— Ты дашь мне прикурить или мы так и будем стоять весь день?

Посмеиваясь, я достаю зажигалку и даю ей прикурить. Ее первая затяжка настолько слаба, что мне кажется, что сигарета даже не разгорится, но я ошибаюсь.

После этого она сразу выдыхает совсем немного дыма, a мне становится интересно дошел ли он вообще до ее легких. Это была самая слабая затяжка из всех, что я видел. Тем не менее миссис Рэндольф продолжает в том же духе, пока не докуривает сигарету до конца. Удовлетворившись этим, она бросает ее на подъездную дорожку рядом со своими туфлями и тушит каблуком.

Я достаю из кармана пачку и протягиваю открытым концом ей:

— Не желаете еще одну на дорожку, миссис Рэндольф.

Она отмахивается от меня и разворачивает ходунки в сторону своего дома.

— Мальчик, если будешь курить больше одной сигареты в день, то это убьет тебя, — не глядя в мою сторону, отвечает старушка, медленно ступая позади ходунков. — К тому же, скоро появится моя дочь, которая убьет меня, если узнает, что я опять тайком курила. Она оборачивается и на ее морщинистом лице расплывается озорная улыбка.

— Пусть это будет нашим секретом, мальчик. Ей не удастся лишить меня маленьких удовольствий, — подмигнув, говорит она и продолжает свой путь домой.

— Счастливо, миссис Рэндольф, — кричу ей вслед я.

Но она ничего не отвечает.


Четверг, 23 ноября (Гас)

Каждый день около полудня я хватаю пачку сигарет и иду встречать на подъездной дорожке миссис Рэндольф. Она всегда появляется ровно в двенадцать, чтобы вернуть газету. И каждый раз, так же как и сегодня, стреляет у меня сигаретку. А потом, рявкнув, просит подкурить. Это наш ритуал, который я уже полюбил всей душой. Миссис Рэндольф нравится порычать, но она не кусается. Я понял это сразу же, но чем больше мы общаемся, тем больше осознаю, насколько крута эта пожилая цыпочка. Я задаю ей кучу вопросов и даже, несмотря на то, что она делает вид, будто я вывожу ее из себя, я чувствую, в глубине души ей это нравится, потому что с каждым разом она остается со мной все дольше и дольше.

Я узнал, что ей восемьдесят три года (она чуть не надрала мне задницу за то, что я спросил ee о возрасте) и она пятьдесят два года была замужем за своим школьным возлюбленным, которого звали Фритц. За время военной службы он получил много наград, а потом до самой пенсии работал в полиции. Фритц умер тринадцать лет назад и, когда миссис Рэндольф говорит о нем, я вижу, что она скучает по своему мужу.

Сегодня она рассказывает о дочери, Фрэнсин, которая четыре дня в неделю работает медсестрой в больнице Сан-Диего. Ее смена обычно начинается в три утра и продолжается до трех часов дня. Я никогда не спрашивал о возрасте Фрэнсин, но, судя по другим рассказам, ей должно быть около шестидесяти. Миссис Рэндольф очень гордится дочерью. Нет, она не заявляет об этом вслух, но это проскальзывает в ее словах.

— Фрэнсин сегодня работает? — задаю я вопрос, зная на него ответ. Сегодня четверг, а она всегда работает в этот день.

— Да. Она вечно работает. — Судя по всему, моя новая подруга не очень-то и рада этому факту.

— Но ей нравится этим заниматься. — Я познакомился с Фрэнсин несколько дней назад, и мы разговаривали о ее работе. Она и правда ее любит. И я уверен, что Фрэнсин отлично с ней справляется, потому что она чертовски милая.

— И я рада за нее, но это не значит, что она должна убиваться на ней, — раздраженно произносит миссис Рэндольф. — В ее жизни нет баланса. Она недостаточно времени посвящает отдыху и совсем не веселится. Когда мы жили в Шарлотте, то каждую неделю ходили играть в бинго. А с тех пор, как я приехала сюда, мы ни разу этого не делали. Думаю, она уже забыла, как весело проводить время.

Упоминание о бинго вызывает на моем лице улыбку. Уверен, эта женщина неистова в игре. Опти, Грейси и я постоянно ходили играть в бинго и, скажу я вам, милые старушки напоминали нам волков в овечьих шкурах. Наряженные в лучшие воскресные одежды и с укладкой на голове, они выглядели невинными пожилыми леди — но только до первого шара, потому что после этого они превращались в акул, нарезающих круги в окровавленной воде. Несмотря на все это, я улыбаюсь ей и говорю:

— Я свожу вас поиграть в бинго.

Она улыбается мне в ответ. Это случается редко, поэтому мне нравится то, что я вижу.

— Правда?

— Конечно. Я всегда не прочь перекинуться партией в бинго. Есть тут одно местечко. Я проверю их расписание и дам вам знать.

Миссис Рэндольф с улыбкой на лице разворачивает ходунки в сторону своего дома.

— Хорошо, мальчик. Смотри, ты пообещал!

— Счастливо, миссис Рэндольф! — Прощаться с ней стало моим ритуалом, а ее — ничего на это не отвечать.

Но я не против. Иногда нужно слышать то, что люди не говорят.


