– Калеб, но это новое шоу и совсем иной направленности.

– Почему ты так решила? Только потому, что увидела там слово «исполнительство»? Джейн, мне тоже попадались их листовки. Это называется «Суперзвезда авторского исполнительства». Мне неинтересно становиться суперзвездой. Там не нужен талант. Там нужны зрительские симпатии и голосования. Все эти суперзвезды не представляют, сколько надо попотеть, чтобы стать настоящим музыкантом.

Джейн убрала мобильник в сумочку:

– Калеб, сейчас в тебе говорит обыкновенная гордыня.

– Как прикажешь это понимать? – спросил он, сердито щуря глаза.

Джейн сознавала: надо остановиться. Она и так вступила на опасную территорию, где ее суждения могли принести непоправимый вред. Но она потратила столько времени и сил, готовя этот сюрприз. Она научилась работать с программой редактирования видео, выбрала самые эффектные кадры, написала для Калеба потрясающую биографическую справку. Она была так рада, что устроители шоу пригласили его на кастинг. Она ждала совсем другой реакции с его стороны, а тут ей еще выговаривают. Джейн стало очень досадно. Разница в возрасте. Разница в восприятии.

Она заставила себя успокоиться. Сделала глубокий вдох:

– А понимать это надо так. Когда появляется возможность, грех ею не воспользоваться.

– Нет, я о другом. Что значит «во мне говорит обыкновенная гордыня»?

– Ничего не значит. Просто вырвалось. Ты почему-то считаешь, что без постоянного сражения с жизненными обстоятельствами настоящим музыкантом не стать. Для сведения: такого закона в песенном творчестве нет.

Калеб встал возле окна. Некоторое время они оба молчали. Потом он заговорил снова:

– Теперь я понимаю, чтó все это значит. – Его голос дрожал от негодования.

– Не говори так, Калеб. Это некрасиво.

– Пусть некрасиво, – буркнул он. – Зато правда.

Калеб направился в спальню, откуда вышел, неся гитару.

– Куда ты собрался, да еще с гитарой? – спросила Джейн.

– На выход, – ответил он, проходя мимо нее.

– А как же наши сексуальные импровизации?

Калеб остановился у открытой входной двери, спиной к Джейн. Ее разум лихорадочно подбирал слова, чтобы хоть как-то исправить положение. Слов не было. И Калеб ушел.

Джейн продолжала смотреть на дверь. Может, открыть, и тогда он вернется? Они попросят друг у друга прощения и займутся настоящими сексуальными импровизациями. Это была их первая крупная ссора. Джейн затопили противоречивые чувства, которые схлестывались, уничтожая друг друга, пока не исчезли совсем, оставив в груди ощущение пустоты. Она вдруг заметила на полу несколько валяющихся пакетов, которые не успела убрать. Джейн нагнулась, подняла их и сложила в шкаф. Недавняя эмоциональная взвинченность сменилась полным отупением. Джейн вдруг подумала, что Калеба сегодня раздражало все, что было связано с ней. Продукты из «Хоул фудс». Электронное письмо. Ее позиция.

Она не знала, что заставило ее взяться за уборку квартиры. Джейн дочиста отмыла ванную и кухню. Потом двигала мебель и пылесосила углы. Она даже вымыла окна, сознавая безнадежность этой затеи. Так прошло несколько часов. Калеб не возвращался.

Тогда Джейн взялась за стирку. Собрав грязное белье, отнесла его в прачечную комнату их этажа. Через час она вернулась, чтобы переложить белье в сушилку. Что за черт? Мокрая груда ее белья была вытащена и свалена поверх стиральной машины. Сушилку успели занять. Кто же ее опередил? Открыв крышку, Джейн увидела знакомый розовый халат. От него кисло пахло свежей собачьей мочой.

– Уму непостижимо, – пробормотала Джейн.

Схватив халат, она двинулась к соседке объясняться.

Минут пять Джейн отчаянно барабанила в дверь квартиры. Ответом ей было лишь тявканье – вечный кошмар ее снов. Когда рука устала колотить, а злость уменьшилась, Джейн вернулась в прачечную, швырнула халат в мусорную корзину, после чего собрала свое белье и понесла сушить в квартиру. За неимением бельевых веревок и места она развесила вещи на мебели.

Занимаясь всем этим, Джейн прокручивала в мозгу их ссору с Калебом. Сначала она жутко рассердилась на себя. Потом на него. После шестого или седьмого проигрывания она уже не ощущала ничего, кроме грусти. Объектов для уборки больше не было, и Джейн нашла себе другое занятие. Она несколько раз перестелила постель. Растратив все имевшиеся у нее силы, она села на пушистое одеяло и заплакала.

* * *

В постели они лежали, как совершенно чужие люди.

Калеб вернулся домой поздно, лег к ней спиной и сразу заснул. Утром Джейн проснулась до восхода солнца, взяла ноутбук и отправилась в ближайшее кафе. Как всегда, она просматривала сайты в поисках вакансий, но сегодня это происходило не на тесной кухоньке их квартиры. Ссора с Калебом ощущалась ею как детская игра в молчанку. Заговоришь – проиграешь.

