Бертрис Смолл - Гарем

Селим смерил ее грозным взглядом, но тут же вновь повернулся к Сайре.

— Возьми меня за руки, — проговорил он, — а когда будут схватки, сжимай их изо всех сил. Я хочу разделить с тобой твои страдания и не уйду отсюда, пока не родится мой первый сын.

Он остался с ней до самого конца. Несколько раз его пытались уговорить подкрепиться, но он неизменно отказывался. Ближе к полуночи схватки резко усилились, и Сайра сильно закричала. В ту же минуту повитуха всплеснула руками и возвестила:

— Головка ребенка! Я вижу его головку! Госпожа Рефет шепнула на ухо принцу:

— Схожу за свидетелями.

Спешно покинув комнату, она почти тут же вернулась вместе с Зулейкой, Сариной, телохранителем Сайры Дреланом, ее евнухом Анбером и тем гаремным рабом, который, как она знала, состоял на тайной службе у Бесмы.

Сайра вновь испустила громкий вопль и согнулась почти пополам. Ее подняли с постели и отвели к низкой табуретке. Фатима энергично принялась за свою работу, а свидетели сгрудились вокруг. Наступила полночь. Вдруг небеса разверзлись, и полил шумный ливень. В следующее мгновение весь дворец потряс мощнейший раскат грома, и спустя несколько секунд наступившую вслед за громом тишину разорвал резкий крик родившегося младенца.

— Слава Аллаху и Его Пророку Магомету, это сын! — воскликнула Фатима, передавая орущего ребенка Мариан.

Мариан протерла младенца оливковым маслом, завернула в теплое одеяльце и передала его, в свою очередь, Селиму. Принц замер в немом восхищении, глядя на маленький сверток в руках. У малыша были строгие темно-голубые глаза, и он как будто хотел сказать своему отцу: «Какая нелепость, что я такой маленький и беспомощный, а между тем меня ждут великие дела!»

Сайре помогли вновь перейти на постель.

— Дайте мне моего сына… — прошептала она обессиленно. Фатима обернулась на принца, тот отнес ребенка Сайре.

— Мариан, помоги мне сесть.

Девушка помогла Сайре приподняться, взбила у нее за спиной подушки. Сайра распеленала младенца и внимательно принялась его осматривать.

— Все у него на месте, миледи, я считала, — проговорила Мариан.

Сайра тихо рассмеялась.

— У него нос деда, — сказала она. — Ой, смотрите на его ладони! На левой молния, а на правой линейка!

Селим и госпожа Рефет наклонились над младенцем.

— Она права, племянник. Это знак. Зулейка говорила, что он будет великим воином и мудрым правителем. Как мы назовем его?

— Воин и мудрец, — пробормотал Селим.

— Сулейман! — уверенным тоном сказала Сайра. Принц молча перевел на нее задумчивый взгляд, но тут же улыбнулся.

— Да, — сказал он. — Пусть будет Сулейман.

Проснувшись на следующее утро. Сайра не сразу вспомнила о том, что случилось накануне. В окно заглядывало пробивавшееся сквозь листву деревьев в саду ласковое солнышко, тихо журчала вода в фонтане, воздух был напоен горной свежестью.

Сайра опустила глаза на себя и, не обнаружив живота, тут же вспомнила обо всем. Она повернула голову, чтобы кликнуть Мариан, но тут увидела у постели люльку.

— Слава Аллаху и Его Пророку Магомету! — с восторгом проговорила она. — Мальчик! Мой сын! Мой сын Сулейман!

Она стала разглядывать ребенка. Малыш спал, сжав крохотные ручки в кулачки. У него были черные вьющиеся волосики. Приподняв одеяльце, она увидела его розовые и крепкие ножки. Впрочем, у него была не широкая кость.

— Ты проснулась! — раздался от порога знакомый голос.

— Селим! Ну что скажешь? Разве он не красив? Наш Сулейман? Разве это не самое красивое дитя на всем белом свете? Принц нежно улыбнулся:

— Да, моя голубка. Он красив. Это оттого, что Сулейман пошел в свою маму.

Она рассмеялась;

— Дурачок! Он похож на всех Османов, и слава Аллаху за это! Он весь в тебя!

— Я люблю тебя, Сайра. И не потому, что ты подарила мне сына, а потому, что ты самая смелая и желанная из всех женщин на земле.

— Но вчера я, напротив, показала себя малодушной трусихой. Мне было страшно, мой господин, а сегодня солнышко светит, и мне хорошо. Теперь я поняла, что то был всего лишь страх перед неизвестностью. Клянусь, этого больше никогда не повторится!

— Я принес тебе подарки, любимая.

С этими словами он передал ей обтянутый кожей ларец. Сайра взяла его, подняла крышку, и у нее захватило дух. На бархатном дне ларца лежали удивительной красоты изумрудное ожерелье и такие же сережки продолговатой формы а золотой оправе.

— Какая прелесть… — прошептала она.

— Они очень пойдут к твоим глазам. Баязет подарил их моей матери, когда я родился. Мне хочется, чтобы теперь они были у тебя. Но это еще не все.

Селим передал ей круглый медальон на тонкой золотой цепочке. С одной стороны на медальоне был золотой крест, а с другой — полумесяц. И еще он был украшен крохотными золотыми колокольчиками, которые тихо зазвенели, когда Сайра прикоснулась к нему.

