Райан Уинфилд - Гармония Джейн

По пути в ветеринарную клинику Джейн заехала в круглосуточную закусочную и купила пару гамбургеров с бездрожжевым хлебом и две порции жареной картошки. Парень, обслуживающий Джейн, хмуро покосился на ее нашивку.

– Паркоматная леди? Мне недавно такая же выписала штраф и не пожелала слушать, что паркомат сломан.

– Сочувствую вам, – сказала Джейн.

– Я могу подать на нее в суд?

– Подавайте, если хотите. Только, пожалуйста, не плюйтесь на меня.

Парень посмотрел на нее как на свихнувшуюся и молча подал пакет с едой.

Ветеринарная клиника вновь встретила Джейн пустым вестибюлем. Она запихнула «кроксы» под стул, а на спинку повесила плащ. Стенные часы показывали половину третьего, но ей казалось, что сейчас намного позже. От еды и тишины помещения Джейн потянуло в сон. Сейчас ей не мешал даже яркий свет. Она закрыла глаза и уснула.

Проснувшись, Джейн первым делом взглянула на часы. Десять минут восьмого. Неужели она столько проспала? Напротив сидела соседка, уже в плаще. И никаких следов еды.

– Лютик поправится? – спросила Джейн.

– Спасибо, – улыбнувшись, кивнула соседка.

Джейн не знала, за что именно та ее благодарит: за привезенную одежду или вмешательство в поединок Лютика с енотом. Наверное, за все сразу.

– Не стоит благодарности, – зевнула Джейн, протирая заспанные глаза. – Кто бы подумал, что еноты бывают такими коварными!

– Ветеринар читал в какой-то газете: с месяц назад енот забрался на чердак жилого дома, а оттуда пролез в квартиру на последнем этаже. Вроде через вентиляцию. И прямо в спальню, где спала женщина. Прыгнул на нее и изуродовал. Полицейским пришлось застрелить енота.

Джейн заподозрила небылицу, но промолчала, лишь сказав:

– Как хорошо, что мы не живем на последнем этаже.

Соседка кивнула.

– Вас подвезти? – спросила Джейн.

– Нет. Я тут пробуду, пока мне не отдадут Лютика. Вы поезжайте. Вы и так ухлопали на нас столько времени.

Джейн не стала с ней спорить.

– Ваши ключи в кармане плаща.

Соседка проверила ключи и кивнула. Джейн уже собралась уходить, но ей вдруг показалось странным: вот так взять и уйти после всех событий минувшей ночи. Она смотрела на соседку: припухшие от слез глаза, растрепанные волосы, окровавленный розовый халат, торчащий из-под плаща.

– Я столько месяцев живу с вами на одном этаже, а даже имени не знаю. Только надпись «3Б» на почтовом ящике.

– Марджори Джонстон.

– Джейн Маккинни.

Обе кивнули, словно это запоздалое знакомство означало мир, а все, что было прежде, – достояние прошлого.

– Загляните потом ко мне и расскажите, как здоровье Лютика.

– Обязательно. Как только мне разрешат его забрать, мы с Лютиком вас отблагодарим. Уверена, он вас зацелует.

«Потрясающе, – подумала Джейн. – Жду не дождусь».

Джейн поехала по пустым сумеречным улицам домой. Скоростное шоссе уже было забито машинами, но центральные улочки пока дремали. Автомобильные часы показывали двадцать пять минут восьмого. В Лос-Анджелесе – на два часа меньше. Интересно, Калеб уже проснулся?

Сумочка лежала рядом, на пассажирском сиденье. Джейн потянулась за телефоном. Вместо голоса Калеба она услышала сообщение голосовой почты. Отключившись, она вернула мобильник в сумочку. Еще через минуту телефон зазвонил. Обрадованная Джейн порывисто сунула руку в сумочку, но ее рука нащупала совсем другое. Ошибка ей дорого стоила. Аэрозольная струя с шипением вырвалась из баллончика, и сейчас же глаза Джейн закусало. Потекли обильные слезы.

– Черт! Ну какая же я дура!

Джейн резко крутанула руль и подъехала к тротуару, ища, где остановиться. К счастью, поблизости нашлась стоянка со свободными местами. Когда Джейн туда подъехала, у нее отчаянно жгло в глазах, а в легких полыхал настоящий пожар. Джейн выпрыгнула, оставив дверцу открытой. Она глотала прохладный утренний воздух, стараясь унять жжение. Над сумочкой висела тонкая пелена красного тумана. Джейн открыла все окна в машине и стала ждать, когда салон проветрится. Она плакала от перцового аэрозоля и смеялась над собственной глупостью. Телефон зазвонил снова. Подбежав к машине, Джейн ощупью достала мобильник, отошла на несколько шагов и села на тротуар. Звонки прекратились. Джейн сама вызвала Калеба, включив громкую связь, чтобы не держать мобильник возле лица.

– Привет, малышка! – раздался его голос. – Мы играем в звонки без ответа.

– Привет, Калеб. Как я рада слышать твой голос.

– Все хорошо? – спросил он.

– Лучше не бывает.

– Рад слышать. У меня есть несколько минут перед выходом. Хочу услышать подробный отчет о твоем первом рабочем дне. Расскажи все.