Весь день Джейн бродила по городу. Ей не хотелось возвращаться домой и видеть Калеба. Не хотелось останавливаться и разглядывать себя в витринах. Джейн продолжала искать работу – по крайней мере, так она себе говорила, – но сегодня ее уверенность была почти на нуле. День кончался, а количество листов с ее резюме не уменьшилось ни на один.

Солнце зашло. На улицах стало темнее и прохладнее. И тут Джейн увидела парнишку. Он стоял в проеме входной двери и играл на гитаре. Джейн остановилась послушать. Парнишка был чем-то похож на Калеба десятилетней давности: спокойный, уравновешенный, целиком погруженный в свою музыку. Джейн полезла в сумочку, достала двадцатидолларовую бумажку. Юный музыкант улыбнулся и, продолжая играть, покачал головой. У Джейн защемило сердце – было бы странно, если бы не защемило! Она вспомнила, как впервые увидела Калеба, вот так же игравшего на улице. Только это было далеко отсюда, в Сиэтле. Этот парнишка прав. Музыка служила ему средством самовыражения, он не мечтал стать поп-звездой. И Калеб такой же. Какое право она имела вмешиваться в его творчество и строить ему карьеру?

Убрав деньги, Джейн не стала мешать юному музыканту, а поспешила домой, намереваясь помириться с Калебом. На всякий случай она купила его любимых пончиков с начинкой.

* * *

Джейн не узнала их тесного жилища.

В квартирке было на удивление сумрачно и прохладно. Из спальни доносились громкие чмокающие звуки. Бросив сумочку и пластиковую коробку с пончиками, Джейн поспешила в спальню. Калеб стоял на стремянке и мебельным степлером крепил к потолку гофрированные ячейки для яиц. Половина потолка уже была покрыта. Судя по стопке картонок, прислоненных к стене, их Калебу хватит на весь потолок.

– Привет, малышка, – как ни в чем не бывало произнес он, поворачиваясь к Джейн.

– Привет. Что это ты делаешь с потолком?

Калеб посмотрел на прибитые ячейки, потом почесал в затылке.

– Однажды я посмотрел фильм «Хладнокровный Люк». Меня потрясло количество яиц, съеденных Полом Ньюманом. Собрался дотянуть до его рекорда. А оставшимся картонкам решил найти применение.

Джейн молча смотрела на Калеба, пытаясь понять, не рехнулся ли он.

– Не волнуйся. Я пошутил.

Калеб швырнул степлер на кровать и слез со стремянки.

– Надеюсь, ты не приняла мою шутку всерьез?

– Нет, конечно! – засмеялась Джейн. – Удивляюсь, как это ты узнал про «Хладнокровного Люка». Этот фильм появился еще до твоего рождения.

– И до твоего тоже, – заметил Калеб, целуя ее в макушку. – А сейчас я приглашаю тебя на экскурсию по квартире. – Он повел Джейн в гостиную. Окно закрывали новенькие синие занавески. – По-моему, неплохая защита от послеполуденного солнца.

– Не припомню, чтобы в гостиной было так прохладно.

– Конечно, – горделиво улыбнулся Калеб. – Ведь раньше у нас не было вот этой штучки. – Он отдернул занавеску.

Джейн увидела кондиционер, крепящийся к окну. Калеб успел его установить, включить и отрегулировать, и теперь кондиционер гнал в комнату прохладный воздух.

– Я люблю тебя. – Она обняла Калеба. – Люблю. Люблю.

– Подожди. Я тебе еще не все показал. – Он снова повел Джейн в спальню и кивнул на повешенные там занавески: – Специально выбирал плотную ткань, которая бы гасила звуки с улицы. Картонки – не самое лучшее украшение для потолка, зато из них получается неплохая звукоизоляция. У мистера Зиглера их скопилось до чертиков. Когда-то он на Пасху вздумал торговать яйцами. А теперь у нас есть еще и это.

Калеб подошел к ее стороне кровати и включил аппарат звуковой терапии. Спальня наполнилась звуками океанского прибоя. Джейн вдруг представила, как они с Калебом сидят на тропическом побережье, слушая голос волн и потягивая пина-коладу. Наверное, она и тогда была бы менее счастлива, чем сейчас.

– А если тебе надоест шум прибоя, там еще есть тропический ливень, птичье щебетание и даже водопад.

Калеб выключил аппарат и с надеждой посмотрел на Джейн. Это был его способ извиниться за вчерашнее. Он ждал, не зная, примет ли она его извинения.

«Это не ему, а мне нужно извиняться», – подумала она. И не только пончиками.

– Какая замечательная игрушка! – воскликнула Джейн. – И все замечательно. Ты преобразил квартиру. Спасибо, Калеб.

Калеб крепко обнял ее своими сильными руками. Объятие было долгим, а когда он разжал руки, Джейн увидела, что у него улыбаются только губы. Глаза оставались печальными.

– Прости меня, Джейн. Мне стыдно, что я вчера сорвался и накричал на тебя. В такие моменты я похож на своего отца, и мне это противно. Обещаю, что впредь постараюсь сдерживаться.

Джейн покачала головой:

– По правде говоря, это я должна просить у тебя прощения. Начнем с того, что я не имела права капризничать по поводу жилья. Ты так добр ко мне, пока я ищу работу, ты даже не заикаешься о моей доле за аренду. Но больше всего мне стыдно, что я вмешалась в твое творчество. Без твоего ведома послала клип на это дурацкое шоу. Ты меня простишь?