Я вытаскиваю из кармана двадцатку и пытаюсь заплатить, но она бьет меня по руке.

— Убери свои деньги, мальчик. Я сама за себя заплачу.

Я улыбаюсь, увидев отметину, которая осталась после ее удара и засовываю деньги обратно в карман.

Оплатив карточки и два маркера, она осматривает комнату и показывает мне на пустой столик в переднем углу.

— Почему бы нам не сесть вот здесь? — говорю я, показывая на два свободных места за столиком, который стоит прямо перед нами. Мне не хочется, чтобы она утруждала себя, пробираясь через весь зал.

— Эти люди не выглядят дружелюбными, — прикрыв рот рукой, отвечает она, а потом тычет пальцем в сторону трех женщин, которые сидят с другой стороны стола и злобно смотрят на меня и миссис Р. Аура, которая их окружает, далека от доброжелательной, поэтому я следую за миссис Рэндольф в выбранный ею угол и, убедившись, что она удобно устроилась, смотрю на часы, которые показывают пять минут одиннадцатого.

— У нас есть еще немного времени, — говорю я, поворачиваясь в сторону бара, чтобы посмотреть его ассортимент. — Судя по всему, у них неплохой выбор восхитительных пончиков и чертовски вкусного кофе. Вам что-нибудь купить?

Она раскладывает перед собой карточки и, не отрывая от них взгляд, отвечает:

— Не пытайся соблазнить меня. Ты не знаешь, о чем говоришь.

— Вы правы, — смеюсь я. — Судя по всему, у них плохой выбор старых пончиков и дерьмового кофе. Вам что-нибудь из этого купить?

— Возьми мне черствый шоколадный пончик и дерьмовое кофе с двумя ложками сахара, — ухмыляясь, произносит она, так и не оторвавшись от своего занятия.

Я смеюсь про себя и ухожу. Обожаю эту леди.

Мы едим пончики, которые, к нашему удивлению, оказываются чертовски вкусными и пьем наш дерьмовый, но сладкий кофе в ожидании, когда начнется игра.

Когда выпадает первый номер, я обнаруживаю, что у миссис Рэндольф плохое зрение и короткая память. Она не может ничего прочитать с мониторов и, даже, несмотря на очки, прищуривается, чтобы изучить карточки, которые лежат прямо перед ней. Посмотрев на ее страдания, я начинаю повторять буквы и номера вслух. Говорю тихо, будто про себя, но достаточно громко, чтобы она услышала меня.

— Би десять, Би десять, — повторяю я, одновременно просматривая и свои карточки и ее. Так она справляется гораздо лучше, поэтому я продолжаю делать это всю игру.

Миссис Рэндольф покидает клуб, унося с собой четыреста долларов. Всю дорогу ее лицо сияет от гордости и удовольствия. Я останавливаюсь возле ее дома, глушу мотор и обхожу машину, чтобы открыть дверь и вытащить из кузова ходунки.

— Мальчик, возьми вот это. У тебя ведь нет постоянной работы, а немного карманных денег никогда не помешает, — говорит она, пытаясь отдать мне половину выигрыша.

— Нет, я не могу принять эти деньги. Их выиграли вы и они ваши, — покачав головой отвечаю я. — А почему вы думаете, что у меня нет работы?

— Ну, ты водишь старый драндулет, практически все время проводишь дома и кроме пляжа больше никуда не ходишь. А еще в тебе нет огня, как будто ничто в этой жизни не «заводит» тебя.

— Я музыкант и выступаю в группе.

— Что? Почему ты не упоминал об этом?

— Я уже давно не выступал, — пожав плечами, отвечаю я.

— Почему?

— Не знаю. Наверное, вы правы и мой огонь погас.

Она хватает мою руку и крепко сжимает ее скрюченными артритом пальцами.

— Послушай меня, мальчик. В этом цирке, под названием жизнь, у тебя есть лишь один шанс. Не нужно сидеть в толпе и наблюдать за тем, что происходит. Заскакивай на манеж и начинай вести шоу. И тогда ты вновь обретешь свой огонь.

— А что, если он навсегда потух вместе с другим человеком?

— Нет. Вот, что я тебе скажу мальчик, — покачав головой, отвечает она, — На протяжении жизни нам встречается много людей. Некоторые из них просто сукины дети, а некоторые — особенные. Когда ты встречаешь кого-то особенного, не стоит принимать это как должное, потому что никогда не знаешь, сколько времени вам отведено. У меня с Фрицем было пятьдесят лет. Пятьдесят прекрасных лет. Когда он умер, я была потеряна и мой огонь погас. Но потом я поняла, что жизнь коротка и у меня есть выбор. Я могла продолжить вести жалкое существование или взять себя в руки и начать радоваться жизни вновь. Запомни, никто не сможет разжечь твой огонь, кроме тебя самого, мальчик. Ты и только ты творец своей жизни.

Я согласно киваю, а она улыбается и отпускает мои руки.

— Так ты как, хорош?

— В чем?

— В музыке, мальчик, — фыркает она.

— Да, вроде как, неплох.

— Не плох? Имей немного гордости. Скажи, что ты хорош. У меня такое чувство, что так оно и есть. Не нужно скромничать со мной, мы ведь теперь старые друзья.

Я улыбаюсь и киваю, а потом, не в силах сохранять серьезность, говорю:

— Я фантастически хорош.

Она закатывает глаза и, как и я, язвительно произносит:

— Кем ты себя возомнил? Элвисом Пресли? Бог сотворил его только в одном экземпляре. — С этими словами она достает из кошелька расписание клуба по игре в бинго и начинает обмахиваться им. — В этом парне уж определенно был огонь, — едва слышно добавляет она.

