— Мой малыш скучал по тебе, ангел, — говорит Майкл. А потом: — Черт. Черт. Черт. — Он всегда выкрикивает это, когда кончает. Как будто в столь пренебрежительной манере поздравляет себя с тем, что достиг желаемого. Делает комплимент своему эго за хорошо проделанную работу.

Больше года я не получала оргазма во время секса с ним.

Отодвинувшись, он практически целомудренно целует меня в поясницу. Романтичный завершающий штрих. Своего рода благодарность за оказанные ему услуги. После этого он уходит в ванную. Майкл всегда принимает душу сразу после секса. Не думаю, что он пытается смыть чувство вины. Не думаю, что оно ему вообще знакомо. Наверное, он просто хочет смыть с себя... меня.

И я позволяю ему это.

До следующего раза.

Я думала, что сильнее. Что изменилась и достойна лучшего.

Судя по всему, это не так.

И Майкл только что доказал это.

***

Майкл непринужденно выходит из ванной, полностью одетый.

Сейчас он начнет болтать о пустяках и выпроваживать меня. Это всегда работает именно так.

Он протягивает мне руку ладонью вверх.

— Телефон, — командует Майкл.

Мне не следует это делать, но я вручаю ему его. Новый телефон, который я купила, когда переехала в Сан-Диего. Новый телефонный номер, которого у него не было. До этого момента.

Майкл забивает свой номер и посылает себе смс, а потом, ухмыляясь, открывает входную дверь, и отдает мне телефон. Его улыбка как будто говорит "рад был увидеться, а сейчас пока". Самовлюбленность в чистом виде.

— До встречи, — говорит он и закрывает передо мной дверь, оставляя стоять в коридоре. Ненавижу себя.

Я слабая.

Но я точно знаю, что не увижу его вновь.

С меня хватит.

С этим покончено.


Воскресенье, 20 августа (Скаут)

После того, что произошло вчера, я поняла, что мне нужно разобраться со всем своим дерьмом. Нужно начать менять жизнь в более позитивном направлении. Сегодня утром я поговорила с Одри, она одобрила мое решение и великодушно предложила свою помощь. Теперь я знаю с чего начать. Пакстон.

Сначала я созвонилась с тетей и дядей. Думала, что моя идея придется им не по душе, но они, к удивлению, поддержали ее и даже облегченно вздохнули. Мне было и грустно и радостно одновременно. Радостно, потому что я знаю, что это будет значить для Пакстона, и грустно потому что они снова отстраняются от его воспитания, возлагая свои родительские обязанности на кого-то еще. К счастью, для меня это в радость.

Следующий мой звонок — Пакстону.

— Привет, Скаут, — раздается в трубке озабоченный голос.

— Привет, Пакстон. Что делаешь?

— Просто играю в Xbox. — Это все объясняет.

— Ты не мог бы отключить его на несколько минут и поговорить со мной? Это важно.

Он копошится, выполняя мою просьбу, а потом нервно спрашивает:

— Что случилось?

— Ничего плохого. У меня хорошие новости. Надеюсь, — с улыбкой говорю я, чтобы он успокоился.

— Хорошо. — Судя по голосу, я его не убедила.

— Я хочу, чтобы ты переехал в Сан-Диего. В следующие выходные. Закончишь выпускной год здесь.

Молчание. Я знаю, что он просто ошеломлен, но все равно нервничаю.

— Пакстон?

— Да. — Надо полагать, ошеломлен даже близко не описывает его состояние.

— Что думаешь? Будешь жить в подвальном помещении в доме моего босса. Она предложила нам оставаться у нее столько, сколько нужно. Пока я не смогу накопить на машину и на аренду квартиры для нас. Она очень милая, ты ее полюбишь.

Опять молчание. Понимаю, это трудно переварить сразу.

— Пакстон?

— Да? — Он думает. Я слышу, как у него в голове крутятся колесики.

— Ну, так что?

— Не могу поверить в это, — бормочет про себя Пакстон.

— Мне засчитывать твой ответ как "да"?

— Это правда, Скаут? — с душераздирающей надеждой спрашивает он.

— Да.

Пакстон шмыгает носом. Если он сейчас не плачет, то отчаянно пытается сдержать слезы.

— Да, я определенно приеду. — Он замолкает на секунду, а потом продолжает: — Ты уверена, что это все по-настоящему?

Теперь я улыбаюсь, потому что еще никогда и никому не преподносила такой дар — перемены в жизни. Это невероятное чувство.

— По-настоящему. Теперь можешь заниматься своими делами, а я пойду покупать тебе билет на следующие выходные. Отправлю его на почту, как только он у меня будет. Начинай паковать вещи. Хорошо?

— Хорошо. Спасибо. Правда. — Его голос источает самое настоящее счастье. И мне это нравится.

— Хорошего дня, Пакстон. Созвонимся.

— Спасибо, Скаут. И тебе того же.


Воскресенье, 27 августа (Скаут)

Самолет Пакстона приземляется через пятнадцать минут, а мы застряли в пробке. Ненавижу опаздывать. На экране телефона открыто расписание прилетов авиакомпании "Юнайтед" и последние тридцать минут я обновляю его каждые тридцать секунд. Как будто, если самолет находится так близко, это его как-то задержит. Определенно, я зациклилась.

