* * *

Солнечный Майами встретил Гавра как всегда хорошей погодой и толпами беззаботных людей, и он окунулся в эту жизнь с головой. Да так, что желание отрыва от действительности впервые в его жизни превратилось в цель забыть себя самого. И он самозабвенно стал идти к этой цели. Вечеринки с реками алкоголя и отвязного секса сливались в единый калейдоскоп безудержного веселья полуголых тел, грохота музыки и потом секса, где уже было неважно, кто и с кем. Его деньги позволяли ему такой отрыв, а его желание забыться толкало его на все большее безумство. Да вот только сколько бы он ни пил и как бы ни старался отвлечься на партнеров разных полов, возрастов и цвета кожи, но память опять возвращала его в спальню на Тверской, где Лекс произносил эти такие простые, давно избитые до оскомины слова: "Я люблю тебя…". И заглушить эти слова в своем сознание Гавр уже не мог ни чем. Хотя он должен был радоваться, ведь он сам хотел добиться любви этого парня, чтобы потом разрушить его. Ведь куда действеннее рушить жизнь человека, когда он тебя любит. Гавр это знал. И вот цель достигнута. Лекс произнес то, что он хотел услышать, да вот только эти слова как острый клинок вонзились в его сердце, а эти глаза, смотрящие на него, выпотрошили его душу, и он даже сейчас так и не может себя собрать. Почему же такое происходит? Почему он, никогда не верящий в любовь и всю эту романтическую чушь, теперь пытается унять боль в глубине себя и стать тем, кем он был до встречи с этим Лексом? Лекс… он ненавидел его, за эту его детскую непосредственность, за эти эмоции, которые он не мог скрыть в себе и они все читались на его лице; за его глаза, где было все слишком честно, где не было ни обмана, ни лжи. Вот за все это Гавр ненавидел его. Лекс разрушал его, разрушал его мир, разрушал его жизнь, его суть… и Гавр не мог победить это. Вот поэтому он и сбежал, чувствуя, что еще секунда там — и он бы произнес то, что готово было сорваться с его губ. Он бы ответил на любовь…

* * *

Новый год в солнечном Майами для Гавра прошел в пьяном угаре и смутном осознании себя и того, где он. Его сознание порой прояснялось, и тогда он помнил себя то в бассейне, то в клубе или в постели на ком-то; потом были провалы, и он ничего не помнил.

Когда алкоголь уже перестал брать, Гавр перешел на курение травы. Он не хотел наркотиков, он их боялся, боялся зависимости от них. Но сейчас страшнее для него была зависимость от того, чьи слова звучали в его ушах, и поэтому, поразмыслив, он решил, что пара затяжек травой — это не совсем наркотики. Теперь в его жизни были алкоголь, курение травы и секс. Все это слилось в единый поток веселья и времени, которое он уже не различал.

В какой-то из дней, в момент краткого мига прояснения сознания, Гавр взглянул на дату в мобильном телефоне и сфокусировал на ней взор. Телефон показывал двадцатое января две тысячи второго года. Эта дата отрезвила Гавра. Он встал с кровати и, перешагивая через голые тела, стал искать ванную, понимая, что он вообще не знает, где он находится, чей это дом, где его одежда и где здесь ванная.

Из этого дома он уехал на такси, чудом найдя свою одежду и бумажник с кредитками. Гавр знал, что пора завершать с отдыхом — дела в Москве никто не отменял, и его ждет бизнес, его круг друзей и его жизнь.

Так что оставшееся время до конца января он посвятил восстановлению своего здоровья. Он сдал анализы на всевозможные заболевания, лег на неделю в клинику, где его организм очистили от алкоголя и наркотиков. Затем, заселившись в тихий отель невдалеке от океана, проводил время в созерцании волн, здоровом питании и занятии спортом. В его сознании всплывали воспоминания его отрыва здесь, и он сам себе поражался — до чего он дошел? Одно его радовало — что хоть он не опустился до секса с животными и детьми, — так как он помнил, что вокруг него постоянно крутились разные личности, предлагавшие ему такого рода удовольствия. Еще он долго вспоминал свои секс-забавы, пытаясь восстановить в памяти не был ли он подмят под кого либо, но вроде и здесь его контроль даже в таком состоянии не подвел. Это Гавра порадовало, а когда пришли анализы из клиники, он вообще выдохнул с облегчением. Понятно, что трахался он всегда с резинкой, но это тоже не гарантировало стопроцентной безопасности. Так что только анализы вернули ему уверенность в том, что его отдых прошел без последствий.

О том, что его ждало в Москве, он не позволял себе думать. Вернее о том, кто его там ждал.

* * *

Перед самым Новым годом на конюшне, как всегда, лошадям сделали прививки. Алешка поприсутствовал при этом, оплатил прививки в ветстанцию и, разобрав амуницию, решил уже уходить домой. Но его позвали в комнату, где собирался коллектив для чаепития. Там сейчас был накрыт стол с тортами, салатами в пластиковых контейнерах из супермаркета и шампанским. Лешка не стал отказываться и отрываться от коллектива. Здесь, с этими людьми, он чувствовал себя хорошо, уютно, и поэтому с радостью пару часов посидел со всеми. Выпил бокал шампанского, поел салата и съел кусок торта. Потом все стали расходиться, и он тоже пошел к машине, чтобы водитель отвез его домой.