Я в ответ смеюсь и прощаюсь с ней.

— Счастливо, миссис Рэндольф.


Четверг, 30 ноября (Гас)

Ма в ярко-красном фартуке готовит на кухне мертвую тушку птицы. Я практикую вегетарианство с тех пор, как мне исполнилось пятнадцать. Опти и Грейси тоже это делали, поэтому Ма уже много лет не запекала индейку на День благодарения. Судя по ее размеру, в этот раз количество мясоедов имеет явный перевес. Хорошо, что она так же готовит целую прорву запеканки с зелеными бобами и сладкий картофель к тыквенному пирогу. Так что всю вторую половину дня я буду объедаться.

Я заглядываю на кухню к Ма и Нетерпюхе и спрашиваю их:

— Помощь не нужна?

Ма улыбается. Я давно уже не видел ее такой счастливой.

— Не думаю, милый. У нас со Скаут все под контролем. Хотя, не мог бы ты купить взбитых сливок по дороге в аэропорт? А то их кое-кто съел, — многозначительно смотрит на меня она.

Я удивленно поднимаю брови и пожимаю плечами, изображая полную невинность.

— Мне не хочется, чтобы Стелле пришлось есть тыквенный пирог без взбитых сливок, — снова улыбаясь, говорит Ма.

— Я куплю с запасом, — отвечаю я и перевожу взгляд на Скаут. — Не хочешь прокатиться со мной в аэропорт?

Не знаю, почему я это предлагаю, ведь ей нужно помогать Ма. Но после того, что она пережила на прошлой неделе, мне хочется ее оберегать. К тому же, мне нравится общество Скаут.

— Когда мы закончим готовить, я собираюсь немного побегать, — кивая головой в сторону двери, произносит она. — Но спасибо за предложение.

Да, я понимаю, но меня все равно охватывает разочарование.

***

Быстро выкурив сигарету, я сажусь в машину Ма (потому что не смогу вместить всех в свою) и еду в продуктовый магазин. Купив четыре баллончика взбитых сливок и «Твикс», направляюсь прямиком в аэропорт. Келлер и Стелла приземляются на двадцать минут раньше, чем его отец. Обнаружить свободное место на парковке в связи с праздником и выходными очень сложно, но я нахожу его, ставлю машину и после этого направляюсь в зону получения багажа.

Я приехал рано и это просто чудесно. Усевшись в кресло, начинаю наблюдать за спешащими людьми. На лицах, мелькающих мимо меня, отражается целая гамма эмоций: от полного раздражения до нереального счастья. Можно сразу понять, кто из них собирается путешествовать вынужденно, а кто с нетерпением ожидает того, что ему предстоит. Мне нравится наблюдать за счастливыми лицами. Это почти как терапия и напоминание о том, что в жизни нужно держаться за хорошие моменты и стараться извлекать из них как можно большее, даже если они мимолетны.

Неожиданно я ловлю на себе взгляд подростка. Ему около шестнадцати, и он стоит возле транспортера вместе с двумя взрослыми — думаю, это его родители. Он старается держаться подальше от них, как бы говоря, что «Я не с ними», но у меня такое чувство, что они семья. На нем наушники и футболка с надписью «Rook». На секунду я засомневался, стоит ли мне делать следующих шаг, потому что мне не нравится привлекать к себе внимание. На сцене — я весь для зрителей, а вне ее — я просто Гас. Теперь он смотрит на меня, открыв рот. Меня только что узнали, поэтому машу ему рукой. Широко раскрыв глаза, он оборачивается, как будто этот жест предназначался не ему, а кому-то другому, но потом снова переводит взгляд на меня. Я киваю, улыбаюсь и машу ему еще раз. Он что-то быстро говорит матери и показывает в мою сторону. Она смотрит на меня такими же, как и у парня, глазами и говорит ему: «Иди». Он быстрым шагом направляется ко мне. Хотя и не настолько быстрым, чтобы растерять свое достоинство. Я знаю, подростки стараются поддерживать свой имидж двадцать четыре часа в сутки.

Парень останавливается рядом со мной, и я протягиваю руку, чтобы стукнуться с ним костяшками пальцев.

— Как дела? Мне нравится твоя футболка.

Он опускает на нее взгляд, как будто не знает, что сказать, и вытаскивает из ушей наушники.

— Как тебя зовут, чувак?

— Джош. — Теперь он растерял все свое достоинство и явно нервничает. Не так давно я и сам был таким же.

— Что ты слушаешь, Джош?

Он пытается сдержать улыбку, но слишком нервничает и волнуется.

— «Rook» — отвечает парень, теребя в руках наушники.

— Не врешь? — улыбаясь, спрашиваю я.

Он качает головой, а потом быстро добавляет:

— Не вру. Вы ребята такие крутые.

— Спасибо, чувак. Путешествуешь с семьей?

— Да, мы летим к бабушке в Ла-Холью на День благодарения. — Сказав это, Джош оглядывается на родителей, которые стоят со своим багажом и терпеливо его ждут.

— Ну что ж, тогда желаю вам хорошо провести время. А теперь тебе лучше вернуться к своим. — Засунув руку в карман, я вытаскиваю из него пригоршню мелочи. Среди монет находятся два медиатора. Не спрашивайте меня почему, но с тех пор, как я начал играть на гитаре, всегда нашу с собой парочку. Один из них я отдаю Джошу.