Бертрис Смолл - Гарем

— Ты так предусмотрителен, брат Селим! У меня просто нет слов! Тот криво усмехнулся.

— Но прежде чем мы удалимся на покой, брат, я хотел бы, чтобы ты познакомился со своими племянниками и племянницами.

С этими словами принц Селим подал знак старшему евнуху, который удалился из зала через боковую дверь и уже через минуту вернулся, ведя за собой восьмерых детей.

Приблизившись к возвышению, они низко поклонились отцу и своим матерям. Мальчики были одеты в длинные желтые халаты принцев, а на девочках были маленькие зеленые кафтанчики. Они выстроились перед Селимом в ряд по старшинству.

— Старший сын моей бас-кадины Сулейман, ему семь лет.

— Ага… — буркнул Ахмед. — Мой наследник. Тебе известно, племянник, что однажды ты будешь султаном?

— На все воля Аллаха, мой господин, да продлятся твои славные дни тысячу лет!

Ахмед с любопытством уставился на мальчика. Сулейман не моргнув глазом выдержал взгляд.

— Мой второй сын, Мухаммед. Он от Фирузи. Ему шесть с половиной. — Мальчик поклонился. — Сын Зулейки Омар, ему пять. А эта маленькая вертлявая обезьянка — сын Сайры Казим, ему четыре года. Второй сын Зулейки, трехлетний Абдула, и, наконец, мой самый младший, Мурад, третий сын Сайры, ему всего два годика.

— Твой выводок произвел на меня глубокое впечатление, брат Селим. У тебя очень красивые сыновья, и я рад сознавать, что славная династия Османов не прервется. — Ахмед повернулся к девочкам-двойняшкам. — А это что за красавицы?

— Дочери Фирузи Хале и Гузель.

— Хале значит «нимб вокруг Луны», а Гузель — «красивая». Прелестно… — пробормотал Ахмед. — Подите сюда, малышки. Посидите у своего дяди на коленях.

Хале топнула маленькой ножкой и крикнула:

— Нет!

К счастью, Ахмед не обиделся. После сытного обеда он находился в прекрасном расположении духа.

— Меня отвергли, брат Селим! Твоя маленькая дочурка ранила меня в самое сердце. Что ж, удаляюсь с позором. — С этими словами он тяжело поднялся со своего места, поклонился госпоже Рефет, гарему своего брата и в сопровождении личных рабов покинул зал.

Хале взобралась к отцу на колени и устроилась поудобнее.

— Мне не нравится дядя Ахмед, — объявила она. — Он про-

К тайной радости Селима и всего его семейства, визит принца Ахмеда во дворец Лунного света был непродолжителен. Уже через несколько дней из Константинополя прибыл гонец с известием, что покои, отведенные для султанского наследника в Эски-серале, готовы, и Ахмед уехал. После этого еще примерно год обитатели крымского дворца жили в относительном спокойствии: столичные придворные интриги не касались их. К сожалению, это длилось недолго.

Покои, отданные принцу Ахмеду в Эски-серале, быстро утратили свой блеск и вскоре превратились в настоящий свинарник. Султанский наследник еще не имел сыновей. Мертворожденные младенцы, выкидыши и хилые девочки — таков был удел его икбал. Из-за этого Ахмед никак не мог взять себе жену-кадину, и поэтому в гареме все женщины были между собой относительно равны. Фаворитки менялись едва ли не еженощно, в зависимости от его настроения, а это, в свою очередь, порождало конфликты. Икбал Ахмеда только тем и занимались, что беспрестанно строили друг против друга козни за право распоряжаться рабами, служившими у Ахмеда. Сам же принц, стремясь выйти из-под влияния матери, не разрешал Бесме командовать своими слугами. В результате последние окончательно разленились, не имея над собой фактически никакого начальства. В покоях наследника все пребывало в беспорядке, здесь перестали убираться.

Хаджи-бею ситуация была хорошо известна, но он помалкивал о ней перед султаном. Зато активно распространял слухи о неряшливости наследника по всей империи. Порой ага кизляру даже приходила в голову мысль, что при удачном стечении обстоятельств не исключено, что его протеже Селиму, преданному мусульманину и счастливому отцу шестерых крепких сыновей, удастся заступить на трон Баязета без войны и большого кровопролития.

Осознавая, что с каждым днем сравнение между двумя принцами становится все больше не в пользу развращенного Ахмеда и что на его фоне красивый сын ненавистной соперницы выглядит в глазах народа все лучше и лучше, Бесма решила наконец нанести визит в покои своего отпрыска.

Войдя в них, она с гримасой отвращения увидела на полу мусор, разбросанную одежду, гниющие надкусанные фрукты в вазах и вдобавок учуяла стойкий запах мочи. Прямо на полу храпел один из рабов. Приблизившись, Бесма сильно пнула его ногой, тот вскочил.

— Где твой господин?

Раб дрожащим пальцем показал в сад, залитый ярким солнцем. Бесма твердым шагом направилась туда. Задержавшись на минуту в тени колонны и ничем не обнаруживая своего присутствия, она принялась внимательно наблюдать за открывшейся ей сценой.

