– Ты встречаешься с отцом?

– Вижу или разговариваю с ним примерно раз в год. Но это всегда незапланированно и внезапно. Он чувствует свою вину, я знаю. Думаю, поэтому ему тяжело смотреть на меня, – она показывает на шрамы на лице и шее и вопросительно поднимает брови. Ее начинает охватывать чувство ненависти к себе и смущение.

Я разворачиваю лицо Скаут к себе и смотрю прямо в глаза.

– Ты чертовски красивая. Не позволяй никому сомневаться в этом. А если тебя кто-нибудь обидит или оскорбит из-за шрамов, просто скажи мне, и я надеру этому человеку задницу.

Скаут улыбается и ее смущение развеивается, как дым.

– Спасибо, крутой парень.

– Как скажешь, засранка. То есть вы с Паксом выросли вместе? – говорю я, целуя ее в лоб.

Когда она начинает говорить о Паксе, на ее лице появляется сияющая улыбка.

– Да. Он один из немногих людей, которые никогда не заставляли меня чувствовать себя фриком. Пакс никогда не упоминал о моих шрамах и при разговоре всегда смотрел мне в глаза. Я поменяла школу, когда переехала к тете и дяде, но так и не завела друзей. Мы жили на Манхэттене. Большинство детей были из богатых семей. Они были жестокими. Насмехались надо мной. Обзывали. А по мере взросления, стали игнорировать меня, что, в принципе было, в какой-то мере облегчением. Лучше пусть игнорируют, чем насмехаются. К колледжу я отлично натренировалась быть незаметной. Я была сама по себе и старалась по возможности заниматься онлайн. Меня это устраивало.

Я не могу изменить ее прошлого, но теперь Скаут, наконец, раскрывается и становится той, кем и должна быть.

– А меня устраиваешь ты.

– Неужели? – флиртует она со мной.

Я киваю и убираю с кровати пакет с печеньями. Скаут полусидит-полулежит на подушках. Я вытаскиваю их из-под нее и откидываю в сторону.

– Это нам больше не понадобится. – Помогаю ей стянуть платье. – И это. – А потом снимаю свои шорты и нижнее белье. – И вот это тоже.

– Гас, мне пора уезжать. Завтра на работу. – На часах недавно пробило полночь.

– Знаю. Просто позволь мне сделать тебе приятно еще раз.

Устраиваюсь между ее ног и пробую на вкус. Черт, до чего сладко.

Под давлением моего языка она начинает дрожать, а несколько минут спустя я вновь наполняю ее. Мы оба остаемся совершенно удовлетворенными. Снова.

Не хочу, чтобы она уезжала, но понимаю, что нужно. Я натягиваю боксеры, одновременно наблюдая за тем, как Скаут надевает через голову платье, а потом и трусики, которые достает из сумочки. Знаю, людей заводят различные вещи, но видеть, как она вытаскивает трусики и надевает их? Да, это сексуально.

– Скаут?

– Что? – отвечает она, поправляя резинку на кружевных плавках и опуская юбку.

– Давай ты будешь постоянно носить трусики в сумке?

– Зачем? – смеется она.

– Не думаю, что мне когда-нибудь надоест смотреть, как ты достаешь их и одеваешь. Это нереально сексуально.

– Возьму на заметку, – подмигивает Скаут.

– Не забудь. Исполненные фантазии – что может быть лучше?

– Ты прав. Именно такой и была сегодняшняя ночь.

Ну вот мы и подошли к двери.

– Почему ты никогда не говорила, что можешь быть дрянной девчонкой? Мне это понравилось.

– Потому что я никогда ею и не была до тебя. Ты оказываешь на меня дурное влияние. – Скаут идет впереди и даже не оборачивается, говоря это, но я «слышу», что она ухмыляется.

Обнимаю ее за талию и целую в затылок.

– Ну а я самый лучший плохой мальчишка.

Она разворачивается ко мне и соглашается:

– Самый лучший. – А потом крепко и горячо целует, но слишком быстро отстраняется и открывает дверь.

– Уверена, что не заснешь по дороге?

– Не думаю, что когда-нибудь была бодрее. Спасибо за ночь.

– Спасибо, что доверилась мне.

Скаут улыбается и обнимает меня еще раз.

– Позвони или пришли сообщение, когда доберешься до дома.

– Хорошо. А ты задай жару завтра в студии.

– Отличный план. Задам жару завтра в студии.

– Отличный план. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Я стою и наблюдаю за тем, как она садится и уезжает. Закрываю дверь и решаю выпить стакан молока с печеньем перед тем, как идти спать. Уже выхожу из кухни, когда в квартиру заваливаются парни – счастливые и довольные.

– Тебе стоило пойти с нами, мошонка, – говорит Франко, снимая пиджак. – Я познакомился с дикой маленькой блондиночкой из Северной Англии по имени Джемма. Ей нравятся леопардовые принты «You Me At Six» и джин. Она идеальная. Я взял у нее номерок. В общем, мы отлично провели время.

Так же, как и я.

Не успеваю ничего ответить, как Франко начинает принюхиваться, как гребаный бладхаунд.

– Пахнет домашним печеньям. Почему? Здесь была Скаут? Где печенье?

Неожиданно раздается голос Джейми:

– Мать моя женщина, что случилось со столом? И стеной?

