Фридрих Шпильгаген - Ганс и Грета

Грета ушла, и, уходя, еще разъ посмотрѣла на кроткіе глаза герцогини.

– Боже мой, сказала герцогиня, мнъ дѣлается страшно, когда я подумаю, что мы значимъ для этихъ людей!

– Только прошу не сантиментальничать, – сказалъ герцогъ, – по-крайней-мѣрѣ въ присутствіи этого молодца. Онъ кажется не изъ мягкосердечныхъ! – И онъ позвалъ камердинера.

– Онъ тамъ?

– Въ перѣдней, ваша свѣтлость!

– Каковъ онъ на видъ?

– Отчаянный, ваша свѣтлость!

– Кто сопровождаетъ его?

– Два человѣка изъ тюремнаго караула, ваша свѣтлость!

– Они въ перѣдней?

– Точно такъ, ваша свѣтлость!

– Пусть стоятъ тамъ!

– Слушаю-съ, ваша свѣтлость!

– Введи его!

– Слушаю-съ, ваша свѣтлость!

Расторопный камердинеръ вышелъ неслышными шагами изъ комнаты, отворилъ дверь въ перѣднюю и сдѣлалъ знакъ рукою. Гансъ въ ту же минуту вошелъ въ кабинетъ и остановился у двери, которая затворилась вслѣдъ за нимъ. Съ Ганса едва успѣли снять арестантскую куртку и замѣнить ее рабочей блузой; только коротко остриженные волосы напоминали о мѣстѣ, откуда его привезли. Даже блѣдность, отпечатокъ тюремнаго заключѳнія, исчезла съ его лица, съ тѣхъ поръ какъ силача Ганса стали употреблять преимущественно на разныя работы на свѣжемъ воздухе.

Онъ сильно загорѣлъ и смотрѣлъ по прежнему бойко и смѣло. Гансъ зналъ дисциплину; – ему не разъ доводилось стоять на караулѣ у высокихъ особъ, и не разъ онъ удостоивался чести отвѣчать на ихъ вопросы. – Гансъ и остановился на приличномъ разстояніи у дверей, вытянувшись въ струнку и держа въ правой руке военную фуражку, возвращенную ему въ этотъ же день. Онъ не понималъ, что все это значить; онъ зналъ только, что его свѣтлости угодно предложить ему нѣсколько вопросовъ, и Гансъ стоялъ у дверей и ждалъ, что именно угодно будетъ спросить его свѣтлости.

– Каковъ! – сказалъ его свѣтлость обращаясь къ герцогинѣ. Потомъ онъ обернулся къ Гансу и скомандовалъ: – Подайся впередъ! Стой! Ты служилъ въ военной службѣ?

– Точно такъ, ваша свѣтлость!

– Гдѣ?

– Въ первой ротѣ втораго гвардейскаго полка.

– Это сейчасъ видно, – сказалъ герцогъ, обращаясь къ герцогинѣ, которая, вѣроятно, поняла этотъ политическій намекъ и отвѣчала на него ласковымъ наклоненіемъ головы. Герцогъ опять взгляну лъ на Ганса.

– Ты приговоренъ къ тюремному заключенію въ смирительномъ домѣ?

– Точно такъ, ваша свѣтлость!

– И тебѣ очень хотѣлось бы выбраться оттуда? Это дѣло возможное, если ты назовешь мнѣ своихъ сообщниковъ.

– Въ такомъ случаѣ я остаюсь въ тюрьмѣ, ваша свѣтлость.

– Развѣ ты не желаешь быть на свободѣ?

– О нѣтъ, ваша свѣтлость, напротивъ, но хотя я браконьеръ, но не доносчикъ, и я думалъ…

– Что ты думалъ? говори смѣло!

– Я думалъ… если бы ты Гансъ былъ судебнымъ слѣдователемъ, то тебя не нужно было бы наводить на слѣдъ, ты самъ бы разузналъ въ чемъ дѣло.

– Я такъ и говорилъ, – сказалъ герцогъ, обращаясь съ своею обычною живостью къ женѣ, – Геккефенигъ оселъ.

– Точно такъ, ваша свѣтлость! – сказалъ Гансъ.

Герцогъ закусилъ себѣ губы, а герцогиня, слегка наклонившись, начала расправлять складки своего платья.

– Однимъ словомъ, я тебя прощаю, – сказалъ герцогъ, – но зато ты долженъ мнѣ разсказать всѣ, что касается собственно тебя. На первомъ допросѣ ты показалъ, что первый выстрѣлъ на лужайке у пруда сдѣланъ не тобою, но послѣ ты отрекся отъ этого показанія.

