Стелла Грей - Галстук для моли

– Не ваше дело!

– Говори!!!

Его глаза расширились, ноздри раздулись, на скулах ясно проявились желваки. Пальцы на моих плечах так впились в кожу, что я даже вскрикнула и дернулась, пытаясь освободиться.

– Да никуда он меня не возил! – выкрикнула, чувствуя, что вот-вот разрыдаюсь, сама не понимая почему. Ничего страшного не случилось, Давид оказался замечательным собеседником, умным и нескучным. И море наконец увидела, и по набережной погуляла… Тогда почему так злюсь? И почему чувствую себя едва ли не преданной? – Отпустите! Я хочу спать!

– Ульяна…

– Пустите! Пусти меня! – я ударила кулаком в твердую мужскую грудь и тут же зашипела от боли.

– Идиотка, – как-то совсем без злобы услышала над головой и тут же почувствовала временную свободу. Плечи Малкин отпустил, только теперь одна его рука плотно обхватила мою талию, а пальцы второй подцепили подбородок, заставляя поднять голову и встретиться взглядом.

Я хотела сказать, что он негодяй и подлец. Не знаю, почему. Просто я так чувствовала в этот конкретный момент. А Малкин… Он как будто все понимал. Так смотрел на меня…

Как наши губы встретились, я не могла бы сказать, сколько бы не думала в дальнейшем. И кто первый подался навстречу – тоже загадка. Но вдруг дыхание застряло в легких, а сердце замерло на миг. Это был даже не поцелуй, а маленькая смерть… Я не дышала, глаза закрылись и пульс исчез… И только наши губы жили, стремясь навстречу, и языки сплетались в безумном танце неистовой страсти. А еще были его руки, скользящие по моей спине, прижимающие к крепкому телу, умоляющие быть ближе…

Все испортил стук в дверь. Громкий и совершенно неуместный, как и сам Старовойтов, решивший узнать, вернулась ли я в отель.

Мы с Малкиным отпрянули друг от друга и замерли шумно дыша, как воришки, пойманные на горячем. Его глаза были намного темнее, чем обычно, а правая рука все еще тянулась ко мне, но он ее быстро опустил.

– Але! – кричал Макс из-за двери. – Саша, спишь, что ли?!

– Я… мне нужно в душ, – только и смогла пролепетать я, испуганно обегая смотрящего вслед начальника.

Еще несколько секунд, щелчок замка и несколько гулких ударов сердца, а после я услышала его громкое: “Иду!” и сползла по стеночке, прикрыв пылающие щеки ладонями.

– Ну что? – обеспокоенно уточнил Старовойтов. Видно, волнуется Звезда за роль. – Вернулась?

– Угу, – еле слышно от Малкина.

– И?

– Пошла в душ.

Я опомнилась, вскочила, включила воду, открыв кран до упора. Чуть постояв, влезла в кабинку и намазалась гелем, старательно не думая вообще ни о чем. Получалось плохо. Взгляд то и дело метался к двери, за которой разговаривали шеф с Максом, мысли путались, а ноги слабели.

В какой-то момент показалось, что слышу, как Малкин ругается, потом закрылась дверь и все стихло.

Пробыв еще пару минут в своем убежище, я все-таки набралась смелости и вышла, укутавшись в халат и захватив свернутый сарафан. Шеф, к моему неудовольствию, никуда не делся. Он сидел напротив в широком кресле, закинув ногу на ногу, и… перебирал чертовы четки.

/Малкин А.С./

Она замерла передо мной, кутаясь в короткий халат, сминая в руках собственное платье и глядя куда-то в сторону. Дверь позади медленно закрылась  с легким щелчком, и Ульяна вздрогнула, обернувшись. Острое чувство вины кольнуло где-то в области легких, и это оказалось, мягко говоря, непривычным.

– Мы все немного перетрудились сегодня, – первым заговорил я, привлекая ее внимание. – И от того нервы слегка на пределе. Пальцы быстрее стали перебирать бусины четок, а в голове пронеслась единственная мысль: “Блеешь как мальчишка, Малкин!” Только вот с ней нельзя было иначе. Вспомнилось вдруг, как Ульяна кричала с десяток минут назад и ударила меня своим маленьким кулаком. За дело. Другому я бы не спустил… и другой тоже. Но тут сам оплошал, идиот.

Послышался шорох – она сделала шаг в сторону. Показалось, что поймал на ее лице новое выражение, совершенно несвойственное Моли. Сердитое, даже злое. Но наваждение прошло практически мгновенно.

– Да-да, – быстро посмотрев на меня, Уля передернула плечами, – это правда. Все от сбитого режима.

– Усталость дает о себе знать, – с готовностью подтвердил я, отдавая себе отчет в том, что несу чушь. Бывали сутки, в которых и вовсе не находилось времени на сон, а сегодня просто лентяйский день… Но мне нравилось, как умело мы с помощницей пришли к консенсусу, и нарушать шаткое равновесие совсем не хотелось. – Вы были правы, Ульяна Михайловна, когда требовали похода по магазинам. Иногда нужно и отдыхать.

Встретились взглядами. В ее явственно читались недоверие пополам с удивлением. И что-то еще, но что именно – понять не мог. Может, глаза блестели сильнее обычного? Или заставляли задуматься брови, несколько раз сошедшиеся на переносице. Устав гадать, я резко поднялся и, закатывая рукава рубашки, попросил:

– Давайте забудем о сегодняшнем происшествии?