Меня слегка передергивает, когда я вижу, что угол стола проделал в стене дыру.

Делаю глоток молока и только потом отвечаю:

– Да вот, Скаут заезжала, что угостить меня печеньем.

– Это никак не объясняет материального ущерба, – лукаво произносит Франко.

Я в ответ пожимаю плечами и, развернувшись, направляюсь в свою комнату.

– Скажем так, это было очень хорошее печенье. Даже великолепное. Самое вкусное печенье в моей жизни.


Суббота, 20 января (Гас)

Не могу сказать, что я проснулся грустный, но на душе было тяжело. Сегодня исполнился год, как умерла Опти. Несколько минут я просто лежал и думал о ней, о том, как мы росли вместе. В сжатом виде мысленно воспроизводил двадцать лет воспоминаний под аккомпанемент ее скрипки. Под конец просто смотрел на свою татуировку и улыбался. Клянусь, я слышал, как она мне говорит:

— Не плачь. Думая обо мне, будь счастлив.

Поэтому я не плачу. Вместо этого беру телефон и звоню Келлеру.

— Как дела, папочка Бэнкс? Такое ощущение, что кто-то мучает фортепиано.

Он смеется, и я слышу, как закрывается дверь, отрезая нас от этих звуков.

— Я на занятиях по балету со Стеллой. Не думаю, что фортепиано мучают больше, чем зрителей. Полагаю, именно поэтому и изобрели наушники. Как у тебя дела? Я собирался позвонить, когда приду домой, так как знаю, в Калифорнии еще рано.

— Да, рано. Мы в Лос-Анджелесе и мне нужно быть в студии через час. Работаем над вторым альбомом и почти закончили. – Я так рад этому. Это были длинные и очень тяжелые две недели. Я узнал много нового и чертовски горд тем, что у нас получилось. За последние полтора года я определенно вырос в музыкальном плане. И это очень заметно. Во всем, начиная с музыки, текстов и заканчивая нами как группой.

— Отличные новости, Гас. Поздравляю. Не могу дождаться, чтобы услышать его. Когда вы планируете релиз? – Судя по голосу, он искренне рад за меня. Странно, насколько мы привязались друг к другу. Все началось с взаимной любви к Опти, что должно было бы сделать нас врагами, но, как и все, что касается этой девушки, невозможное просто стало возможным. Его дружба очень много значит для меня.

— Обещают в конце марта, а тур должен начаться в начале апреля. – Как только я произношу это вслух, все становится реальностью. И я рад этому. Рад, что вскоре вновь окажусь в дороге и буду играть перед зрителями. Рад, что в этот раз все сделаю правильно и буду наслаждаться, а не терпеть происходящее.

— А как насчет концерта в Миннесоте? Мне бы хотелось побывать на нем. – Он будет. Это точно.

— Я пока не видел расписания, но намекну кое-кому об этом. – В память об Опти мне хотелось бы вновь выступить в Гранте.

— Даже и не сомневаюсь, — снова смеется Келлер.

— А у тебя как жизнь, чувак? – Мне нужно знать, что у него все хорошо.

— Весь в делах. В июне выпускаюсь, и если ничего не изменится, то на этой неделе начинаю практику. – Судя по голосу, он немного нервничает, но в то же время в нетерпении.

— Практику? Это же замечательно. В старшей школе?

— Да. Буду преподавать английскую литературу здесь, в старшей школе Гранта. Мне повезло, она находится всего в миле от нашего дома и по дороге в садик. Все должно быть идеально.

— Дети полюбят тебя.

— Не знаю, но я готов. Ко всему готов, — усталым голосом произносит он.

Опти рассказала мне о Келлере. Я знаю, что его мама хотела, чтобы сын стал юристом, и была в ярости, когда он поменял специализацию, последовав зову своего сердца. По-моему, они до сих пор не разговаривают. Зато сблизились с отцом.

— Я в этом уверен. Тебе стоит переехать со Стеллой в Сан-Диего следующей осенью и начать преподавать здесь.

— О Боже. Ты только представь, если у Стеллы будет доступ к пляжу? Да я не смогу загнать ее домой. Нам, скорее всего, придется поставить палатку перед твоим домом и жить в ней. Ну а Стелла будет только рада быть бездомной, если в ее распоряжении окажутся мили песка и воды, чтобы строить замки.

— По мне, так звучит отлично. Ма уж точно не будет возражать.

— Черт, учитывая то, что происходит сейчас между нашими родителями, мы вполне можем стать сводными братьями.

Я смеюсь, потому что он прав. Ма проводит большинство выходных с доком Бэнксом. И она счастлива. Я никогда не видел, чтобы она с кем-то встречалась, поэтому их отношения — это что-то необычайное.

— Неужели мы только что стали лучшими друзьями? – кричу я голосом Уилла Феррелла, цитируя кинофильм «Сводные братья». Не знаю, поймет ли он, что к чему.

К моему удивлению, Келлер с энтузиазмом отвечает:

— Да.

— Хочешь, пойдем в гараж и позанимаемся карате? – продолжаю я.

— Да, — отвечает он, и мы оба начинаем смеяться.

Я уже давно не надрывал так живота.

— Спасибо, чувак. Мне это было нужно.