Джейн оглядела пыльный тротуар, на котором сидела, потом свою измятую форму. На рукаве красовалось майонезное пятно, оставленное гамбургером. Она засмеялась и спросила:

– Если у тебя всего несколько минут, почему бы тебе не рассказать, как вчера прошел твой день?

В гостинице им выделили помещение для репетиций. Калеб работал над новой песней, когда там вдруг появилась Джордин. За ней повсюду следовали кинооператоры, снимавшие каждый ее шаг, но за эти дни Калеб научился не обращать внимания на камеры. Джордин встала перед ним. Интересно, на что она рассчитывала? На то, что он сейчас бросит работу и начнет громко восхищаться ею? Калеб делал вид, что рядом нет ни Джордин, ни этих ребят с камерами. Только допев последний куплет и доиграв финальный аккорд, он поднял голову.

– Я могу тебе чем-нибудь помочь? – спросил он.

– Вообще-то, это я пришла тебе помочь, – сказала Джордин.

– Да ну? – засмеялся Калеб.

– Должна признать, играешь ты здорово. Но тебе нужно поменять тональность.

– Поменять тональность? Зачем?

– В этой тональности песне чего-то недостает. Куплет у тебя поется в ля миноре, и это отлично. Но припев тебе стоит петь в до мажоре.

– Это не будет звучать.

– У Дэвида Боуи звучало, и еще как.

– У Дэвида Боуи?

– Ты ведь знаешь его песню «Let’s Dance»?

– Конечно знаю.

– Хоть ты и не Дэвид Боуи, его песня по строю перекликается с твоей. Там куплет идет в си миноре, а припев – в до мажоре.

– Но ты сейчас говорила, что я должен перейти с ля минора на до мажор.

– Совершенно верно. А ты так не думаешь?

– Это не совсем перемена тональности. Они схожи.

– Разреши. – Джордин потянулась к его гитаре. – Музыку проще показывать музыкой.

Она встала перед ним и камерами и запела его песню. Всю, ноту за нотой, слово за словом, изменив тональность припева. Калеб не верил своим ушам: так действительно было лучше. Гораздо лучше. Но еще сильнее его потрясла ее феноменальная память. Один раз услышав слова и аккорды, Джордин запомнила их наизусть. Закончив играть и петь, она вернула Калебу гитару, следом протянув руку.

– Я Джордин, – представилась она. – Джордин-через-игрек.

Калеб пожал ей руку. Рука Джордин была крепкой, совсем не женской.

– Рад с тобой познакомиться, Джордин-через-игрек. А я Калеб-через-е.

– Эту песню ты собираешься петь в нынешнем раунде?

– Да. Собираюсь.

– И правильно. Песня очень хорошая.

– А ты не боишься, что я тебя обойду? Особенно теперь, когда ты рассказала мне секрет Дэвида Боуи с переменой тональности?

– Ни капельки не боюсь, – ответила Джордин, встряхнув волосами. – Мы оба пройдем в следующий раунд.

– Ты так думаешь?

В ее глазах он увидел уверенность. Интересное качество и… чем-то пугающее.

– Я это знаю, – без малейшего апломба сказала Джордин. – На следующей неделе останемся только мы с тобой.

– Раз уж ты все знаешь, скажи, что будет дальше?

– А дальше я тебя обойду и попаду на выступление в прямом эфире, и тогда тебя уже не спасет никакая перемена тональности. Даже в масштабах планеты.

* * *

– Она так тебе и сказала?

Калеб повернулся на кровати. Пусть Шон видит его лицо.

– Да, так и сказала. Ты можешь в это поверить? Взяла у меня из рук гитару, сыграла и спела песню так, будто сама ее написала. Говорю тебе: с этой девчонкой нужно держать ухо востро.

– А может, она хотела тебе помочь, – предположил Шон.

– Держи карман шире! Она пыталась меня испугать.

– Ты так думаешь?

– Либо это, либо играла на камеры. Я и понятия не имею, в каком виде они это преподнесут. Так что я решил не заморачиваться. С игреком она там или без, у меня своя голова на плечах.

– Наверное, ты прав, – сказал Шон, разглядывая потолок. Потом задал свой главный вопрос: – А ты ей что-нибудь говорил обо мне?

– Нет. О тебе я ничего не говорил. Да и что я мог сказать? «Знаешь, у меня есть чокнутый сосед, и он мечтает сравнить свою косметику и побрякушки с твоими».

– У меня нашлось бы о чем с нею поговорить, – сказал Шон.

– Чувак, эта девчонка сожрала бы тебя заживо.

– Тоже верно, – согласился Шон, встряхивая лохматой головой. – Но я всегда плохо понимал разницу между страхом и влечением. Однажды дружок уговорил меня прыгнуть вместе с парашютом. Затяжной прыжок. Это было настолько страшно, что я в него влюбился. Клянусь тебе, когда мы приземлились, я ощущал себя настоящим геем и хотел на нем жениться. К счастью, потом все прошло.

– Забавная история! – рассмеялся Калеб. – Но кажется, у вас в Айове не очень-то жалуют геев.

– Ты удивишься. Население Айовы на девяносто процентов белое, а по взглядам на геев – целый калейдоскоп мнений.

– А как у вас относятся к парням, которые подводят себе глаза?