— У тебя снова плохое настроение? — мягко осведомился Петр, передавая Наталье наполненный бокал.

— С чего ты взял?

— Ты приходишь только тогда, когда тебе плохо. И это чувствуется по твоим словам и интонациям. Да и Кирилл обозвал тебя нехорошим словом, вроде как ты его обидела своим отношением.

— Передавай Кириллу пламенный привет, в следующий раз обязательно на него пожалуюсь, — хмыкнула Наталья.

— У тебя действительно плохое настроение. Может, расскажешь? — Петр протянул свой бокал к Наталье.

Звон стекла влился в звуки негромкой музыки. Петр отпил немного и поставил бокал на столик, взял тарелку с ягодами. Наталья посмотрела сквозь стекло и пузырьки шампанского на свет. Казалось, что на дне бокала работает маленький гейзер и из него тонкой струйкой вверх вырываются остатки воздуха.

— Петр, а ты знаешь, как делают шампанское?

— Что-то слышал, вроде как его хранят в бутылках.

— Да, в виноградный сок и воду добавляют дрожжевые бактерии. Они едят сахар и писают этиловым спиртом. А спустя два года их пугают мощным светом прожекторов, они обделываются от страха и помирают. Так что мы с тобой сейчас пьем трупики обгадившихся бактерий.

Наталья видела, как брезгливо сморщилось лицо Петра. Так забавно, будто щенок мопса вот-вот чихнет.

— Фу, какая гадость. Хорошо ещё, что ты мясо не заказала, а то рассказами о забое и последующей разделке можно на три года вперед аппетит отбить.

— Вот от таких новостей о шампанском и горько на душе. А у тебя что?

— А у нас новая фишка обсуждается — отправили письмо в министерство труда о том, чтобы стриптизеров тоже внесли в регистр работников. Хотим легализоваться и получить четкое правовое регулирование.

— Что? — Наталья чуть не подавилась шампанским.

— Ну да, ты зря смеешься, — Петр поднял голову вверх, и процитировал. — Ассоциация стриптиз-клубов России направила в Министерство труда РФ письмо с просьбой разработать и ввести должностные инструкции для специальности «флирт-актриса» и «флирт-актер».

— И у вас стаж сделают, выработку и сверхурочные?

— Вот чего ты издеваешься? Думаешь, так легко поддерживать себя в форме, следить за кожей, волосами, изучать хореографию? Если бы не сестра, то я вряд ли бы так хорошо выглядел.

— О, у тебя есть сестра? С каждой секундой всё интереснее. И она одобряет то, чем ты занимаешься?

— Да есть, младшая. Сейчас она учится, и я её поддерживаю, как могу.

— Ты? Поддерживаешь? Да тебя самого нужно поддерживать.

— Она же женщина, ей нужнее, — ответил слепой стриптизер. — А я мужчина, я как-нибудь обойдусь.

— Какие высокие заявления! Пафосом немного отдает. Вообще-то обычно о слепых заботятся, а не наоборот. Где же ваши родители, или они не помогают?

— У нас нет родителей, они… Мы остались одни.

— Прости, если лезу к тебе в душу.

— Да нет, всё нормально. Мы восемь лет назад семьей ехали на отдых, и попали в аварию. Отец был не виноват, это дальнобойщик торопился доставить груз и уснул за рулем. Машина вылетела на обочину и загорелась. Я успел оттащить сестренку, а когда вернулся за родителями, то раздался взрыв. После того, как очнулся, уже не мог видеть, — Петр замолчал, уставившись невидящим взглядом на стену, где на картине обнаженный мускулистый человек позировал перед камерой.

— Извини, я не хотела бередить воспоминания. А чем ты занимался до аварии? Был спортсменом или так и выступал в стриптизе? — Наталья устыдилась своего интереса и хотела перевести разговор на более спокойные темы.

— Занимался боксом, увлекался программированием. Приглашали на работу в престижную фирму, так что если бы не травма, то о стриптизе даже и не думал.

И этот программист… Наталья вспомнила свой сеанс, образ с красной жидкостью, а вместе с ним и встречу с незнакомцем в ресторане. Ниточка потянула за собой образ мужа, его обещание забрать Сережку… Наталья тяжело вздохнула.

— Печально. Вроде бы живешь-живешь, а какой дальнобойщик торопится доставить груз. Или кирпич от времени съехал с цемента, а тебе в это время приспичило пойти погулять. Грустно. А кроме стриптиза никуда не можешь устроиться?

Наталья видела, как дернулись желваки под кожей щек.

— А куда у нас в стране можно устроиться слепому? Идти в больницу делать массаж? Сидеть на телефоне и собирать звонки? Два года мы с сестрой искали работу, прежде чем её друг устроил меня сюда. Два года. Представляешь, что такое — каждый день есть макароны с луком и посыпать их кубиком «Магги»? На пенсию по инвалидности особенно не разгуляешься. Сестра тоже старалась подрабатывать, то официанткой, то уборщицей. Я понимаю, каково ей пришлось — в то время, когда твои подруги бегают по клубам и обжимаются с парнями, она ходила с половой тряпкой и видела кислые рожи тех, кому повезло чуть больше. Нет, пусть я иногда падаю со сцены, и мои коллеги вместо грима рисуют усики фюрера, но пока что тут хорошо платят. Достаточно, чтобы нам хватило на что-то ещё, кроме макарон.

— Разжалобить пытаешься? Думаешь, что у меня жизнь слаще? — почему-то вспыхнула Наталья.

