Абигайль Кейси - Гадание на розах

А вдруг раненому стало хуже и к нему не пропустят?

А вдруг русский пациент не захочет видеть ту, из-за которой пострадал?

А вдруг библиотечный герой элементарно захочет вернуться на родину?

А вдруг далекие родители потребуют, чтобы сын как можно скорее покинул негостеприимную страну?

Но тут сомнения и терзания вытеснила здравая и великолепная идея, которую успокоившаяся аспирантка решила озвучить у постели раненого.

Только бы разрешили свидание, только бы разрешили…

И Глория Дюбуа получила допуск.

Гранд-маман, оказывается, уже обеспечила русскому герою одиночную палату-люкс и все, все, все, что требовалось для скорейшего выздоровления.

Перед тем как отворить дверь из матового стекла, Глория поднесла к губам фамильную реликвию — золотой медальон — и поцеловала — на всякий случай…

Не успела Глория Дюбуа оглядеться в просторной и светлой палате, заставленной приборами, следящими за функционированием раненого организма, как раздался бодрый и веселый голос:

— О, наконец-то я дождался Королевы роз!

— А вы откуда знаете?..

Не договорив, аспирантка в замешательстве уставилась на букет роз возле больничной кровати.

Кто-то опередил?

Глория профессиональным взглядом определила, что это цветы не из родового поместья Дюбуа, но и не из магазина.

Такие розы могла притащить русскому герою лишь сотрудница Национального парка в Шривпорте, имеющая возможность срезать любые цветы.

Аспирантка аккуратно положила свой букет на столик рядом с предательским букетом лучшей подруги.

Да, Тина Маквелл не только побывала здесь с утра пораньше, но еще и распустила язычок, наговорив наверняка кучу лишнего.

— Так, похоже, Королеве не по нраву визит подруги?

— Честно говоря, я не ожидала от Ти такой подлости.

— Да никакая это не подлость — так, визит вежливости.

Русский пациент указал пальцем на ширму.

— Кажется, там есть подходящая посудина и для вашего букета.

Глория действительно обнаружила за ширмой большую пустую колбу, вполне годящуюся под цветы.

Тут же нашлась и емкость с дистиллированной водой.

Аспирантка наполнила колбу и бросила туда две таблетки аспирина и таблетку глюкозы.

Глории хотелось, чтобы ее Безымянная красавица как можно дольше радовала взгляд мужчины, достойного женщины из рода Дюбуа. Тем более теперь, когда белым розам предстояло сразиться с пунцовыми нахалками у больничного ложа.

— Королева, мне уже скучно! — раздался озорной голос раненого. — Чрезвычайно скучно.

Поместив букет в колбу и отодвинув конкурирующие розы подальше в сторону, Глория устремила голубой и проникновенный взор на русского пациента.

— Надеюсь, Ти не развлекала вас фривольными рассказами о своих амурных похождениях.

— Нет, ваша замечательная подруга, о, Королева, лишь все время твердила о каком-то несчастном Брауне, а также о залоге, о брачном контракте, адвокате, прокуроре, судье… Но я так ничегошеньки не понял.

— Это племянница Брауна стреляла…

Замолчав, обессиленная Глория Дюбуа присела на край постели.

— Тебе плохо? — Раненый ловко здоровой левой рукой нащупал пульс явно «поплывшей» аспирантки. — Плохо?

— Нет, хорошо.

— Ты так не пугай меня, Королева.

Как-то мгновенно и естественно русский пациент и американская гостья попали в тот доверительный тон, при котором любая, даже самая пустая беседа обретает высокий смысл.

— А пульс-то не в норме.

— Сейчас отдышусь.

— Может, вызвать доктора?

— Ни в коем случае. А то мне запретят приходить сюда.

— Не запретят.

Русский пациент убрал нежные и одновременно крепкие пальцы с запястья млеющей аспирантки.

— О, Королева, приношу глубочайшее извинение, что до сих пор не представился.

Библиотечный герой, опираясь на здоровую руку, принял удобную для разговоров позу.

Правая рука покоилась в лангетке на мужественной груди, едва не пробитой навылет коварной пулей.

Глория представила, какого убийственного размера должно было получиться выходное отверстие.

И снова беспомощно закрыла глаза.

— Эй, Королева, только не теряй сознание.

— Минуточку.

— Я сейчас вызову сестру.

— Не надо… пожалуйста.

Глория Дюбуа сделала пять глубоких диафрагмальных вдохов — и на этот раз глубокое дыхание быстро помогло.

— Я почти в порядке. — Аспирантка повторила упражнение. — Так я жду.

— Чего? — растерянно спросил забинтованный герой.

— Рыцарского титула, перечисления регалий и список всех свершенных подвигов.

— Ну, Королева, если ты шутишь, значит, можно не беспокоиться.

— Отголоски стресса.