– Отрекся, ваша свѣтлость, и удивляюсь, что они повѣрили мнѣ тогда. Съ того мѣста, где нашли фуражку, я никакъ не могъ стрелять въ оленя. Выстрѣлъ былъ направленъ съ противуположной стороны. Я бьюсь объ закладъ, что ваша свѣтлость сейчасъ бы это сообразили.

– Ну, оставимъ первый выстрѣлъ въ стороне, – сказалъ герцогъ: намекъ Ганса на его известное искусство въ стрѣльбе пріятно подѣйствовалъ на него. – А кто же стрѣлялъ во второй разъ и куда дѣвалось твое ружье и тотъ олень, котораго ты застрелилъ въ Ландграфскомъ ущельи?

Гансъ смѣшался, его серые глаза засверкали, и онъ сказалъ:

– Такъ какъ вашей свѣтлости угодно было меня помиловать, то…

– Не совсѣмъ еще, любезный другъ!

– Нѣтъ, ваша свѣтлость, вы не смѣялись бы и ея свѣтлость не глядѣла бы такъ милостиво и ласково, если бы вы рѣшились нарядить опять въ арестантскую куртку бѣдняка, который уже полгода не надевалъ платья приличнаго честному человѣку! Вы спрашиваете, где ружье? Теперь я могу сказать вамъ: оно лежитъ на днѣ нашего пруда. Всякій умный человекъ сталъ бы сейчасъ же его тамъ искать.

– Хорошо. А олень?

Смуглое лицо Ганса слегка передернулось.

– Этого я не могу сказать, – пробормоталъ онъ.

– Даже и тогда, если я опять отошлю тебя въ тюрьму?

Гансъ взглянулъ черезъ открытую дверь на голубыя горы. Изъ его большихъ сѣрыхъ глазъ двѣ слезы скатились на смуглыя щеки.

– И тогда не скажу, – отвѣчалъ Гансъ тихо, но рѣшительно.

– Другъ мой! – произнесла герцогиня, сложивъ руки съ умоляющимъ видомъ.

– Хорошо, – сказалъ герцогъ, въ такомъ случаѣ я самъ покажу тебѣ твоего оленя.

Онъ отворилъ дверь въ сосѣднюю комнату.

– Войди сюда! – позвалъ онъ дѣвушку.

Грета вошла въ кабинѣтъ.

– Гансъ, – вскрикнула она, – мой Гансъ!

Она хотѣла броситься къ нему на шею, но вдругъ остановилась и, обратясь къ герцогинѣ, упала къ ея ногамъ и покрыла слезами и поцѣлуями страстной благодарности ея руки и платье.

Гансъ не шевелился. Когда вошла Грета, онъ обратилъ только глаза въ лѣвую сторону, но его широкая грудь такъ тяжело подымалась и опускалась, какъ будто желѣзный обручъ сжималъ ее. Онъ дрожалъ всѣмъ тѣломъ; дитя могло бы осилить теперь этого богатыря.

Герцогиня подняла дѣвушку.

– Поди сюда, Карлъ! – сказала она по-французски герцогу, – я бы желала сказать тебе нѣсколько словъ. – Она взяла его подъ-руку и вывела на террасу.

– Мы должны позаботиться о ихъ судьбе, – сказала она.

– Если ты этого желаешь, – сказалъ герцогъ, пришедшій въ самое веселое расположеніе духа.

– Ты хотелъ назначить въ лѣсной округъ въ Нонненкопфѣ дѣльнаго человѣка. Гансъ – человѣкъ способный.

– Необыкновенно способный! – сказалъ герцогъ.

– А тогда, Карлъ, мы часто будемъ ѣздить на эту прекрасную дачу. Ты знаешь, Нонненкопфъ, мое любимое мѣсто. Мнѣ будетъ очень пріятно встрѣчать тамъ хорошенькую жену лѣсничаго и тебѣ вѣроятно тоже, не правда ли?

– Разумѣется! – сказалъ герцогъ. О приданомъ ты конечно тоже позаботишься?

– Безъ сомнѣнія, а теперь отпустимъ этихъ бѣдныхъ людей. Намъ въ самомъ дѣлѣ пора въ театръ.

Они вошли опять въ кабинѣтъ. Гансъ стоялъ вытянувшись въ струнку, но уже не на прежнемъ мѣстѣ; а у Греты глаза были опущены и она была не такъ блѣдна, какъ прежде.

– Какъ ты прошла сюда, дитя мое? – спросила герцогиня.

– Черезъ паркъ, – отвѣчала Грета и прибавила, что экипажъ добраго доктора, вѣрно, давно ждетъ ее, чтобы отвезти домой.

– Пройди здѣсь, черезъ террасу: люди не должны тебя видѣть съ заплаканными глазами. Поѣзжай себѣ спокойно въ деревню и не разсказывай тамъ ничего, пока не услышишь обо мнѣ. Прощай, дитя мое!

