— Позволь мне позаботиться о тебе. Я хочу забрать тебя отсюда, привезти в свой дом, вызвать врача. И для бабушки твоей все сделать, снять другую квартиру, а не этот клоповник, обеспечить ее должным уходом. Позволь мне заботиться о тебе.

Алеша смотрел в глаза Гавра. Он видел искренность и еще то, что его пугало в его взгляде. Он видел желание обладать им. Вот это желание и убивало все в Леше. Он не мог понять, как мужчина может хотеть парня.

В затянувшейся паузе Гавр произнес:

— Стань моим… Лекс.

Вот это чуждое Алешке имя окончательно отрезвило его от магии темно-оливкового взгляда этого мужчины, и он, отводя глаза, произнес:

— Спасибо, Гавр, что приехал меня навестить. Я не обижусь, если ты меня уволишь с работы, я ведь теперь только через месяц смогу туда выйти. Спасибо за продукты… Я как-нибудь сам справлюсь…

Гавр понимал, что, несмотря ни на что, Лекс не сломился, но с другой стороны, прошло еще мало времени и, видно, у парня были в запасе еще деньги. Хорошо, тогда он подождет и посмотрит, что будет делать Лекс, когда деньги кончатся, а зарабатывать он их в ближайшее время явно не сможет. Вениамин хорошо выполнил свою работу, и это бесспорно.

— Хорошо. Я не настаиваю. Я просто хочу, чтобы ты знал: я буду ждать, и не важно, сколько… Ты всегда можешь прийти ко мне, я буду ждать тебя, Лекс.

Гавр несильно пожал руку парня и встал со стула. Выходя из комнаты, он столкнулся с сиделкой, которая предложила напоить его чаем. Гавр вежливо отказался и, попрощавшись, пошел к выходу из квартиры.

Алешка лежал на кровати и смотрел в потолок. Вся нынешняя ситуация казалась абсурдной и была тяжела для понимания. Его, нормального парня, добивался мужчина, как обычно добиваются девушек. Леша не мог этого понять. Он не хотел это понимать, он вообще больше никогда не хотел такого слышать.

Леша потер руку об простынь, как будто стирая с нее неприятное прикосновение. Да, руку он мог оттереть, но вот как оттереть то мерзкое ощущение внутри, которое у него осталось от этого разговора? Хотя, разве он может обижаться на Гавра? Гавр приехал его навестить, специально ехал в такой далекий район, привез ему продуктов и просто высказал то, что для него нормально. Так что Леша не стал обижаться на Гавра, да и вообще, кроме осадка от этого неприятного разговора, у него имелись более серьезные проблемы.

Алешка вздохнул и закрыл глаза. Что делать ему самому в такой ситуации, в которую он попал, Лешка пока не знал. То, что в ближайший месяц он не сможет выйти на работу, осознавал. Он вообще толком-то ходить не сможет, только прямо, не сгибаясь, да еще подволакивая ногу. Ему даже в автобус залезть будет тяжело… Лешка с ужасом это понимал. Потом он попытался вспомнить, сколько у него денег в заначке на черный день. Вот только в последние два года этот черный день у него был постоянно. Денег в запасе было совсем немного — хорошо, что часть расходов за май у него уже проплачены. На июнь ему денег хватит, но июль… Значит, в июне он начнет опять искать подработку, любую.

Однако, он не был готов сломаться и признать свое поражение. Нет, он будет бороться, он сильный, он справится, он сильный…

* * *

Прошел месяц после случившегося. Алеша стал понемногу ходить и пытался зарабатывать деньги. Пока самым доступным способом заработка для него стал прокат. С утра он ехал на ипподром и был там до поздней ночи. В течение дня у него было несколько учеников, которые ходили к нему заниматься, хотя и не часто. Иногда приходили случайные клиенты, желающие покататься на лошади. Леша катал их как на своем Зацепе, так и на лошадях Петровича, отдавая ему процент с этого. Вечерами же он шел с Машей в город и простаивал там с лошадью у очередного ресторана или клуба, в надежде на пьяную публику.

В выходные Маша подсказала ему подработку в виде хождения с лошадью в небольшой парк, расположенный не очень далеко от ипподрома — там обычно в выходные дни были желающие покатать детей на лошадке.

Все это давалось Алешке тяжело, как морально, так и физически. Морально он переступил через себя и зарабатывал с проката на лошадях. Иногда ему было стыдно смотреть в глаза коней, на которых он катал. Он видел их уставшие взгляды, когда они по несколько часов простаивали в парке, ожидая желающих покататься. И как лошадь потом смиренно позволяла человеку садиться на себя, и шагала по кругу. Вот таких кругов Лешка с конем наматывал за день неимоверное количество.

Зацеп тоже выручал его в зарабатывании денег, и Алеша был бесконечно благодарен ему за это. За годы, проведенные вместе, этот конь стал его семьей, его другом. Зацеп, огненно-рыжий, как солнце, и стал таким солнцем во мраке Лешкиной жизни. С годами конь стал себя по-другому вести, как будто осознав, как тяжело приходится его хозяину. Недаром говорят о буденновской породе, что это лошадь одного хозяина, и верность свою доказывает как в бою, так и в жизни. Зацеп терпел все и всех. Он не скидывал с себя людей, дергающих его за повод, он терпел на себе любого всадника, и Алешка видел это. Он видел, что коню можно доверить как ребенка, так и взрослого, который еле держится в седле. Леша не узнавал коня, вспоминая, каким он был, когда они только познакомились. И сколько раз он летал с него, и как тяжело шла их стыковка и притирка.

Алешка видел это и был благодарен Зяме. Он знал, что обязан сейчас своему коню жизнью, и это была уже не метафора. Но было еще одно, то самое главное, что понимал Леша: Зацеп, лошадь для большого спорта, лошадь для олимпиады и международных турниров, с невероятным потенциалом и даром от природы техники прыжка, реально превратилась в покатскую клячу. Алешка так и не смог за все эти годы ни сам выбиться в серьезный спорт, ни своих лошадей вывести на высокий уровень. Весь его спорт проходил рваными урывками между перипетиями в его жизни. То вроде все налаживалось, и он возвращался в спорт, то приходилось уходить из него, как вот сейчас, в надежде, что он опять сможет вернуться. Да вот только лошади — они старели. Зяме было уже шестнадцать лет, а это серьезный возраст для спортивного коня. Алеша понимал, что лучшие годы этого коня, когда ему было двенадцать, тринадцать, четырнадцать лет, он не смог продуктивно использовать, и вот время потеряно. Из расцвета своих сил и возможностей лошадь постепенно шла к закату. То есть все труды Алешки, все его тренировки и все, что он вложил в этого коня, тоже пропадало впустую. Он не раскрыл ни его, ни себя. Это было больно и тяжело — осознавать и понимать, что он не в силах что-либо сделать и исправить это.

Хорошо, что Вальхензее только двенадцать лет — тоже много, но еще есть время. Совсем немного, и Алешка так надеялся, что хоть этого коня он сможет раскрыть и показать его талант, его дар.

Алешка надеялся, хотя понимал, что все это глупо.

Сейчас у него не было спорта, не было ничего, даже надежды…

Он ходил рядом с конем, шагая по кругу и катая на коне очередного ребенка, который радостно смеялся и махал маме рукой. От хождения у Леши болела спина, и к концу дня каждый шаг давался с трудом, но он терпел и знал, что не сдастся; он будет бороться.

* * *

Когда все это случилось с Лешей, он предупредил инструктора с конной базы, что не сможет приехать не только на майскую программу, но и вообще работать. Алеше было больно произносить эти слова. Ему так понравилась эта работа, так нравилось бывать там, за МКАДом, уезжать из Москвы на электричке и попадать в другой мир. Он был там так счастлив. Но он был реалистом и знал, что с такой спиной он уже не сможет в ближайшие полгода, а может, и дольше, даже на полчаса сесть верхом, не то, что по три часа водить смены в поля. Это он признал честно и об этом сказал ребятам, работающим там.

Через месяц он позвонил одному из них и попросил привезти его вещи с конной базы в Москву.

Сегодня он пошел к метро, где договорился с инструктором пересечься и забрать свои вещи. Подходя к метро, он сразу увидел высокую фигуру Дэна, который даже в Москве все равно выглядел эпатажно. Также в его ухе была серьга, а сам он был одет в стиле ковбоя "Дикого Запада". Рядом с Дэном стоял Саша. Алешка даже растерялся. Он не ожидал, что его вещи привезут эти люди. Он стал приближаться, пряча глаза и понимая, насколько он их подвел тем, что так резко пропал.

— Привет, — первым заговорил Саша и протянул ему руку, — со спиной что-то серьезное?

Алешка поднял глаза и встретился взглядом с Сашей, и его сомнения о том, что эти люди его ненавидят за то, что он их подвел, моментально рассеялись — настолько дружеский взгляд был у Саши.

— Откуда ты узнал? — Лешка протянул руку для рукопожатия. — О том, что у меня спина больная.

Дэн засмеялся:

— Так ходят или когда спина больная или когда в жопу оттрахают, — Алешка покраснел от такого резюме, — но вторым ты не занимаешься, поэтому вывод прост. Так что у тебя со спиной?

— Так вышло… у меня межпозвоночная грыжа воспалилась. Я месяц ходить не мог, поэтому не смог приехать на майские. Я вас сильно подвел. Простите меня.

Саша придвинулся к нему чуть ближе и улыбнулся. Алешка смотрел на него улыбку, такую искреннюю, а потом Саша произнес:

— Не переживай. Ты не подвел нас. Все нормально, и когда поправишься, возвращайся — я всегда буду рад взять тебя обратно на работу. Вот, кстати, деньги, которые ты заработал и не успел забрать.

Алешка хотел сказать "нет", но Саша взял его руку и вложил ему в ладонь деньги, потом сжал ее и, не выпуская, произнес:

— Если тебе нужна помощь, ты всегда можешь обратиться ко мне. Хорошо?

Алешка смотрел в глаза Саши, они были такими удивительными, как и сам этот человек. В его глазах была доброта, сочувствие, и еще что-то, чего Лешка не понимал.

Саша, немного помедлив, отпустил его руку и отступил на шаг назад.