Только зайдя в квартиру, Алешка понял, что в этот Новый год он опять один. Сколько уже в его жизни было таких Новых годов, которые он встречал вот так. Наверное, он уже привык к одиночеству. Ему было грустно, пустота квартиры давила, и он, зайдя на кухню, сел на табуретку и замер, ощущая тишину вокруг себя.

Эту тишину нарушали только часы на стене. Они напоминали Алешке часы в их квартире, где он жил с бабушкой. Конечно, эти часы были другими, модными, современными, да разве в этом суть? Они так же отсчитывали время, и неважно, какими они были внешне, время от этого не меняло своей сути, как не менялась и суть его жизни. Его жизнь шла, а он все так же один сидит на кухне и ждет, когда наступит Новый год, и верит, что в Новом году все изменится и он будет счастлив…

Счастье — что это? Был ли он счастлив и какое счастье он ждет? Столько вопросов и столько ответов, да только какие из них правильные, он не знал, запутавшись во всем происходящем. Конечно, он был счастлив. Ведь в его жизни есть лошади и любимая работа, он с лошадьми. Поэтому он счастлив…

Алешка посмотрел на темноту коридора, которая вела в прихожую. Он вспомнил, как когда-то давно так же сидел и ждал, что в дверь позвонят, и придет "он", и тогда в этот новогодний праздник Алешка не будет одинок, он будет с ним… с Назаром. От этого имени, всплывшего в его сознании, он вздрогнул. Память моментально изъяла из спрятанных уголков все воспоминания о нем, и все это было так ярко, будто совсем еще недавно. А ведь столько прошло времени, столько всего произошло. Теперь Назар стал другим, да и он сам, ведь он же признался Гавру в любви.

Алеша задумался над тем, что произошло в его жизни. Он сам признался в любви парню, вернее, мужчине, который на девять лет его старше. Как все это было странно, и еще недавно Леша бы и не поверил в такое. Неужели он врал Гавру? Нет, не врал. Это признание шло из глубины его сердца, из его души… Гавр, он так резко ворвался в его жизнь и стал для него всем — опорой, поддержкой, единственным близким человеком, которому можно излить душу. Ведь так и было все это время, и если бы не Гавр, он бы не выжил и не справился со всеми трудностями, навалившимися на него. И то, что Гавр за все это хотел получить взамен, разве это так важно… тем более это естественно. Гавр взрослый и, давая все Лешке, неужели он стал бы это делать бескорыстно, не прося что-то для себя? Хотя, вот в его жизни был Назар, и тот никогда ничего не просил взамен… Алеша понимал, что запутался во всем этом. Он так и не понял тогда Назара, почему он все это для него делал, и не понял сейчас, почему он отвернулся от него… Так же он не понимает Гавра, который признался ему в любви первым, да вот только все время Алешка чувствовал между ними незримый барьер, через который он так и не смог пробиться, и ему казалось, что Гавр сам не хочет убирать этот барьер между ними. И еще Алешка просто чувствовал неправду во всем, что было между ними. И он не понимал, почему вдруг Гавр взял и уехал после его признания, этим сделав ему так больно…

А еще он не понимал себя, своих чувств к Гавру, хотя он не врал, говоря, что любит его, ведь он так ему благодарен за все, что тот для него сделал. Да, раньше он и не знал, что может быть любовь между мужчинами. Он-то думал, что любить можно только девушек. А теперь понимал, что в этом мире все неоднозначно, и может случиться так, что мужчина полюбит другого мужчину…

Яркая, как вспышка молнии, разгадка пронеслась в его сознании… Назар. Это имя запульсировало у него в голове, принося боль и открывая для него то, что он до сих пор не понимал. Ведь все эти годы он любил его, он любил Назара, он любит его и сейчас.

ГЛАВА 17

Зайдя в квартиру, Гавр ощутил ту неуловимую атмосферу дома, семьи, уюта, которой у него никогда не было. Раньше это просто была квартира, где он жил, и здесь было все чисто, аккуратно и правильно, как будто ее владелец и не живет в ней, а лишь пришел на пару часов и потом опять уйдет. Его жилище было безлико, в нем жила пустота. Сейчас все изменилось. Хотя нельзя было упрекнуть Лекса в неряшливости — парень был на удивление аккуратен и никогда не разбрасывал свои вещи, всегда убирал за собой, да и за ним, и вообще поддерживал жилье в том состоянии, к которому привык Гавр. Но все равно его дом изменился с того момента, как здесь стал жить Лекс. И сейчас такие неуловимые и вроде незначительные моменты говорили, что эта квартира, где живут, и где его ждут. С кухни вкусно пахло едой и, судя по шипению, что-то жарилось на плите.

Он еще раз окинул прихожую — да, придраться не к чему, только вот перчатки на тумбочке у зеркала — их как будто бросили в спешке и одна из перчаток готова упасть на ковролин, и ботинки, один из которых стоит, а другой лежит, опять говоря о том, что их владелец спешил.