Голый по пояс сын развалился на диване у кромки бассейна, в котором плескались несколько обнаженных девушек и мальчиков. С годами Ахмед внешне сильно изменился. Он всегда был невысокого роста и страдал от лишнего веса, но многочисленные пороки — чревоугодие стояло отнюдь не на последнем месте — превратили его в настоящего жирного борова. Огромные груди и круглый живот дряблыми складками нависали на пояс шаровар. Несмотря на то что по законам Корана пить вино правоверным строго запрещалось, он тайно выпивал, и последствия этого были написаны на лице. Маленькие и блестящие, словно буравчики, глаза налились кровью, а некогда прямой, орлиный, как и у Селима, нос распух и был изрезан тонкими синими венами лопнувших сосудов. Седеющие волосы и борода имели неряшливый вид и явно нуждались в гребне и ножницах брадобрея.

Бесма перевела взгляд, исполненный брезгливости, с сына на тех, кто окружал его. Позы их были откровенны и омерзительны. Ахмед подозвал к себе какого-то мальчишку, который тут же подбежал, сластолюбиво улыбаясь, будто шлюха.

Не выдержав, Бесма вышла из своего укрытия. Поприветствовав Ахмеда коротким кивком, она обернулась к остальным.

— Вон отсюда! — приказала женщина. — Я хочу поговорить с сыном.

Те остолбенело уставились на нее.

— Я сказала: вон отсюда! — взвизгнула Бесма. Свитские ретировались.

— Ты забываешься, мать. Я здесь хозяин!

— Нет, это ты забываешься, сын. Хозяином этого дома, равно как и всей империи, является султан Баязет. И ты поступишь очень хорошо, если крепко зарубишь себе это на носу.

— Что тебе нужно? — грубо бросил Ахмед.

— Поговорить с тобой о твоем поведении. И, судя по той сцене, которая мне здесь открылась, я пришла вовремя. В твоих покоях повсюду грязь и мусор! Рабы храпят среди бела дня прямо на полу, а женщины и прочие твои любимцы ведут себя просто омерзительно! Уже к ночи об этой оргии будет знать весь Константинополь. И учти: по мере того как твоя репутация в народе продолжает падать, репутация Селима растет. Ты открыто нарушаешь наши законы, валяешься в грязи, путаешься с мальчиками, не умеешь обращаться со своими женщинами! А Селим регулярно ходит в мечеть, дом его — райский уголок, где царят мир, счастье и покой. Вдобавок он гордится сыновьями, имя которым — легион! Можно подумать, он — султанский наследник!

— Я — наследник! Я буду править империей после отца, а Селим всего лишь младший сын.

— Селим — любимец толпы, болван! Стоит ему только показаться в городе, как народ безумеет от счастья. Недавно он приезжал сюда с тремя своими старшими сыновьями, среди которых был наследник Сулейман, а также принцы Мухаммед и Омар. Надо было видеть, что творилось на улицах, какое всеобщее ликование! Между прочим, что тебе мешало хоть на минутку выбраться из своего свинарника, чтобы посмотреть на это?

— Я — наследник, — угрюмо повторил Ахмед.

— Ба! — фыркнула его мать. — Да ты никогда не поднимешься на отцовский трон, если не изменишь образ жизни, который ведешь! Еще неизвестно, кстати, переживешь ли ты Баязета, учитывая все твои пороки. Но даже если переживешь, позволят ли тебе твои младшие братья править?

Лицо Ахмеда скривилось.

— Но что мне делать, мама? — заныл он. — Я — наследник!

— Ты исполнишь все, что я тебе скажу? — жестко спросила Бесма.

Ахмед утвердительно кивнул.

— Завтра я пришлю сюда из Шатра стареющих женщин экономку, которая возьмет руководство над всеми рабами. По крайней мере она приведет твое жилище в порядок. Дальше: ты должен перестать пить! Что касается разврата, которому ты предаешься, то хотя бы знай меру. У ага кизляра везде есть свои глаза и уши, а он нам враг. Между прочим, как только ты станешь султаном, я в первый же день потребую, чтобы ты велел отрубить ему голову.

— И это все?

— Нет, не все! Я намереваюсь убедить Баязета, чтобы он заставил Селима перевезти четырех своих старших сыновей в Эски-сераль. Сулейману уже девять, а четвертому, Казиму, шесть. Как твои наследники, они должны поступить под султанскую опеку и жить рядом с дедом, а не носиться по горам, как крестьяне. На следующий год мы заполучим и Абдулу, еще через год — Мурада. Это касается и всех других сыновей, какие могут у него родиться. По достижении шестилетнего возраста все они будут приезжать сюда. А здесь уж мы сами возьмемся за их воспитание!

— Но отпустит ли их Селим?

Бесма осклабилась.

— У него не будет выбора, — сказала она. — Если он не выполнит волю отца, они поссорятся. А ссора с султаном — это фактически уже измена. Так что Селим у нас в руках.

Хаджи-бей прознал об этом разговоре Бесмы с сыном уже через несколько минут после его завершения. Внедрить своего соглядатая в свиту Ахмеда, учитывая то, как дурно принц обращался со своими слугами, оказалось плевым делом. Ага кизляр решил нанести упреждающий удар. Перво-наперво он продиктовал своему секретарю записку, зашил ее в маленькую капсулу, привязал к лапке голубя и пустил птицу во дворец Лунного света. Затем позаботился о том, чтобы султан не допускал к себе Бесму в течение по крайней мере нескольких дней.