— Я сам его сделал для тебя. Сайра.

— Это большая честь для меня, мой господин. Медальон тем ценнее для меня, что ты сделал его своими руками.

— Теперь ты моя бас-кадина, и я хотел поговорить с тобой о моей тетушке. Поскольку отныне ты официально будешь начальствовать над всеми женщинами во дворце, мы можем отпустить Рефет обратно в Константинополь.

— О нет, Селим! Пусть все останется, как было. Я люблю госпожу Рефет и не смогу без нее. И потом, если мы отошлем ее назад, Бесма превратит ее жизнь в сущий ад.

— Твои слова — лишнее доказательство того, что я нашел в твоем лице свое счастье, любимая. Будь по-твоему.

Вдруг закричал ребенок. Молодые родители вздрогнули от неожиданности.

— Что с ним? — обеспокоенно воскликнула Сайра.

— Мне кажется, — усмехнувшись, проговорил Селим, — что принц Сулейман голоден.

Взяв младенца из колыбельки, он передал его на руки Сайре, и та устроила его у своей груди. Вскоре послышалось довольное сопение и чмоканье. Глядя на сына, Сайра и Селим счастливо улыбались.

Наступила осень. На вершинах гор появился снег, но с моря дул все еще теплый ветерок. Налились урожаем виноградники и фруктовые сады, и воздух был напоен нежно-сладким ароматом их плодов.

Над последними в атом году цветками роились ленивые пчелы, а из сада дворца Лунного света доносились веселые детские голоса. Шесть маленьких мальчиков от семи до двух лет устроили между собой настоящую свалку.

— Сулейман! — позвала старшего красивая рыжеволосая женщина. — Береги младших братьев. Не забывай, мой львенок, они еще совсем маленькие.

— Хорошо, мама, — ответил ей высокий для своего возраста худенький темноволосый мальчик.

Сайра вновь обернулась к своим подругам.

— Порой он забывает, что Абдуле и Мураду всего два и три годика, — заметила она.

Зулейка рассмеялась.

— Абдула сам о себе позаботится, — сказала она. — Он такой толстый. Удивительно, как они до сих пор не догадались использовать его в своих играх вместо мяча.

— Мурад толще, — ответила Сайра. — Он даже не видит собственных ног. Не то что наши девочки, правда, Фирузи?

— Да, они просто красавицы. — Она с любовью оглянулась на своих дочерей, которым было по два года и которые как две капли воды походили на белокурую мать. Они сидели и играли тут же в траве. — Хорошо, что они двойняшки, — продолжала Фирузи. — Если бы родилась одна девочка, ей было бы одиноко. Мне кажется, Селим очень обрадовался им после шести сыновей. — Конечно, — заверила ее Сайра. — Он их так балует. Три молодые женщины переглянулись, и лица их осветили улыбки. Восемь лет уже прошло со времени их знакомства, и с тех пор они мало изменились. Впрочем, из робких тоненьких девушек они уже давно превратились в зрелых молодых женщин. Но ни одна из них не растолстела, несмотря на то что для турецких гаремов это было обычным явлением. А лица их будто стали еще краше, если это только было возможно, ибо они и раньше считались эталонами женской красоты и совершенства. Объяснение крылось в том, что все они нашли свое счастье.

Зулейку с детства учили, что она не будет единственной женой у своего мужа, а Фирузи и Сайра были так рано оторваны от своих семей, что довольно легко перенесли смену образа жизни и мировоззрения с европейского на восточное. И вот они сидели сейчас в саду перед собственным дворцом, вышивали, переговаривались, вокруг них играли их дети — идиллическая картина.

Драматические события произошли с тех пор, как они впервые приехали во дворец Лунного света. Две девушки гарема покинули своих подруг на черном верблюде смерти. У Ирис родился мертвый ребенок, и она не пережила родов, а Амара скончалась во вторую зиму от сильной простуды. Хрупкая индианка так и не смогла приспособиться к турецкому климату.

Радость же и счастье остальных омрачались, пожалуй, лишь тем обстоятельством, что у их общей подруги Сарины, которая отличалась острым языком и вместе с тем открытостью сердца, до сих пор не было детей. Она нередко делила ложе со своим господином, но никак не могла забеременеть. Все дети обожали ее, и она любила и баловала их в ответ. Ей было уже двадцать четыре года, но надежды стать матерью еще оставались.

— Отец! Отец! — закричали вдруг мальчишки, увидев Селима, который широким шагом направлялся к ним через лужайку.

Сыновья тут же обступили его со всех сторон. Младших он гладил по головам, старших легонько шлепал. Маленькие Гузель и Хале не могли пробиться к отцу сквозь толпу братьев, но принц Селим сам их заметил и поднял на руки.

— Ну как вы поживаете, мои маленькие гурии? — спросил он.

Девочки широко заулыбались и закрыли лица руками, робко глядя на отца в просветы между маленькими пальчиками. Подойдя к женам. Селим опустил девочек на землю.

— Они растут не по дням, а по часам и становятся все больше похожими на их соблазнительную мать. Фирузи покраснела. Принц повернулся к старшему сыну: