Нина затравленно посмотрела на соучастниц, зачерпнула воды и вылила на основание колодца. Знаки, начертанные ею, растеклись.

— Делайте то же самое! — велела она.

Минут через пять все знаки были смыты.

— Задуйте свечи, — сказала Нина.

Только Лиля заслюнявила последнюю свечку, как Нина воскликнула:

— Возьмитесь за руки! — и они сцепили руки. — Ничего не бойтесь! — закричала Нина. — Ничего!

Но было поздно — все уже боялись. Внезапно задул такой пронзительный ветер, что и соболиная шуба бы не помогла — тьма накрыла их волной, и самые мрачные, самые жуткие мысли полезли в голову. Хотелось выть, рыдать, биться головой о камень — но Алиса все же почувствовала, что в потной липкой ладошке сохраняются остатки тепла — и она держалась за руки подруг, как утопающий, и вроде орала:

— Не отпускайте руки! Не бросайте меня!

И она слышала, что другие кричат то же самое, но не могла разглядеть их лица — ветер бил по глазам, трепал волосы и поднял такую пыль, что ей уже казалось — еще секунда, и она задохнется!

Но вдруг все стихло. Некоторое время Алиса так и стояла — зажмурившись, пока Лиля не вырвала руку и не пихнула ее в бок.

— Просыпайся!

Алиса открыла глаза и увидела пять взъерошенных теток, моргающих глазами. Фая вообще раскачивалась, как пьяная — соседки встрепенулись и попытались ее поддержать.

— Можно я упаду уже, а? — простонала Фая, но ответить ей никто не успел.

— Воды нет… — прошептала Марьяна, уставившись в колодец.

И правда — колодец был пуст. Даже стенки высохли.

— Ждем, — произнесла Нина, которая, судя по бегающим глазам, отнюдь не была уверена в успехе. — Можете одеться.

Но лишь тогда, когда взошла утренняя звезда, они услышали низкий женский голос:

— У кого-нибудь есть зажигалка?

Алиса даже подпрыгнула — обернулась и немедленно отшатнулась от пронзительного взгляда, которым ее наградила незнакомая женщина в черной норковой шубе. Шуба была надета на изящное платье из тонкой шерсти, землю дамочка подпирала высоченными каблуками, а в руках держала незажженную сигарету.

Лиля быстро нашлась и протянула женщине обычный «крикет».

Пока незнакомка прикуривала, ее пристально разглядывали: черные, прямые и на вид жесткие волосы до плеч, длинная челка, очень красивые, блестящие, чуть раскосые глаза, прямой нос, идеальной формы губы. Красотка.

— Ты меня звала? — красотка подошла к Алисе и так уставилась на нее своими блестящими раскосыми глазами, что у той в глазах помутилось.

— Я, — призналась она. — А вы Елена?

— Нет, я Кайли Миноуг, — усмехнулась Елена.

Нина открыла рот — видимо, собиралась толкнуть речь, но лишь прохрюкала нечто неразборчивое и закашлялась. Вид у нее был преданный-преданный.

Елена уселась на край колодца и уставилась на дам.

— Ну? — рявкнула она. — Вы меня вызвали, чтобы поговорить о последней коллекции «Дольче&Габбана»? Вы ведь понимаете, что, если дело не достаточно серьезное, я вас в порошок сотру? В прямом смысле слова.

И тут Алису словно что-то ударило. Она совершенно перестала бояться.

— У нас очень важное дело, — заявила она и тоже закурила. — Мы считаем, что с нами обошлись несправедливо, но так как нет такого закона, который бы нас оправдал, мы хотим просить у вас защиты.

— Детка… — Елена растянула губы в улыбке. — Ты наивна, как бабочка. Эй, ты! Да, ты! — она ткнула пальцем в Нину, которая просто позеленела. — Считаешь себя обиженной? Знаешь, почему тебя наказали?

Нины хватило лишь на то, чтобы помотать головой и развести руками.

— Думаешь, ты повлияла на чьи-то планы, изменила судьбы, и все такое? — усмехнулась Елена. — Нет, детка! Я не придумывала законов, которые карают за то, что ты ведьма, за то, что пользуешься своим даром. Мои законы безжалостны к тем, кто перестал быть ведьмой — к тем, кто почувствовал, но еще не понял, что больше ничего не может.

— Вы о чем? — растерялась Алиса.

— Раствориться в мужчине, стать жертвой собственной страсти, отдать все, что у тебя было, человеку, который даже тебя не любит… — Елена покачала головой и, склонив голову, посмотрела на Нину. — Ты хотела быть женой, женщиной, а не ведьмой. И получила то, что хотела. Ты стала обыкновенной. Но тебя же учили — если Бог хочет наказать, он исполняет наши желания.

— Ничего я не хотела… — завелась было Нина, но осеклась.

— Вот-вот, — кивнула Елена.

— А я? — подала голос Маша.

— С тобой даже говорить не хочу! — отмахнулась Елена. — Ты не ведьма, а торговка помидорами — за три копейки устроишь вселенский потоп. Если ты считаешь, что кому-то нужны глупые ведьмы — организуй фан-клуб.

Она снова прикурила и уставилась на исчезающую луну.

— Слушайте меня! — воскликнула она после продолжительного молчания. — Вы ведь понимаете, что любая неуравновешенная девица, от которой ушел любовник — потому, например, что она минет делает с таким выражением лица, будто соль ест ложками, считает себя ведьмой? И что? Мне каждой объяснять, что ведьма — это не она? Ведьма не может быть глупой — это раз. Ведьма всегда думает в первую очередь о себе. В худшем случае — о своем ребенке. Ведьма не позволяет собой манипулировать. Ведьма стремится быть лучше всех. Вы — ведьмы?

