Алешка в последнее время слишком часто слышал это слово по отношению к себе и не обиделся, когда его произнесла Раиса Петровна. Наверное, она права в том, кто он. Нет у него денег… так неужели все его стремления, упорство, знания и многолетний труд — все это впустую?

Раиса Петровна опять выпила стопку и, смотря на потерянное лицо Алеши, продолжила:

— Ты думаешь, у меня не было таланта? Или думаешь, я хотела вот так в любую погоду стоять на плацу прокат тренировать? Все у меня было… талант был… да вот только началась перестройка и бесплатный спорт закончился. А я не хотела от лошадей уходить и стала прокатом зарабатывать. Все мечтала: вот заработаю денег, куплю себе лошадь и продолжу выступать… Вот такая я наивная дура была… а сейчас уже не наивная, протрезвела после стольких лет стояния под снегом, дождем и солнцем, обучая тех, кому это не нужно, кто пришел лишь свою задницу покатать на лошадке. Теперь у меня ни здоровья, ни денег, да и таланта нет… хотя говорят — талант не пропьешь, — Раиса Петровна лихо выпила еще стопку и даже не стала закусывать.

— Правду Раиска говорит, — Петрович опять наполнил их стопки, — и у меня был талант… и мечты. Да толку что? Кому я нужен? Это вот в Европе тренеров ценят, приезжают к ним обучаться, знания почерпнуть. А у нас? Знаешь, кто теперь тренирует? Соплюшки по восемнадцать лет. Они и ездить-то толком не умеют, а уже стоят на плацу и объясняют, как прыгать. И к ним ходят на занятия и им платят деньги… за их знания платят… им, которым по восемнадцать лет, а не мне, хотя я всю жизнь в спорте. Так вот им больше платят за их знания… Вот такая страна дураков у нас.

— И у меня талант был… — Маша в задумчивости крутила в руке вилку с наколотой колбасой, — и у Насти с Соней… ты ведь их помнишь? Настя ребенка растит, муж от нее ушел, так что ей теперь не до спорта. Соня замужем, в Казахстан уехала, он у нее военный. Ему жена нужна была, а не спортсменка, так что о спорте она теперь навсегда забыла. Ей муж сразу сказал: или я, или лошади. Ну вот она и выбрала его… Пишет изредка, лошадей вспоминает… А я вот здесь… ни семьи, ни мужика, ни спорта. Зато не грущу. Заработаю на прокате и бухаю. Вот так и все у нас в стране.

— А помнишь Савву? Знаешь, сколько он коней продал туда, за бугор, этим иностранцам? Наших коней, лучших. Да что Савва, таких как он умников знаешь сколько было? Они всех лучших коней за копейки продали за бугор и знаешь, что теперь с этими конями? Им иностранцы другие документы сделали. Все другое. Теперь это их кони, рожденные у них, с родословной от их лошадей. Теперь уже не докажешь, что они у нас рождены. И вот они на этих лошадях выигрывают, у нас же выигрывают… на наших лошадях, — Раиса Петровна, отвернувшись, смахнула слезу с ресницы.

— Да здесь ни мы, ни лошади наши не нужны, — Петрович очнулся от накатывающего на него алкогольного сна, — кстати, помнишь своего Бадминтона? Тоху… его частник купил, прыгал на нем до усрачки, а потом за копейки малолеткам продал, они на нем прокат катают. Я видел Тоху, у метро с ним стояли. Тощий он и хромает, а глаза потухшие, понимает, что предали его… — язык Петровича уже стал заплетаться, как и его мысли, — а Быстрого помнишь? Так он от коликов год назад пал. Говорят, кто-то из проката ему буханку белого хлеба скормил… мы так и не смогли его откачать. И Аметиста больше нет… Мити, на котором Назар тогда ездил. Его тоже купили и где он теперь никто не знает…

Эти посиделки в каптерке Петровича тяжело дались Алеше. Он понимал всю правду того, что говорят ему люди, которых он знал уже более десяти лет. И он знал, что они правы. Он и сам видел эту правду. Он видел тех, кто наравне с ним начинал выступать на соревнованиях, а сейчас или спились, или вообще пропали, став обычными обывателями и забыв о спорте навсегда.

— Знаешь, кто в спорте остался? — в заключение этого тяжелого разговора произнес Петрович, — те, кто за границу уехал. Вот там спорт. Там наших тренеров и спортсменов ценят. Все, кто уехал, сейчас в "шоколаде", и лошади у них, и возможности тренироваться и выступать.

— Но я здесь хочу выступать за Россию…

— Глупый ты, Лешка, как был дураком, так и остался. Не нужен ты России, никто из нас ей не нужен…

Алеша вспоминал эти слова, сидя в электричке, которая ехала в сторону Рабочего Поселка и ему было бесконечно больно от правоты сказанного Петровичем. Нет, он не был глупым, он и сам все это знал, да вот только не хотел верить. Он ведь родился в этой стране, на этой земле. Это его Родина и он хотел на соревнованиях доказать всему миру, что русские — лучшие, что они могут побеждать. Да вот только все это были лишь пустые мечты, а реальность была другой. На нем были два коня, за которых нужно было платить, бабушка с пошатнувшимся здоровьем и понимание того, что он сам никому не нужен с его талантом, даром свыше. Здесь, в этой стране, только один талант ценился — это талант зарабатывать деньги, но вот его у Алеши и не было.