Суббота, 25 ноября (Скаут)

Вернувшись с утренней пробежки, обнаруживаю Густова и Пакстона сидящими перед ревущим телевизором в гостиной. Они смотрят футбол, который комментирует человек с очень сильным британским акцентом. Все это кажется странным, учитывая силу звука и тот факт, что они оба не являются фанатами футбола. Но самое удивительное во всем этом — пожилая женщина на инвалидном кресле, которое стоит всего в нескольких шагах от телевизора. В лучах солнца, пробивающегося сквозь окно, ее неестественного светло-лавандового оттенка волосы выглядят слегка металлическими. Никогда не видела, чтобы кто-то был настолько поглощен игрой: она то комментирует действия футболистов голосом, который пародирует британский акцент на экране, то песочит их по южному растягивая слова или кричит и хлопает в ладоши, когда все идет так, как ей хочется. Знаю, я устала после пробежки, но даже вид этой женщины почему-то изнуряет меня еще больше. Несмотря на то, что мне нужно принять душ, я подхожу к дивану, чтобы лучше рассмотреть ее. Пакстон замечает меня краем глаза и совершенно обыденно говорит:

— Доброе утро, Скаут.

— Доброе утро.

Густов поворачивается в мою сторону, и я вижу, что у него на коленях свернулась и спит Свиные ребрышки. Хотя не понятно, как можно это делать при таком шуме.

Я киваю в сторону пожилой женщины, безмолвно спрашивая, что происходит. Нет, это, конечно, не мое дело, но мне просто любопытно.

— Это миссис Рэндольф, мама Фрэнсин, которая живет по-соседству, — улыбаясь, говорит Густов. — Она захотела посмотреть футбол, потому что у ее дочери нет кабельного, а миссис Рэндольф страдает без него. Она болеет за "Арсенал" и обожает какого-то чувака по имени Оливье. Недавно он забил гол, и она чуть не сошла с ума от радости. Миссис Рэндольф замечательная старушка.

Пакстон, улыбаясь во весь рот, согласно кивает головой. Он уже влюблен в эту женщину.

Я опять перевожу на нее взгляд и вижу, что она все так же поглощена игрой, как будто находится на стадионе, а не в комнате. Она сидит в толстовке с номером 12 на спине, под которым играет Оливье Жиру и, слегка наклонившись вперед, неотрывно пялится на экран.

— Садись, Скаут. Будешь смотреть с нами. Игра началась около пятнадцати минут назад, — говорит Пакстон, хлопнув по свободному месту рядом с собой.

Обычно я не смотрю спортивные состязания, но это куда большее, чем просто игра. Это зрелище, которое я просто не могу пропустить.

— Схожу в душ и вернусь через десять минут.

Десять минут спустя я сижу в чистой одежде и с мокрыми волосами на диване рядом с Пакстоном. Как только я зашла в комнату, Свиные ребрышки проснулась, потянулась на коленях у Густова, а потом перебралась на мои.

— Мне стоило назвать ее Бенедикт Арнольд[11], — покачав головой, говорит Густов, когда она уютно устраивается на моих ногах.

***

В перерыве между таймами миссис Рэндольф отключает звук.

— Не могу слушать этот бред. Мои мальчики хорошо играют, а комментаторы скажут, что они продуют, — сама себе говорит она, а потом поворачивается к нам. Увидев меня, миссис Рэндольф прищуривается и встает, держась за спинку своего кресла. Густов сразу же вскакивает и предлагает ей руку. Она берет ее и идет до тех пор, пока не останавливается прямо передо мной.

— Где твои манеры, мальчик? Ты собираешься мне представить эту восхитительную юную леди? — внимательно посмотрев на Густова, говорит она.

Я краснею, а он ухмыляется.

— Миссис Рэндольф, это Скаут Маккензи, сестра Пакстона. Она живет с нами.

Густов раньше никогда не называл меня по имени и мне нравится то, как оно звучит из его уст.

— Здравствуйте, миссис Рэндольф. Рада с вами познакомиться. — Я протягиваю руку, и она крепко сжимает ее своей холодной ладонью.

— Я вижу, как ты бегаешь по утрам.

— Пытаюсь, — кивая головой, отвечаю я.

— А еще я вижу, как ты уезжаешь по утрам с Одри.

Я снова киваю.

— Я работаю помощницей Одри, поэтому она подвозит меня.

— Тебе нравится работать на нее? — безжалостно продолжает пытать меня миссис Рэндольф.

И я снова киваю. Несмотря на допрос, она не сильно на меня давит и мне почему-то хочется заслужить от нее похвалу.

— Да. Очень нравится. Весной я получила диплом и это моя первая настоящая работа. Я многому на ней учусь.

Удовлетворившись моими ответами, она, наконец, прекращает расспрос.

— В этом-то и весь секрет. Ты находишь то, что тебе нравится, и с энтузиазмом начинаешь пробовать себя в этом. Жизнь не течет по инерции, в ней нужно постоянно вдавливать чертову педаль газа в пол. То же происходит и в любви, и в развлечениях. Никакого движения по инерции. Только педаль в пол. — С этими словами она переводит взгляд на Густова, который так и продолжает поддерживать ее за левую руку. — А теперь я готова сесть. — Он проводит миссис Рэндольф обратно к креслу и помогает удобно устроиться в нем.

— Ты хороший мальчик, — с улыбкой глядя на него, говорит она.

— Спасибо, миссис Р. — ухмыляясь, отвечает он ей.