Но она узнает его по голоду! Закрыв глаза, она вспомнила низкие бархатные интонации, обволакивавшие ее подобно пелене тумана. «Милая леди… скажите, почему поцелуй заставляет вас плакать?» Она покачнулась. Озабоченный голос Мод вернул ее к реальности:

– Вы, верно, устали, миледи. Это ведь ваш первый выход в свет с тех пор, как не стало хозяина… Поэтому вы вернулись так рано?

– Я ушла оттуда потому, что у меня началась мигрень, и… – Холли смущенно замолчала и рассеянно потерла виски. – Как странно, – пробормотала она, – все прошло. Обычно если мигрень начинается, то долго не проходит.

– Я принесу лекарство, что дал вам доктор. Вдруг у вас опять начнется приступ?

Холли покачала головой и перешагнула через платье, свернувшееся кольцом у ее ног.

– Нет, спасибо, – сказала она, все еще недоумевая. Кажется, случай в оранжерее уничтожил даже намек на головную боль. «Какое странное средство от мигрени! Вряд ли сегодня ночью у меня будут проблемы».

С помощью Мод она облачилась в белую батистовую ночную сорочку и отороченную кружевом накидку. Сунув ноги в домашние туфли, Холли пожелала горничной спокойной ночи и направилась к узкой лесенке, ведущей в детскую. Свеча в ее руке осветила узкую прямоугольную комнату.

В одном углу стояло детское креслице, обитое розовым бархатом и украшенное шелковой бахромой, рядом расположился маленький чайный столик с кукольным чайным сервизом. Нижние полки книжного шкафа занимала коллекция аккуратно расставленных пузырьков из-под духов, наполненных окрашенной водой. По меньшей мере полдюжины кукол были разбросаны по всей детской. Одна сидела в кресле, другая уцепилась за облупившуюся лошадку-качалку, некогда принадлежавшую Джорджу. Еще одну куклу сжимала в объятиях спящая Роза.

Подойдя к кроватке, Холли улыбнулась, охваченная нежностью к дочери. Личико у Розы было невинным и спокойным. Темные ресницы малышки бросали тень на пухлые щечки, ротик был слегка приоткрыт. Став на колени у кроватки, Холли коснулась детской ручки, которую покрывали пятна неотмытой синей и зеленой краски. Роза любила рисовать и частенько перемазывалась во все цвета радуги. Ей было четыре года, но ручки все еще сохраняли младенческую пухлость.

– Драгоценная моя, – прошептала Холли и запечатлела поцелуй на тыльной стороне ладошки. Она поднялась, не сводя глаз с дочки. Когда малышка родилась, всем, в том числе и самой Холли, казалось, что она похожа на Тейлоров. Однако со временем стало ясно, что Роза – просто копия ее самой. Маленькая, темноволосая и кареглазая. Зато нравом она пошла в Джорджа, такая же очаровательная и разумная.

«Если бы он только мог ее видеть теперь», – с тоской подумала Холли.

В первый год после рождения дочери – и последний в жизни Джорджа – они с Холли часто смотрели на свою спящую девочку. Большинство отцов не стали бы так открыто проявлять своего чувства к ребенку, считая, что это не пристало мужчинам. Дети – это часть женского мира, а мужчине следует только время от времени осведомляться об их успехах или пару минут покачать дитя на колене. Но Джордж не скрывал своего восхищения дочкой, он был просто очарован ею и без устали возился и играл с малышкой, чем, в свою очередь, приводил в восхищение Холли.

– Этот ребенок связал нас навеки, – сказал как-то вечером Джордж, когда они с Холли стояли над своей дочкой, спящей в отделанной кружевами колыбели. – Она родилась от нас обоих… это так естественно, так просто, когда двое заводят ребенка… но это за пределами моего понимания.

Холли, тронутая словами мужа, поцеловала его; она любила его еще и за то, что он смотрел на Розу как на чудо.

– Какой отец был бы у тебя, Роза! – прошептала она. А теперь ее дочери суждено вырасти, не узнав отцовской заботы и защиты… Джорджа ей не заменит никто и никогда.

Глава 2

Закери Бронсону срочно требовалась жена. Он даже знал, какая именно. Сдержанная, со спокойным голосом, умеющая вести хозяйство и позаботиться обо всех мелочах в жизни мужчины. При такой хозяйке слуги в доме начинают работать как хорошо отлаженный часовой механизм… совсем не так, как у него дома. Иногда его прислуга неплохо управлялась со своими обязанностями, но зачастую она превращала его жизнь в фарс. Трапезы частенько запаздывали, скатерти, серебро и мебель никогда не бывали безупречными, как в других богатых домах, а еда оказывалась либо излишне обильной, либо вообще несъедобной.

Закери несколько раз нанимал экономок, пока не понял, что даже наилучшим из них все-таки требуется получать распоряжения сверху, от хозяйки дома. И видит Бог – его матушка не имела ни малейшего понятия, как отдавать приказания слугам, разве что могла робко попросить горничную принеси чашку чаю или помочь одеться.

