– Только ты и веришь! – Сашка взял меня за руку. – Пойдем, прогуляемся, мне нужно тебе что-то показать.

– М-м-м, интересно! Ну, пойдем… – Накинула куртку и поспешила следом.

По пути свободной рукой он взял с тарелки пару канапе, одну отдал мне, другую положил себе в рот, блаженно прикрыл глаза и застонал, отчего я неминуемо почувствовала к нему очередной прилив нежности.

Держась за руки, мы вышли из шумного дома. На улице было уже прохладно, и куртки пришлось застегнуть под горло. Я накинула капюшон, Сашка надел бейсболку. Мне никогда не нравились такие кепки, но у него она была красивая, модная и очень даже подходила ему.

– Когда я ехал сюда, кое-что увидел, – сказал он, когда мы вышли за

калитку, – теперь хочу проверить свое предположение.

– О, мы направляемся в лес, – усмехнулась, едва поспевая за ним, – очень многообещающе…

Мы пробирались через деревья, ветки которых в темноте Сашка заботливо отгибал, чтобы уберечь меня от случайных царапин. Я послушно

шла следом за ним и хвалила себя за то, что у меня хватило ума надеть

кроссовки. На душе было очень спокойно рядом с этим сильным

человеком, который вел меня за руку. По сравнению с его габаритами я, наверное, выглядела ребенком. Ощущать это было приятно, ведь рядом с тем же Митей мне приходилось чувствовать себя тыквой, хоть он и пытался всегда в этом меня переубедить. Дюймовочкой мне все же нравилось быть куда больше, чем Гулливером.

– Мы почти пришли! – восторженно воскликнул Сашка.

– Неужели, – усмехнулась я.

– Закрывай глазки, моя принцесса, – сказал он, – сейчас будет сюрприз.

– Как скажешь. Надеюсь, ты не про клещей. – И, закрыв глаза, пошла дальше наощупь, полностью доверившись ему.

– Можешь открыть, – остановившись за моей спиной, наконец, произнес он.

Медленно открыв глаза, я замерла, не в силах вымолвить ни слова.

Увиденное нельзя было забыть никогда. Не описать тех чувств, что родились

в этот момент в моей душе. Как будто мне подарили весь мир и луну в придачу.

Мы стояли на горе, за нашими спинами – лес, а впереди… впереди – ночное небо, озаренное звездами и тысячами огней ночного города, простиравшегося вдали на километры. Словно какой-то волшебник зажег тысячи гирлянд в небе и на земле. Сон наяву! А чуть правее, искрясь в лунном свете, текла шумная река. Безумно красиво…

– Саш, – мне понадобилось облизнуть пересохшие губы, – я ничего

прекраснее в своей жизни не видела.

– Я и сам обалдел от такой романтики…

– Это очень красиво… – у меня захватывало дух.

– Представляешь, каждый огонек этого города – это окошко, в котором горит свет, – он так и стоял позади меня и говорил хриплым от волнения голосом, – каждое окошко – это своя жизнь, своя маленькая история…

– Перед нами – тысячи историй, – прошептала я.

– И наша.

– И наша…

Мы стояли и смотрели на город, а молчание все затягивалось.

– Раз я такой музыкальный мальчик, – усмехнулся Сашка, – позволь

добавить моменту еще капельку романтики.

Он достал телефон, нажал какие-то кнопочки, и заиграла «Mujuice –

Moonboy». Около пяти минут я так и слушала заворожено, боясь даже повернуться к нему. Все это походило больше на сказку. Под музыку вся картина, казалось, ожила: речка зажурчала, запели ночные птицы, с неба упала яркая звезда. Мне хватило времени только загадать, чтобы все было хорошо.

Я слушала нарастающий звук биения своего сердца, а когда стало нестерпимо тяжело дышать, повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза.

В его глазах читалось желание, но Сашка стоял и не мог шевельнуться.

Секунда. Две. Пять. Напряжение росло, но момент внезапности был потерян, и я с сожалением отвернулась обратно к виду на чудесный ночной город,

зажмурившись от злости на себя и него.

«Почему он просто не мог меня поцеловать?!» – успела лишь подумать, как вдруг он схватил меня за плечи, резко повернул и притянул к себе. Наши взгляды встретились, кровь прекратила свой бег по венам, время будто остановилось. Саша осторожно наклонился и поцеловал меня в губы.

Такого поцелуя в моей жизни точно еще не было. Легкого, как касание губ крыльями бабочки, нестерпимо нежного, воздушного… Он целовал меня так трепетно, словно боялся повредить, так мягко, будто я была хрупкой, как фарфоровая ваза, так ласково, точно дороже этого момента больше не будет ничего в жизни.

Козырек его кепки уткнулся мне в лоб. Я рассмеялась, сняла ее и бросила на землю. Столь трепетный поцелуй был полной неожиданностью, он сбил меня с толку, даже, сказала бы, напугал, но вскоре ласки стали требовательнее и горячее. Его ладони ненадолго задержались на моих щеках, затем осторожно скользнули вниз по шее и уже более настойчиво принялись метаться по спине, пока не сжались на ягодицах. Мне не удалось сдержать стон. И дальше нас словно подменили, мы упали в пучину какой-то безумной страсти. Поцелуи, объятия, - все такое жадное, будто нам непреодолимо хотелось стать единым целым.

