Халид-бек, принц Оттоманской империи, обладал внешностью истинного воина, и таковым он и был. Рост его превышал шесть футов, он был широкоплеч и тонок в талии. На его бронзовом от загара, гладко выбритом лице выделялись глаза небесной голубизны, унаследованные им от знаменитой прабабки, одной из жен великого султана Селима. В этих глазах была некая отрешенность, но горе тому, кто поверил бы, что Халид-бек — человек не от мира сего.

Неоднократно он доказывал обратное всем врагам своим на море и на суше, а густые черные как смоль волосы, словно грива ниспадающие на плечи, и особенно глубокий неровный шрам на правой щеке — от виска до верхней губы, искажающий правильные черты лица его, — все это создавало вокруг него зловещую ауру и могло внушить страх кому угодно.

Будучи всегда настороже, готовый к любым неожиданностям, Халид чувствовал себя неуютно, когда облачался в платье, излюбленное его соотечественниками. Пышные парчовые халаты он хранил в сундуках в своем дворце в Стамбуле, а вне столицы предпочитал одеваться легче и свободнее.

Сейчас на нем были белые шаровары, заправленные в сапожки из телячьей кожи, белоснежная рубашка с открытым воротом и широкими рукавами, собранными на запястьях. К поясу он прикрепил кинжал в ножнах, богато украшенных драгоценными камнями.

— Мерхаба! — услышал он знакомый голос. — Здравствуй!

Халид обернулся. Малик и Рашид приблизились. Давние друзья обменялись радостными приветствиями, а затем прошли в шатер.

Рашид и несколько человек из охраны принца задержались у входа, а хозяин провел гостя в свои личные покои, отгороженные от остального пространства шатра ковровыми занавесями. Там они удобно расположились возле низенького столика на подушках, разбросанных в кажущемся беспорядке на устланном ковром полу.

Слуга внес поднос с ужином. От блюд исходил пряный аромат. Тут было и мясо ягненка, зажаренного на углях, и аппетитный кебаб, обернутый в виноградные листья и так запеченный, и благоухающий рис, и сладкие перцы — зеленые и красные, — и разная рыба, и крохотные маринованные огурчики и разнообразные фрукты. Заставив блюдами весь столик, слуга водрузил посреди всего этого изобилия сосуд с розовой водой, согнулся в поклоне и, пятясь, безмолвно удалился.

Озорно подмигнув другу, Малик извлек из-за пазухи плоскую кожаную флягу. Наполнив кубок вином, он поднес его к губам, призывая Халида проделать то же самое, но тот отрицательно покачал головой.

— Коран запрещает употреблять вино.

— Не строй из себя святошу. Разве сам султан не вкушал крепкий напиток, изготовленный из винограда, и даже, как я слышал, предпринял вторжение на Кипр только ради ознакомления с местными прославленными винами.

— Не вздумай повторять эти сплетни, — строго одернул Малика Халид. — Правда, иногда мне самому приходит в голову, что мой дядя в своих порочных пристрастиях сходен с моим знаменитым дедом.

Малик язвительно усмехнулся.

— Мурад не менее порочен.

— Мой кузен одержим другими страстями. У него тяга к злату и женщинам, а у дядюшки — к пьянству.

— Из тебя бы получился лучший султан.

— Говорить вслух и даже думать об этом — уже измена, — предостерег друга Халид. — Я гоню от себя подобные мысли. К тому же я потомок блистательного Селима лишь по женской линии и не претендую на трон.

Я верен правящему ныне султану, несмотря на все его слабости и ошибки.

— Однако именно ты унаследовал от деда многие из его достоинств!

— В отличие от деда женщины не занимают столько места в моем сердце. Дьявольские создания по природе своей, они лишь притворяются слабыми. С ними надо быть твердыми и безжалостными, иначе они становятся неуправляемыми и садятся тебе на шею, как карлик в сказке про Синдбада.

— Даже Хурема и Михрима? — несколько удивился Малик.

— О них-то как раз и речь, — мрачно высказался Халид. — Дядя Мустафа мог стать великим правителем, если б не молился на мою бабку, как на святыню, и не потакал ее безумствам. А Михрима ничем не лучше своей мамаши.

— Ну, конечно, фиги падают недалеко от дерева, на котором выросли, — откликнулся Малик известной поговоркой.

Халид согласно кивнул и перевел разговор в иное русло.

— Расскажи мне о своих странствиях.

— Мы захватили один из кораблей Форжера де Белью. — Малик сразу же перешел к делу.

При упоминании этого имени бронзовое лицо Халида еще больше потемнело, и невольно его рука потянулась к шраму, рассекающему щеку.

— Когда-нибудь я сдеру живьем шкуру с этого негодяя за то, что он сделал с моей сестрой и братом.

— И с твоим лицом, — добавил Малик.

— Мое лицо мелочь. Об этом не вспоминай.

— На корабле был очень ценный груз.

Халид с интересом взглянул на друга.

— Какой же?

Малик ухмыльнулся.


— Ты сам определишь ему цену, когда увидишь. Это мой подарок тебе.

— Единственный желанный мне подарок — это голова Форжера, — заявил Халид. — Со шкурой в придачу.

— Уверен, ты обрадуешься подарку.