Бывают такие ситуации, в которых надо человеку посочувствовать. Просто по-человечески покивать и постараться утешить. Но потом сравниваешь его проблемы со своими бедами, и понимаешь, что у него не так уж всё и плохо. Да неприятности, но с ними можно жить. А человек продолжает говорить и уже в душе поднимается накипь и неприязнь — у меня же хуже, что он жалуется? И уже не слышишь доводов разума, что у человека и в самом деле беда, потому что с головой погружаешься в свои проблемы, а чужой голос только раздражает и вызывает неприятие. Примерно в такое же состояние погрузилась и Наталья.

— Нет, мне твоя жалость не нужна. Думал, что ты и в самом деле хочешь что-нибудь про меня узнать. Мы же с тобой почти коллеги. Ещё по глотку обделавшихся бактерий? — Петр нащупал бокал и поднял его. — За тебя, королева!

— Подожди. С чего ты взял, что мы с тобой коллеги? Я не танцую стриптиз, занимаюсь гаданием.

— Не злись, я хотел сказать, что мы оба работаем в эротическом жанре.

С каждым словом, с каждой интонацией Наталья раздражалась всё больше. Возможно, это сказывалось напряжение прошлых дней, сеанс с программистом и встреча с тем незнакомцем, но ярость нарастала в геометрической прогрессии. Пусть он слепой, но у него не отбирают ребенка! Далеким отголоском сознания Наталья понимала, что злится напрасно, но ничего с собой поделать не могла. В такие минуты и срываются колючки с языка, о которых потом будешь жалеть.

— Нет, мы с тобой разные люди, работаем в разных сферах. Ты вот занимаешься продажей своего тела…

— А ты?

— А я… — Наталья запнулась, ведь только сегодня она занималась тем же самым. Пусть и с целью заглянуть в далекое будущее, но, по сути, этот накачанный слепец прав!

— Я же и говорю, что коллеги, только твои услуги обходятся дороже.

— Нет, мальчик-проститут, я не такая.

— Я жду трамвая, — подхватил Петр.

Наталья вспыхнула. Рука дернулась сама и там, где недавно раздавался звон стекла, прозвенела хлесткая пощечина. На гладко выбритой щеке расцвел след от пальцев. Петр глубоко вздохнул, отставил бокал и поднялся. Он начал покачивать бедрами в такт музыке.

— Я не проститутка, это у меня такой дар. Надо же как-то зарабатывать!

Петр танцевал. Молча. Он снова перетекал с места на место, подобно живой ртути. Руки крыльями орла возносились и плавно опадали.

— Да и что ты знаешь о моей жизни? Что ты можешь знать? Ты же закрыт в своей ракушке и только кончик высовываешь, когда тебя очередная дамочка снимет на вечер! Ты даже хуже вибратора, потому что он бездушный предмет, а ты вынужден по-рабски глотать обиды и засовывать чувства глубоко и надолго.

Петр танцевал. Плечо вверх, нога отходит в сторону. Большие пальцы рук задевают повязку и чуть приспускают её, дразня женское воображение. Мышцы живота развиты как у косаря. Кисти рук двигаются так плавно, словно они без костей.

— Вообще-то я с тобой разговариваю! Не смей от меня отворачиваться! Сядь на место!

Музыка звучала мягко, также мягко и легко перемещалось тренированное тело. Налево, направо, поворот. Казалось, что он сам музыка, это от него идут звуковые волны, плавные, завораживающие.

— Если не сядешь, то я пожалуюсь на тебя менеджеру! Сядь, я сказала!

Наталья раздражалась всё больше и больше. Казалось, что Петр это чувствовал и старался поддразнить ещё, разгорячить её, чтобы она выплеснула весь гнев, всю злость, которая клокотала внутри. Он танцевал, замирал на миг и тут же двигался дальше. Вверх, вниз, влево, вправо. Наталья выплеснула на него содержимое бокала и только тогда он остановился.

— Спасибо, моя Мальвина, ты остудила жар. Как мне отблагодарить тебя? Хочешь, я сделаю небольшой массаж? Для коллеги ничего не жалко.

— Прекрати издеваться! Я сейчас действительно пожалуюсь менеджеру, и ты вылетишь со своего тепленького места.

Петр улыбнулся. Так же мягко, как и танцевал. Такая улыбка бывает у младенца, когда ему снится что-то хорошее.

— А может, ты и права. Я действительно превращаюсь в раба на этом месте. Я совсем недавно крушил челюсти и неплохо зарабатывал, а теперь я живой вибратор. Теперь я существо, которым может помыкать всякая… женщина, которая зарабатывает чуть больше, — Петр сдержался и проглотил то слово, что чуть не сорвалось с губ.

— Да ты… — Наталья задохнулась от ярости.

Рука схватила сумку, оттуда вылетела пятитысячная купюра и удобно устроилась в повязке стриптизера.

— Ни в чем себе не отказывай. Я прекрасно провела время. Прощай, — Наталья кинулась прочь из комнатки.

В затемненном зале было уже довольно много народа. Звучала паршивая музыка. Продажное мясо толкалось среди алчных покупательниц. Наталья отбросила галантно протянутую мужскую руку и поспешила на выход. На счастье официанта Кирилла он ей не попался на пути. Гардеробщик подал шубку, но так и не дождался чаевых, огорченно надул губки. Наталья сдержалась, хотя внутри всё горело. Она выскочила на улицу и вдохнула холодный воздух.