Грета хотѣла опять броситься къ ея ногамъ, но герцогиня ласково удержала ее.

– Ты можешь проводить ее, – сказалъ герцогъ Гансу, котораго слова герцогини, казалось, сильно встревожили. – Но ты долженъ остаться въ городѣ и завтра утромъ явиться въ мою канцелярію. Ну, теперь идите съ Богомъ!

Гансъ не заставилъ себѣ повторить это два раза. Онъ повернулся налѣво кругомъ и пошелъ скорымъ шагомъ къ двери, гдѣ его ожидала Грета. Они сошли съ террасы молча и не обняли другъ друга, какъ будто на нихъ смотрѣли тысячи глазъ. Такъ прошли они по гладко укатаннымъ дорожкамъ и обогнули лужайку, посреди которой, въ мраморномъ бассейнѣ, билъ большой фонтанъ. Но когда они дошли до кустовъ сирени и замокъ скрылся изъ ихъ глазъ, они въ одну и ту же минуту обмѣнялись взглядомъ и бросились другъ къ другу въ объятія.

– Гансъ, милый Гансъ!

– Грета, милая Грета!

Шпильгаген (Фридрих Spielhagen) – известный немецкий писатель. Род. в 1829 г.; юность провел в Штральзунде (который, с прибрежными островами Балтийского моря, является местом действия весьма многих его романов); посещал университеты в Берлине, Бонне и Грейфсвальде, где изучал сперва право, потом философию и филологию. Был учителем гимназии в Лейпциге и думал о кафедре в университете, но затем отдался исключительно литературе; в 1859 г. переселился в Ганновер, в 1862 г. – в Берлин. В начале своей литературной деятельности переводил довольно много, в прозе и стихах, с английского, французского и итальянского (между прочим, Эмерсона и Мишле). Первое его оригинальное произведение была новелла «Klara Vere» (Ганновер, 1857), за которой последовала идиллия «Auf der Düne» (ib., 1858); оба эти произведения не обратили на себя большого внимания. Зато его первый большой роман, «Problematische Naturen» (В., 1860) выдержал более 20 изданий, в том числе одно роскошно иллюстрированное (Лейпциг, 1899); в разных русских переводах он назывался то «Проблематические…», то «Загадочные натуры». Этот роман, с его продолжением «Durch Nacht zum Licht» (Б., 1861; несколько русских переводов: «Из мрака к свету»), упрочил за ним славу первого или, по крайней мере, одного из первых романистов Германии; в Германии этот роман до сих пор является наиболее читаемым его произведением. За ним Ш. стал выпускать роман за романом, также повести, драмы и стихотворения в чрезвычайно большом числе. Перечислим только наиболее важные его произведения. Романы: «Die von Hohenstein» (1863; русский перевод: «Два поколения»), «In Reih und Glied» (1866; «Один в поле не воин»), «Hammer und Amboss» (1868; «Между молотом и наковальней»), «Was die Schwalbe sang» (1872; «Про что пела ласточка»), «Allzeit voran» (1872, «Все вперед»); новелла «Ultimo» (1873); роман «Sturmflut» (1876; «Потоп»); путевые очерки «Von Neapel bis Syrakus» (1878); романы «Platt Land» (1878, «Низина»), «Ein neuer Pharao» (1889; «Новый Фараон»), «Sonntagskind» (1893; «В сорочке родился»), «Faustulus» (1897; «Фаустулус»), «Herrin» (1899). Все романы Ш. выходили либо в Берлине, либо в Лейпциге. Из драматических произведений пользовались большим или меньшим успехом и некоторое время держались на сцене: «Liebe für Liebe» (1875); «Gerettet» (1884); «In eiserner Zeit» (1891). Ш. принадлежат еще: «Vermischte Schriften» (Б., 1863-68); «Aus meinem Skizzenbuch» (Лейпциг, 1874); «Skizzen, Geschichten und Gedichte» (ib., 1881); «Beiträge zur Theorie und Technik des Romans» (ib., 1883); «Finder und Erfinder, Errinnerungen aus meinem Leben» (ib., 1890; в последнем произведении, имеющем автобиографический характер, рассказана главным образом история написания «Проблематических натур»). В разное время Ш. стоял во главе разных журналов, но всегда недолго; так, в 1862 г. он редактировал в Берлине «Deutsche Wochenschrift» и «Sonntagsblatt», в 1878-84 гг. – «Illustrierte deutsche Monatshefte». Большая часть произведений Ш. собрана им самим в «Sämmtliche Werke», вышедших в 22 томах 5-м изданием в Лейпциге в 1892 г.; другое издание его, «Sämmtliche Romane», появляется в Лейпциге с 1895 г.