Не удержался и посмотрел в ее сторону. Она мяла в руках свой сарафан и нервно кусала нижнюю губу. Ту самую, что, кажется, минуту назад кусал я. И молчала. Пришлось продолжать мне:

– Выпроваживать вас на свидание с Фельдманом было неправильно. Отвратительно. И я полностью отдаю себе в этом отчет. То, как я вас встретил, тоже в корне не верно. В общем, предлагаю забыть случившееся. Окончательно и бесповоротно. С моей стороны вы получаете обещание больше не подталкивать вас на столь… эм-м… необычные методы выбивания контракта. Никогда. Как вам такой расклад?

Поднял глаза, уставился на нее с непроницаемой миной. Девчонка стояла очень близко, на расстоянии вытянутой руки, но находилась бесконечно далеко. Сегодня я перегнул палку, сначала заставив ее пойти на свидание с продюсером, а потом… На миг вспомнился поцелуй, полный сжигающего огня. И не только с моей стороны. Вот вам и Моль… Интересно, что Давид говорил? Где они были? И что делали? Не просто так ведь она вернулась настолько взвинченная!

– Да, я полностью вас поддерживаю, Александр Сергеевич. Ваши мысли по поводу… всего, – заговорила Ульяна, наконец, откидывая платье на кресло и одаривая меня слабой улыбкой: – К тому же мне тоже очень неудобно за свое поведение. Да и свидание в целом было милым. Море, звезды…

Я почувствовал, как крепче сжимаются пальцы вокруг четок.

– Давид – прекрасный собеседник и вовсе не похож на того, кто пользуется своим положением для мимолетных романов. Мы замечательно провели время, и за это я вам даже благодарна.

О, кажется, одна из бусин треснула только что.

– Но ваше обещание мне очень по душе. И про поцелуй тоже забудем, я правильно понимаю? Вы волновались…

– Я действительно испытывал нечто подобное, – согласился, прекрасно понимая, что отнюдь не волнение заставило меня накинуться на собственную помощницу. – Из-за чувства вины. Как я уже говорил.

– Чувства вины, – словно эхо повторила Рыбкина, и глаза ее снова вспыхнули. Или это всего лишь блики от очков?

– Прекрасно, – выдавил из себя я.

– Чудесно, – кивнула Ульяна, поглаживая воротник своего халатика.

– Замечательно! – постановил я, забрасывая безнадежно испорченные четки в карман брюк.

– Вот и хорошо, – Рыбкина широко улыбнулась. – Тогда будем спать?

– Будем.

Я прищурился, фокусируя взгляд на лице помощницы. Мне казалось, что линзы очков безнадежно подводят, и я упускаю детали, свидетельствующие о том, что маленькая нахалка нагло меня дразнит. Ну, ухмыляется, ну, вырез декольте снова сильнее распахнула и да, прикусила губу… Можно ли все это характеризовать, как ее личный вызов и месть мне за извинения после поцелуя? Приглашает ли она меня продолжить или просто радуется, что легко отделалась?

Черт! Черт!

– Спокойной ночи, Александр Сергеевич, – тем временем мурлыкнула Рыбкина, проходя мимо.

Полы ее халата задели мою брючину. Обоняния мягко коснулся нежный пудровый аромат, ненавязчивый и легкий, как я люблю…

– И тебе, Рыбкина, – проговорил я, покидая комнату.

Стоило закрыть дверь, как я досадливо скривился. Добегался ты, Саня… допрыгался. В самом наипрямейшем смысле на помощниц кидаешься. Чтоб этому стилисту пожизненно икалось за то, что он ей помаду подобрал.

К слову, Моль не Моль, а целуется девочка страстно. Если бы не принесло Старовойтова, то ночь могла закончиться как угодно. Я сорвался. Сорвался как мальчишка, и это очень, очень плохо. Дело не только в самом факте, но и в моих личных принципах.

Кстати про Макса. Я поморщился, ощутив вспышку раздражения, замешанном на чувстве легкой вины.

Старовойтова принесло вовремя, но с совсем не своевременными моральными терзаниями. Полночь пробила, и наш жеребец прискакал проверять, вернулась ли Ульяна, при этом еще умудрился высказать мне претензии на тему использования сотрудников, хотя сам рылся в ее вещах в поисках одежды и давал дурацкие советы в стиле “не спать на первом свидании”.

Я нервно достал четки, которые машинально вертел в пальцах, и, натыкаясь на дефектную бусину, еще больше бесился. Положил их на подоконник и потянулся к полупустому стакану с водой, забытому тут еще днем. Залпом выпил и вздохнул.

Увы, моралистом тут был не только Макс. Меня самого словно раскололо на две части, притом одна принадлежала агенту и человеку бизнеса, заверяя, что в работе все средства хороши, а вторая нашептывала, что не настолько же.

И это как минимум неспортивно добиваться своих целей, оставаясь за спиной хрупкой женщины. А как максимум настолько отвратительно выглядит, что мне впервые за долгое время хочется выпить. А еще почему-то хочется выйти и уточнить у Рыбкиной, точно ли она не позволила Давиду ничего лишнего?