* * *

Бредя от железнодорожной станции, Алешка столкнулся со своим школьным другом Генкой. Они, наверное, года три не виделись. После школы их пути разошлись. Хотя Генка иногда и попадался ему на улице, но обычно они лишь здоровались и каждый шел по своим делам. После того случая, как Генка впервые увидел на Алешке импортные шмотки с Черкизовского рынка, отношение к нему переменилось, и Алеша это чувствовал. Да и потом, Леша, хоть и одевался скромно: всего лишь джинсы, кроссовки и майка с ветровкой, но все это он обычно покупал у девчонок на конюшне, так как ему некогда было ходить по магазинам, а оказалось, что эти вещи очень модные и дорогие. И Алеша видел на себе ненавидящий взгляд своего друга, когда они случайно встречались на улице. Он не понимал, почему. Ведь это всего лишь вещи. Просто тряпки. Тогда почему у Генки — его друга с детства такой взгляд? Но тогда Алеше некогда было с этим разбираться, как говорят: насильно мил не будешь. Вот так они и жили — каждый своей жизнью, а сейчас опять их дорожки пересеклись.

Генка, как всегда, зло оглядел его пуховик с швейцарским лейблом, джинсы Левайс, ботинки Гриндерсы и торчащие из под надвинутой на глаза шапки, уже сильно отросшие светлые прямые волосы.

Сначала их разговор не заладился. Алеша не знал, что сказать, чувствуя, что всем своим видом раздражает своего друга, но при этом видел, что Генка не старается, как обычно, быстро отделавшись от него, убежать. Видно сегодня Гена был готов к общению.

— Значит работа тебе нужна… — выслушав краткий сбивчивый рассказ о бедственном материальном положении Алеши, изрек Генка, — есть у меня одна идея. Я сам сейчас там работаю. Платят нормально, да и график свободный. Тебя же такой устроит, чтобы к коням ездить? Так вот, я поговорю с управляющим, он как раз сейчас новый штат набирает, вот только требования у них жесткие… но ты подойдешь, — Генка еще раз глянул на него — волосы только не стриги. Там таких любят, с волосами. Я официантом работаю в очень крутом кабаке. Платят хорошо и чаевые отличные. Работа ненапряжная, разнес заказы — получил баки.

Алеша заставил себя промолчать, услышав эти рассуждения. В его понимании работа официантом всегда ассоциировалась со словом халдей… Человек на побегушках, даже недочеловек, тот, кто готов прогибаться за деньги, улыбаться и выслуживаться. Более мерзкого занятия Алеша для себя и не знал. Но он вспомнил Вальхензея и Зацепа и промолчал, лишь согласно кивнув. Ради этих коней он был готов на все.

— Как называется этот ресторан, где ты работаешь? — спросил он.

— Этот кабак называется "Золотой рай".

ГЛАВА 3

Весенняя Москва, наблюдаемая Гавром из окон, выходящих на Тверскую улицу, его не радовала. Его вообще здесь в России ничего не радовало. Сюда он вернулся для того, чтобы вернуть себе то, что ему принадлежит по праву и мстить тем, кто его этого лишил и был причастен к смерти его родителей. Его тщательно подготовленный план мести сработал на славу. Он не впустую жил все это время в Лондоне, нет. Оттуда он следил за теми, кто был в Москве, и ждал момента, когда можно будет нанести удар. И этот момент настал. Гавр вернулся на Родину, которую ненавидел, как и всех, кто здесь живет. Он не считал эту страну своим домом, здесь все ему было чужим и вызывало отторжение. Но он вернулся ради памяти своих родителей, которые дали ему все, и он был не готов простить их смерть. Гавр знал главного виновника смерти родителей и разрушения его жизни. Этим человеком являлся Назар. Только вот время таких, как Назар, прошло, теперь настало время таких, как Гавр. Прошло время криминала, настало время бизнеса. Кем-кем, а бизнесменом он был до мозга костей: холодный и расчетливый, ничего личного, ни эмоций, ни чувств — только бизнес. Да и не было у него в жизни ничего личного. Перепробовав все в свои юные беззаботные годы, он успокоился и находил удовольствие в зарабатывании денег и осуществлении мести за потерянную семью. Его продуманный план сработал. Назар в тюрьме, а он вернул себе клуб "Оr lе раrаdis" и банк "Grаnd lа bаnquе еurорееnnе". Вернул квартиру родителей на Тверской, в которой сейчас и жил, и теперь активно вклинивается в бизнес-жизнь Москвы. Это было несложно с его деньгами и образованием. У Гавра был план: не только вернуть принадлежащее ему, но и забрать у Назара все, что тому принадлежало. Ему было недостаточно того, что за все содеянное Назар оказался в тюрьме. Он считал, что этого слишком мало, что этот человек должен страдать, ощутить на себе всю горечь от потери близких ему людей. Испить до дна всю чашу боли и только потом умереть. Вот такой план мести был у Гавра. Он был разочарован тем, что Назару дали лишь десять лет. Он надеялся, что тот получит намного больше. Но в процессе борьбы с ним Гавр ощутил, что за Назаром стоят сильные, влиятельные люди, и он отступил, посчитав, что теперь Назар никуда от него не денется. У него будет время здесь, в Москве, обзавестись нужными связями и людьми и тогда можно будет достать Назара даже в тюрьме. Пока же его план мести тоже шел неплохо. Теперь нужно было, узнав все о Назаре, начинать рушить жизни тех, кто ему дорог. Пусть Назар кусает прутья решетки от бессилия. Пусть страдает каждый день, теряя всех, кого он любит.