– Это же слуги, мамаша, – терпеливо повторял ей Закери по меньшей мере сотню раз. – Они ждут, что вы прикажете им что-то сделать. Они хотят, чтобы вы им приказали. Иначе у них не будет работы. Перестаньте же смотреть с таким извиняющимся видом, когда вам что-нибудь нужно, и тяните за шнурок звонка – это будет вполне по-хозяйски.

Но матушка его только смеялась и возражала, что терпеть не может беспокоить кого бы то ни было, даже если человеку за это платят. Нет, его родительница никогда не приучится к новому укладу – она слишком долго жила скромно и теперь уже вряд ли постигнет науку управления слугами.

Да, его слуги, как и его деньги, были новыми. Урожденные аристократы получали опытную челядь по наследству, и лакеи, и горничные эти жили и работали вместе не один год, даже не одно десятилетие. Закери же пришлось нанять всех разом. Некоторые из них были новичками в своем деле, но большую часть уволили с прежних мест по разным причинам. Другими словами, Закери являлся теперь хозяином самого крупного, в западной части Лондона скопления пьяниц, незамужних матерей, лентяев и мелких воришек.

Друзья утверждали, что хорошая жена может разом решить все проблемы ведения хозяйства, предоставив ему свободно заниматься тем, что ему удается лучше всего, – делать деньги. Впервые в жизни Закери нашел мысль о браке разумной и даже привлекательной. Оставалось немногое – найти подходящую женщину и убедить ее выйти за него замуж. Но если учесть все требования, которые он предъявлял к кандидатке, дело могло растянуться на годы.

Во-первых, она должна быть благородных кровей, так как благодаря браку он намеревался получить доступ в высший свет. Далее, она должна была компенсировать отсутствие у него самого воспитания и образования, обладая родословной, восходящей прямо к Вильгельму Завоевателю. При этом она не должна относиться к нему снисходительно – ему не нужна жена, смотрящая на него сверху вниз. Она также должна обладать независимым характером, чтобы понимать необходимость его частых отлучек. Он человек занятой, и ему совершенно ни к чему, чтобы кто-то цеплялся за него и пытался предъявлять права на жалкие крохи остающегося свободного времени.

Красота его не интересовала. Честно говоря, он даже не хотел обладать красавицей, на которую другие мужчины будут глазеть, распускать слюни и вечно пытаться ее соблазнить. Его вполне устроит умеренная привлекательность. Хорошее физическое здоровье и ум обязательны, поскольку он хочет, чтобы она рожала ему крепких, легко овладевающих науками детей. Положение в свете также важно, так как с ее помощью он должен проникнуть в общество, которое, очевидно, не очень-то хочет его принять.

Закери прекрасно понимал, что многие аристократы смеются над ним из-за его происхождения, произношения, манер и наспех сколоченного состояния. Они считали, что ум у него буржуазный и меркантильный и он никогда не постигнет, что такое стиль, элегантность и хорошее воспитание. Что ж, они были правы. Он знал свои возможности. Зато он испытывал мрачное удовлетворение оттого, что никто не смел смеяться над ним открыто. Он был силой, с которой нельзя не считаться. Он внедрялся в банки, деловые предприятия, недвижимость, инвестиционные фонды… Словом, был связан финансовыми отношениями – в большей или меньшей степени – с каждым состоятельным человеком Англии.

Знать не желала, чтобы он завладел кем-либо из ее драгоценных дочерей. Для аристократа брак означает заключение союза между двумя могущественными кланами, смешение голубых кровей. Недопустима связь дворняжки и животного, обладающего прекрасной родословной. Только вот в данном случае у дворняжки достаточно денег, чтобы купить все, что ей вздумается, даже высокородную жену.

И он договорился о встрече с леди Холланд Тейлор. Если его приглашение заинтересует ее, она придет к нему на чай. Закери уже подсчитал, что потребуется один день, чтобы его загадочная незнакомка обдумала эту мысль, еще день, чтобы друзья и родственники отговорили ее, и третий – чтобы любопытство взяло над всем этим верх. К его удовольствию, она приняла приглашение. Сегодня он ее увидит.

Он подошел к окну своей библиотеки – просторной комнаты, расположенной в северо-западном крыле его готического особняка. Дом был выстроен в стиле, который его архитектор называл «орнаментальным», – термин, который, как понял Закери, означает претенциозность и дороговизну. Но в свете им восхищались или по крайней мере говорили о нем, так что дом выполнял свои функции – давал понять, что он, Закери, человек влиятельный и с ним нужно считаться. Сооружение сие походило на огромный свадебный торт, украшенный шпилями, башнями, арками, оранжереями и французскими дверями. Здание, в котором было двадцать спален, вольготно расположилось на огромном куске земли к западу от Лондона. Искусственные озера и деревья с пышными кронами украшали пейзаж, сады и парки изобиловали затейливыми беседками и прогулочными аллеями, как извилистыми, так и прямыми, чтобы гость мог выбрать то, что ему по вкусу.

Интересно, что подумает о его поместье леди Холли, придет в ужас или восторг? Наверное, у нее хороший вкус, как и у большинства дам ее положения, и здесь Закери не мог с ними состязаться. Он предпочитал вещи, откровенно демонстрирующие его богатство и успех, тут уж ничего не поделаешь.