— Но сначала завершим наш ужин и беседу, — предложил принц. — Мы давно не виделись и нам есть о чем поговорить.

— Как скажешь, Халид-бек, — скромно согласился Малик.

Ужин и беседа затянулись надолго, ибо многие события произошли в Стамбуле за время отсутствия Малика и друзьям надо было их обсудить. Наконец Халид хлопнул в ладоши, и тотчас двое слуг явились на зов. Один убрал со стола блюда, другой подал чаши с теплой ароматной водой для омовения рук и мягкие полотенца. Хозяин и гость поднялись с подушек, разминаясь после обильной еды.

— Передай Рашиду, что настало время представить сиятельному принцу мой дар, — обратился Малик к слуге.

И минуты не прошло, как Рашид откинул занавес, низко поклонился и, придерживая его, впустил во внутренний покой четверку мускулистых матросов. На плечах они несли свернутый ковер. Бдительные охранники принца из числа самых доверенных — числом шестеро — расположились у входа на случай, если подарок таит в себе угрозу драгоценной жизни их господина.

— Неужто это ковер? — не удержался от разочарованного вздоха Халид.

— Имей терпение, мой друг. Подарок внутри.

Малик подал знак своим людям, и они осторожно опустили ношу на подушки там, где их попирали мягкие сапоги принца.

— Разверните ковер, — скомандовал Малик.

В шатре воцарилось торжественное молчание. И вот наконец принц узрел, что за жемчужину ему преподнесли в дар.

Облаченное в почти прозрачный шелк, перед ним предстало само совершенство женской красоты. В годы ученичества ему приходилось видеть статуи древнегреческих богинь, но то были мраморные изваяния, а это существо было живым, из плоти и крови, что подтверждалось легким колыханием ткани на выпуклой нежной груди.

Очертания великолепного тела ясно вырисовывались под рубашкой. Руки Халида невольно потянулись к красавице, чтобы убедиться, что она не призрачное видение. Разметавшиеся по плечам ее волосы были цвета солнечных лучей перед грозой, когда светило вот-вот нырнет в тучи.

Забыв о том, что за ним наблюдают гость и охрана и что, открыто выражая свое восхищение, он унижает свое достоинство, принц присел на корточки и кончиками пальцев провел по атласной щечке.

Девушка вздрогнула, распахнула свои изумрудные глаза и с удивлением и упреком уставилась на того, кто посмел нарушить ее покой. Она увидела словно в туманной дымке мужчину, склонившегося над ней, но вид его не вызвал у нее никаких чувств — ни отвращения, ни страха, ни интереса.

Халид поразился ее умению владеть собой. Он высоко ценил подобное качество, когда противник сохраняет хладнокровие даже в моменты самой яростной схватки на поле боя. А эту красавицу не поверг в трепет чудовищный шрам, уродующий точеное лицо оттоманского принца.

Теперь надо проверить, насколько она податлива к мужской ласке. Его ладонь опустилась на ее плечо, коснулась атласной кожи и отправилась в путешествие вниз, к местам, которые женщины обычно скрывают от мужчин.

Пелена, застилавшая ее глаза, вдруг прорвалась. Ей захотелось оглядеться, чтобы понять, где она находится. Но пошевельнуться — значит выдать себя. Эстер скосила, как могла, глаза вбок и разглядела неподалеку Малика с уже знакомой ей ухмылкой на лице. Но что-то новое, плотоядное, было в этой ухмылке и не могло не насторожить девушку. А затем она ощутила прикосновение чьей-то руки сквозь тонкую ткань рубашки.

Мужчина, обследующий ее живот и бедра, повернулся к ней боком. Молниеносным движением Эстер выхватила из ножен, прикрепленных к его поясу, кинжал и уткнула острый кончик лезвия ему в шею.

— Убери свои лапы, грязный турок! — произнесла она по-французски.

Турок беспрекословно подчинился. Он поднял руки вверх, как бы сдаваясь, а громкий хохот стражников обрушился на Эстер, как лавина.

Страшное видение, преследующее ее с детства, пронзило мозг. Шестеро вооруженных мужчин на пляшущих в нетерпении конях окружали ее, а она — маленькая, беспомощная, только что увидевшая своего отца мертвым, умоляла их:

— Пощадите, пощадите меня!

Сознание оставило Эстер, кинжал выпал из ее ослабевших пальцев. Халид успел подставить руку, чтобы она не ударилась затылком о землю, и опустил обратно на ковер.

— Что за дикое животное ты мне подарил? — обратился он к Малику. — Ее надо держать в клетке?

— Скорее приручить, как малого верблюжонка, — посоветовал Малик.

— Откуда она родом?

— Из Англии.

— О, так издалека! Сколько же времени мне понадобится на ее дрессировку?

— Она тебя развлечет.

— Мне некогда развлекаться, — отрезал Халид. — Где ты ее добыл? Взял с корабля Форжера?

Малик молча кивнул.

— Лучше бы ты эту ехидну доставил по назначению.

Эстер очнулась и стала прислушиваться к разговору мужчин, хотя не понимала ни слова. Все же она догадывалась, что речь идет о ней. Неожиданно чихнув, она привлекла к себе внимание.