию. Вместе с ним мы утвердили меню торжественного обеда в честь родственника, и мне предстояло составить им за столом компанию.

Три дня я тренировалась в изучении итальянских слов, благодаря

которым планировала не упасть в грязь лицом. Митя учил меня правильно

произносить названия блюд, прямо на кухне показывал пальцем на разные

тарелки, миски, бокалы и говорил названия, делая акцент на ударениях в

словах. Например: фЕгато алла венециАна (печень по-венециански), скалопИно ди майЯле (свиная отбивная), ризОтто аи порчИни (рис с грибами), джелАто Алла фрАгола (клубничное мороженое), вИно бьЯнко (белое вино), бИрра (пиво), Аква фридзАнте (газированная вода), каффЭ (кофе). И так далее и далее, еще около пятидесяти наименований.

Мне как управляющему было стыдно знать лишь обрусевшие названия, но вся команда поваров отнеслась к этому довольно спокойно и с долей юмора. Каждый из них пытался помочь, подсказывал мне нужные слова, а потом за чашечкой каффэ все по очереди рассказывали истории о культуре Италии, традициях и достопримечательностях. Кто что знал. При этом они оживленно спорили, всякий раз расходясь во мнениях.

В день встречи с родственником Марка старалась держаться уверенно, ведь получи моя работа нарекания с его стороны, могла бы легко

распрощаться с креслом управляющего. Никколо оказался милым холостяком тридцати пяти лет, владельцем двух ресторанов в Милане и собственной винодельни в его окрестностях. Он неплохо владел русским языком и имел хорошие манеры. Мы чудесно провели время, слушая его рассказы про «Ла Скала», итальянские горы, творчество Рафаэля и изготовление домашних вин, которые регулярно поступали к нам из его виноделен.