Я стучу по колену в такт песни, которая играет по радио, не потому, что она мне нравится — просто не могу сидеть спокойно и всегда ерзаю, когда нервничаю. Жаль, что не могу успокаиваться по желанию. Я пыталась медитировать, но у меня не получается отключить мозг. Иногда ему нравится упрямиться.

Прикусив щеку, смотрю в окно. Неожиданно Густов кладет свою ладонь поверх моей и крепко прижимает ее к колену. Я поворачиваюсь и смотрю на его руку. Он никогда так не дотрагивался до меня. Я чувствую его прикосновение всем телом. Как будто через сердце прошел разряд электрического тока. Но он быстро убирает свою руку.

— Расслабься. Мы прибудем вовремя. Обещаю. — Его голос всегда звучит уверенно, даже, когда это совсем не так.

— Я просто не люблю опаздывать, — объясняю я, пытаясь оправдать свое беспокойство.

— Наверное, тебе стоило выбрать другого водителя. Опоздун — мое второе имя, подруга — добродушно задирает он меня.

Я вздыхаю. Густов прав. Глупо так переживать. Он вот, например, полностью расслаблен и лениво улыбается, что в последние дни происходит все чаще и чаще.

— Прости.

— Не бери в голову, Нетерпюха.

— Ты только что назвал меня Нетерпюха? — прищурившись, спрашиваю я его.

Он кивает и фальшиво кашляет.

— Да, это твое прозвище с нашей первой встречи. Не хотел тебе этого говорить, но ты до ужаса нетерпеливая, — широко открыв глаза и ухмыляясь, говорит он.

Я недовольно фыркаю... потом делаю глубокий вдох... и, также широко открыв глаза, соглашаюсь с ним.

— Я знаю, что до ужаса нетерпеливая.

— Признание проблемы — первый шаг к выздоровлению.

— А тебя это волнует? Ты определенно обратил на это внимание давно. Я даже и не предполагала, что моя нетерпеливость заслуживает прозвища.

— Сначала не особо, — с улыбкой говорит он. — Но это потому, что моя собственная жизнь была не очень. А теперь волнует. Нельзя судить, если не знаешь с каким дерьмом приходится иметь дело кому-то еще. Именно это я вынес для себя за прошедшие несколько месяцев. Мне кажется, что у тебя тяжело на сердце, а в таком случае все всегда кажется трудным. Даже жизнь. Поверь мне, я это знаю. Негатив накапливается и омрачает спокойствие.

— Спокойствие, — снова недовольно фыркаю я. — Не думаю, что мы с ним встречались.

— Ты найдешь его. Однажды ты найдешь его, — подмигивает он. — Поверь мне.

— Верю, — шепчу я. Не знаю почему, но верю.

Остаток пути мы проводим в молчании.

Когда мы подъезжаем к аэропорту, Пакстон, улыбаясь во весь рот, уже ждет нас на выходе. Думаю, он увидел пикап Густова еще издалека. Его очень трудно не заметить: старый, ржавый, битый и двухцветный — кабина одного цвета, все остального — другого. Но мне он нравится. Нравится, потому что я знаю, что у него достаточно денег, чтобы купить любую машину. Но что водит он? Он уже много лет водит эту рухлядь. Уверена, Густов не согласился бы отдать его даже, если кто-то предложил бы ему миллион долларов. Мне это очень нравится.

Моя грудь сжимается от счастья, когда Пакстон, позабыв о сумках, бросается ко мне. Я даже и не понимала, как соскучилась по нему... до этого момента. Он — моя семья. Мой единственный и самый верный друг.

Я крепко обнимаю его, чувствуя себя как дома. Как давно у меня не было таких ощущений. Пакстон всегда был для меня домом.

— Спасибо, Скаут, — с облегчением говорит он, обнимая меня. Может, он и подросток, но никогда не сдерживает своих эмоций со мной.

Я крепко прижимаю его к себе.

— С приездом. Я рада, что ты здесь, — отпустив его, я делаю шаг назад.

Пакстон сияет от счастья. Он подрос, теперь наши глаза находятся на одном уровне. Он не должен выглядеть таким взрослым. Он должен быть ребенком, а не семнадцатилетним мужчиной.

Дверь со стороны водителя открывается и закрывается, привлекая внимание Пакстона. Он смотрит на Густова с явным благоговением в глазах. Как я уже сказала, Пакстон никогда не сдерживает эмоций в моем присутствии.

— Я так полагаю, ты — Пакстон? Если только твоя кузина не увлекается автостопщиками. Но в этом нет ничего плохого. Каждому нужно какое-нибудь хобби, — говорит Густов, вставая рядом со мной.

Пакстон нервно смеется, глядя на Густова как на бога. Он всегда был ужасно стеснителен и сдержан с незнакомцами. Но я его в этом не виню. Он вырос в доме, где доверие было пустым звуком. Обещания постоянно нарушались. Я смогла к этому приспособиться потому, что привыкла к худшему и была взрослее. Пакстон так никогда этого и не сделал. Он был юн и раним; когда родители что-то обещали ему, Пакстон ожидал, что они так и сделают. В большинстве случаев, его ожидания не оправдывались. Пакстон — единственный человек в мире, которого я никогда не обману. Просто потому, что все остальные уже это сделали.