Фая, слушавшая Елену, открыв рот, подняла руку — как в школе, — и заявила:

— Я — да!

— Возможно… — улыбнулась Елена. — А ты, Алиса, ведьма? — неожиданно обратилась она к Алисе, которая заскучала и сосредоточилась на том, чтобы хоть как-то согреть пальцы.

Она подняла глаза:

— А у вас есть сомнения?

Полчаса назад она думала, что для общения с Еленой ей понадобится памперс, но почему-то рядом с этой женщиной она чувствовала себя уверенной и сильной. И совсем не было страшно. Наоборот — в ней появилась эдакая лихость — Алисе казалось, что она взлетела, и оттуда, сверху, мир представляется смешным шариком, а ей подвластны время и пространство.

— У меня всегда есть сомнения, — усмехнулась Елена и отпила из Нининой фляжки. — Знаешь, почему я выбрала тебя?

— То есть? — насторожилась Алиса.

— Почему я к вам пришла, почему все живы и зачем мне все это нужно? — продолжала Елена.

Разумеется, никто не проронил ни слова.

— Я хочу предложить тебе сделку, — заявила Елена. — А для этого нам нужны свидетели.

Девицы затаили дыхание.

— У меня была интересная жизнь, — с оттенком грусти улыбнулась Елена. — Но только после смерти я поняла, что не сделала самого важного — не оставила наследницы. Вот вы смотрите на меня, и вам кажется, что я — плоть и кровь, но это иллюзия, хорошая мистификация, а меня нет — я дух, я лишь призрак. Я не ухожу, потому что многое не дает мне покоя, и главное — у меня нет человека, которому бы я передала все, что накопила, — знания. После моей смерти книги разошлись по библиотекам, но в мое время не верили книгам — все свои тайны я храню здесь, — Елена ткнула себя пальцем в лоб. — Долгие годы я искала наследницу, но все они были какие-то… — Елена передернула плечами. — Неоригинальные.

Алиса фыркнула.

— Им всем было, что терять, а тебе терять нечего — ты без пяти минут ведьма, ты — никто, но ты — очень многое, потому что для тебя нет ни правил, ни законов, ты ничего не знаешь, и в этом твоя сила! — с горячностью убеждала Елена. — Я сделаю тебя самой лучшей, и ты начнешь все с нуля! Заманчиво?

— Очень! — подтвердила Алиса. — Я… — она передернула плечами. — Готова.

— Не все так просто-о… — пропела Елена. — Первое испытание ты прошла, теперь очередь второго. У меня на Земле есть враг. Если я отдам тебе свою силу, ты примешь на себя мои долги — и тебе придется расхлебывать эту историю.

— Что за враг? — нахмурилась Алиса.

— Так не годится! — Елена покачала головой. — Тут есть риск, но чего бы ты хотела — править миром или поехать сейчас домой несолоно хлебавши?

Лиля за спиной Елены отчаянно подмигивала и строила рожи, но Алиса, не раздумывая, произнесла:

— Я рискну.

— Отлично! — вроде как искренне обрадовалась Елена. — По рукам!

И она схватила руку Алисы, которая ощутила страшный, могильный холод ледяной ладони и почувствовала, как из нее выходит жизнь.

Ощущение было такое, словно она дотронулась до ледяной металлической ручки, — холод прожигал ладонь, и ей уже хотелось отбиваться ногами — боль была непривычной и оттого совершенно невыносимой. Но она не чувствовала ног: попробовала пошевелить пальцами и не смогла — ступни заледенели, а холод уже подкрадывался к легким. Алиса глубоко вдохнула, и ей показалось, что она подавилась битым стеклом. Попыталась дышать редко и неглубоко, но от этого сердце лишь быстрее билось. Ей стало страшно. Она знала — умирают именно так: ты чувствуешь всем телом и душой, как жизнь оставляет тебя и смерть сдавливает горло. Перед глазами поплыли черные пятна, она уже не слышала собственное сердце, хоть и понимала — со страха оно колотится с частотой тысяча ударов в минуту, в ушах шумело, и наконец Алиса почувствовала, как теряет сознание.

Жизнь началась с того, что она снова ощутила холод. И сырость. Промокшие ноги промерзли, их свело — по ступням будто прошлись бритвой. Алиса села и огляделась.

Кругом снег. Черное небо. Луна, звезды. И все. Только воздух трещал от мороза, и снег искрился, и небо казалось таким бесконечным, что даже голова кружилась.

И тут Алиса что-то почувствовала. Будто некто взял ее за руку и повел за собой. Разумеется, никто ее за руку не держал, но она уверенно шла куда-то на северо-запад, словно знала дорогу, хотя совершенно не понимала, что ее ждет впереди. Чем дальше она шла, тем труднее было дышать — ледяной воздух обжигал легкие.

Она шла и шла, и надежда, что не зря, что где-то впереди есть цель, сменялась отчаянием, ощущением полнейшей безнадежности, тоской и желанием рухнуть в снег и умереть легко, без мучений. В такие мгновения казалось — ее уже никто не держит, и она опять не знает, куда идти, но Алиса сжимала зубы и шла дальше, так как не умела сдаваться. И наконец она увидела! Далеко за деревьями мелькнул свет. Синий крошечный огонек.