Сашка дрожал всем телом от страсти и возбуждения, и эти ощущения неминуемо передавались и мне. Господи, я так долго ждала этого момента и теперь наслаждалась им сполна. Мы еще долго не могли оторваться друг от друга. Сгорали вместе в костре нашей любви, желая все большего, но останавливались в последний момент, понимая, что не стоит торопить события.

Наконец, он мягко отстранился, пытаясь отдышаться, и посмотрел на меня глазами, полными любви.

– Пойду и скажу сейчас всем, что ты моя девушка. – Схватил

меня на руки и закружил. – Хочу, чтобы все знали об этом. Ты моя, Ева!

Слышишь? Моя! Единственное, что я сейчас хочу, это идти и держать тебя за руку! Только ты!

– Сашка, – я весело рассмеялась, – по-моему, ты пьян!

Когда мы вернулись, то обнаружили, что половина гостей разъехалась, а те, что остались, уже спокойно спали на втором этаже. Тихо играла музыка, и лишь несколько человек продолжали штурмовать бассейн. Митя валялся на диванчике в прихожей, свернувшись калачиком, а Даша флиртовала с Вовой возле камина. Мила с Владом изучали друг друга в массажной комнате, во всяком случае, мы так решили, когда обнаружили, что дверь в нее заперта.

Убрав грязную посуду со стола, мы с Сашей искупались, погрелись в сауне, а затем встретили наш первый общий рассвет вместе на балконе.


Глава 12

Я прихожу в себя от осознания того, что дрожу всем телом, промерзшим буквально до костей. Все подчиняется ноющей боли в руках, скованных за спиной. В нос ударяет пряный запах сырой земли, щекочущий ноздри. К голове, пульсируя, приливает кровь.

В эту же секунду приходит мысль, что меня похоронили, и я дергаюсь, одновременно открывая глаза, но, быстро оценив обстановку, понимаю, что лучшим решением будет и дальше изображать потерю сознания. Ложусь и прижимаюсь щекой к сырой земле. За три секунды, что мои глаза остаются открытыми, мне удается увидеть многое из того, что происходит вокруг, отчего сразу забываю про холод.

Передо мной широкий двор, обнесенный деревянным забором. Вокруг темнота, скорее всего, ночь, слышатся звонкие трели ночных птиц. Откуда-то слева льется тусклый искусственный свет, похоже, что от дома, в котором меня держали. Справа, в той стороне, куда мне удалось посмотреть, растут несколько деревьев с тонкими перевитыми стволами, похожие на яблони. Поддаваясь порывам ветра, они вкрадчиво шелестят своей листвой. Шшш…Шшш…

Мне даже кажется, что я вижу перед собой пару грядок. Выходит, это - сад похитителя. Где-то вдалеке, за забором, слышится звук текущей воды. Все эти шумы и шорохи заглушает один-единственный, сверлящий мой череп насквозь, - звук копошения. Его нельзя ни с чем спутать. Я много лет провела, помогая родителям на огороде, и этот звук узнала бы из тысячи.

Осторожно выгнув шею, стараясь не произвести лишнего шума, поворачиваю голову на пару сантиметров влево и осторожно приоткрываю веко. Так оно и есть, мои опасения подтверждаются: в пяти метрах справа от меня, стоя по пояс в стылой земле и орудуя большой железной лопатой, мой похититель роет могилу. Вспотевший и изнеможенный, он с хрустом вонзает лопату в чрево глубокой ямы, затем швыряет вырытый песок на уже образовавшуюся горку в полуметре от могилы.

На краю ямы стоят початая бутылка водки и стеклянная рюмка.

Рядом висят канатные качели, подвешенные между стволов

двух деревьев и издающие противный скрип при каждом дуновении ветра. Тут я вспоминаю про труп старухи, о который споткнулась, выходя из

помещения, бывшего моей клеткой. Вспоминаю ее застывшие глаза, клетчатый фартук, запах гниения. От этих мыслей меня начинает мутить.

А ведь я лежала на ней, барахтаясь, как муха в паутине, скованная страхом. Наверное, от испуга сознание тогда и покинуло меня. Факт присутствия этого трупа давал мне надежду на то, что могила предназначается все же не мне. Может быть, это шанс сбежать отсюда? Я очень медленно поворачиваю голову вправо. Сердце мое еще сильнее начинает колотиться в груди, во рту пересыхает – в метре от меня лежит труп той самой пожилой женщины, неестественно раскинувшей ноги.

Ее косынка сбилась на бок, придавая лицу нелепое выражение, словно бы она бежит куда-то, торопится, но спотыкается о камень и падает замертво рядом со мной. Брр… Новый порыв ветра доносит до меня сладковатый запах тлена и успевшего начаться разложения. Интересно, он ли ее убил?

Наверное, держал так же, как меня, истязал, а потом зарезал или задушил. Или ее сердце не выдержало таких испытаний и остановилось.