— Ничего, главное, мы с тобой живые и почти невредимые.

— Почти…

Глории Дюбуа все больше и больше убеждалась, что гранд-маман оказалась трижды права, настояв на этом посещении.

Но неужели надо было непременно случиться вчерашней трагедии, чтобы смог завязаться этот легкий, непринужденный диалог людей, которых так странно свела судьба?

— Королева, ты где?

— Вспоминаю, как ты спас меня.

— Давай не будем об этом.

— Не будем. Ты сказал все, что надо, своим поступком.

— Ну пожалуйста, Королева. — Русский пациент лукаво улыбнулся. — А то вызову медперсонал!

— Я бы попила чего-нибудь кисленького.

— Бери в холодильнике, сколько хочешь. Твоя бабушка, в отличие от внучки, не тратила время на лишние слова, а обеспечила меня на месяц вперед и питьем, и деликатесами, и даже вареньем из розовых лепестков.

— Да, гранд-маман любому даст фору.

— Кстати, давай вместе выпьем гранатового сока за нас, уцелевших всем смертям назло.

Сок оказался в меру крепким, в меру сладким и в меру холодным.

— Твоя бабушка сказала, что при потере крови надо нажимать именно на гранатовый.

— Да, гранд-маман разбирается не только в розах и мужчинах.

— Потрясающая старушенция, вроде моей сибирской бабки.

— Ты что, из той самой Сибири?

— Наполовину. Мать с Байкала, отец с Дона — того самого, который тихий!

— Как интересно.

— Так что пред вами, Королева, сам Георгий Орлов, смесь потомственного казака с коренным сибиряком.

— Точно, медведь.

— Не медведь, а филолог, закончивший славный Московский университет, который в мире котируется не ниже Гарварда.

— А я — Глория Дюбуа.

— Королева, извини, но я уже в курсе и про Варфоломеевскую ночь, и про скитания от Больших озер до Миссисипи, про Анфан-террибль — розу и человека, про твои генетические достижения и даже про выставку в Париже.

Аспирантке, приготовившейся к чтению длинной и познавательной лекции на селекционно-историческую тематику, стало немного обидно, что русский собеседник не захотел выслушать даже вступительную часть.

Заметив, что гостья насупилась, Георгий Орлов поднял настроение и себе, и излишне мнительной американке.

— Так, думаю, Королева, обмен верительными грамотами закончен и можно приступать к главному.

— К чему это?

Глория Дюбуа вдруг представила, как сейчас ей предложат немедленно раздеться и залезть под одеяло.

Да, если бы такая команда последовала, то вряд ли у ослабевшей аспирантки хватило бы сил на возражение.

Но, похоже, Георгий Орлов понимал ситуацию не хуже и не стал пользоваться слабостью той, которую так отважно и удачно спас.

— Знаешь, Королева, мне кажется, что ты пришла сюда с каким-то добрым намерением?

— Да, да, да.

В коротких и тихих словах звучали и благодарность за вчерашнее, и признательность за сегодняшнее.

— Я хочу обессмертить твое имя.

Глория Дюбуа, как еще неопытный лектор, сделала многозначительную паузу — но не там, где требовалось.

Георгий Орлов опередил аспирантку, кивнув на букет великолепных белых роз.

— Хочешь Безымянной красавице дать мою фамилию?

— Да, да, да.

Теперь в голосе щедрой американки звучала гордость.

— Королева, но, мне кажется, мужское имя розе не подобает.

— Ты не прав…

— Джорджи, — добавил русский пациент. — Ты не прав, Джорджи!

Раненый и гостья приложились к гранатовому соку, чтобы продолжить эту беседу с каким-то еще скрытым для них, особым смыслом.

Но Глория поняла одно: теперь Георгий Орлов будет слушать, слушать и слушать.

— Да, с названиями роз в мире давно царит форменное безумие.

— О, как филологу мне это будет весьма интересно.

— Американцы называют сорта с голливудской щедростью — сплошная нежность и сентиментальность.

— Это нация, которая любит всплакнуть, но только в кино или, по крайней мере, у телевизора.

Глория не стала защищать сограждан, обожающих калечных собак, недоразвитых детей и бездомных кошек.

— Французы легкомысленно награждают цветы уменьшительными и ласкательными прозвищами девушек легкого поведения.

— Галлы в своем репертуаре.

— А вот в Голландии селекционеры вдохновляются известными живописцами — от Ван Эйка, расписавшего Гентский алтарь, до Ван Гога, отрезавшего собственное ухо.

— А чем им больше гордиться? Тотальным футболом?

— Немцы отдали дань великим ученым из различных областей знания.

— Педантами были, педантами остались.

— Кстати, в прошлом году один селекционер мирового уровня из Австралии объявил в Интернете аукцион по продаже будущего имени своего нового сорта.