Она медленно брела по дорожке, возвращаясь мыслями в Нью-Йорк.

Похоже, субботы стали днями сюрпризов. Тогда, в Центральном парке. И вчера, в клубе. Соседка позвала «прошвырнуться и встряхнуться». Поначалу Кэт отнекивалась, потом, неожиданно для себя, согласилась… Низ живота окутало приятной теплой волной. Кэт вспоминала их с Картером танец и его руки, наконец-то получившие свободу трогать и ласкать ее.

Их разговор в клубе и несколько коротких сообщений лишь подтвердили: она хотела Картера с самого первого дня их встречи. Хотела и всячески отбрыкивалась, обманывая себя и пытаясь убеждать, что это не так. Она хотела быть с ним. Кэт даже не представляла, с какой легкостью Картер разрушит все ее надуманные моральные запреты. И она была вынуждена сознаться себе, что ей это нравилось. Мир, в который он ее звал, возбуждал и пугал. Это был опасный мир, но ей не терпелось туда погрузиться. В первый раз Кэт допустила мысль, что отношения с Картером у нее стоят на первом месте.

Черта, разделявшая их до сих пор, будто была проведена на песке, у самой кромки волн. Кэт знала, что без колебаний переступит эту черту, поскольку по другую сторону ее ждал Картер.

Кэт вернулась к могиле. Ева стояла в нескольких шагах от мраморного надгробия. На щеках матери блестели слезы.

– Мама, ты…

– Сейчас мне легче, – перебила ее Ева, отходя в сторону. – Я поговорила с ним. Теперь ты иди к нему, Кэтрин. Не торопись. Я подожду.

Кэт смотрела на золотые буквы. Имя. Дата рождения. Дата смерти. Казалось, это было только вчера. Кэт плотнее закуталась в пальто и встала на колени, чтобы буквы отцовского имени оказались вровень с ее глазами.

– Привет, папа, – шепотом произнесла она. – Ты прости, что я так долго тебя не навещала. Жизнь какая-то суматошная.

Кэт улыбнулась, водя пальцем по золотой букве «Д».

– На работе у меня все хорошо. Учениками своими я довольна, – с гордостью сообщила она и даже засмеялась. – Им стало по-настоящему интересно на моих уроках. Кажется, мне удалось что-то изменить. Папа, я… – Кэт подняла голову к сердитому небу и закрыла глаза. – Я постоянно думаю о твоих словах, которые ты сказал… тогда. О необходимости что-то менять в жизни. О необходимости уметь не только брать, но и отдавать. Хочу, чтобы ты знал: я изо всех сил стараюсь следовать твоим словам. – Она глубоко вздохнула. – Я тебе еще хочу кое о чем рассказать. У меня… появились чувства к одному человеку, но я боюсь, что ты плохо обо мне подумаешь. – Кэт оглянулась на мать. – Мама – она наверняка подумает обо мне плохо.

Память подбрасывала ей ехидные, язвительные и раздраженные слова матери. Перед Кэт, будто в слайд-шоу, мелькало ее недовольное и даже испуганное лицо. А таким лицо Евы становилось всякий раз, стоило Кэт заговорить о своей работе.

– Мама не понимает, почему я выбрала такое место. Иногда… иногда я как будто разрываюсь надвое. В чем-то я ощущаю себя девчонкой-школьницей, которая старается слушаться родителей. Но при этом помню, что я давно уже взрослая и должна действовать без оглядки на маму. Ты ведь всегда учил меня думать своей головой. Знаешь, когда я с ним, я чувствую, что поступаю правильно. Этот человек наделал ошибок, как и любой из нас. Но… – Кэт схватилась за холодную мраморную кромку. – Но я хочу, чтобы ты знал: он хороший человек. Он не всегда умел повернуть в нужную сторону. Это повлияло на его жизнь. Но он способен свести меня с ума, в хорошем смысле. Я это чувствую.

Кэт посмотрела на соседнее надгробие и улыбнулась. Там была могила ее бабушки с отцовской стороны.

– Папа, я не знаю, где именно ты сейчас находишься. Но я чувствую: ты счастлив и продолжаешь обо мне заботиться. Сердцем я это ощущаю каждый день.

По ее щекам катились слезы.

– Папа, я очень тебя люблю и очень по тебе скучаю. Понимаешь, у меня с ним не все просто. Из-за него я могу очень больно упасть.

Кэт умолкла, и в этот момент произошло маленькое чудо. Ветер ненадолго стих. В хмурых вашингтонских небесах появился просвет, и оттуда упал яркий солнечный луч. Он успел согреть спину Кэт. Одеревеневшее тело расслабилось. Смаргивая слезы и глядя на солнце, Кэт в глубине души понимала: ее отец послал им с Картером свое благословение.

* * *

Перелет из Вашингтона в Чикаго был не слишком долгим. Кэт дремала в уютном самолетном кресле. В аэропорту их встречал Харрисон. Ева крепко обняла его, а он что-то ласково нашептывал ей, прильнув к ее волосам. Кэт всегда была ему очень благодарна за такт и бесконечное понимание, с каким Харрисон относился к незаживающей душевной ране ее матери. Казалось, этот человек знал, что́ и когда необходимо Еве, и ни разу не высказал ни малейшего недовольства ее ежегодными поездками на могилу Дэниела. До гибели отца они с Харрисоном дружили много лет. Харрисон знал, что никогда не заменит Еве Дэниела. И в отношениях с Кэт он не пытался играть в отца. Невзирая на воркотню и взбрыкивания Евы, Харрисон был единственным, кому она могла уткнуться в плечо. Кэт смотрела, как они встретились после трехдневной разлуки, обмениваясь поцелуями и улыбками. Ей стало завидно и немного грустно. Она обняла себя за плечи, воображая, что находится в объятиях Картера.

Но тело не поддалось на обман.

Харрисон прилетел в Чикаго днем раньше и взял напрокат машину, куда все трое и уселись. Их путь лежал в пригород Чикаго, где в громадном доме жила мать Евы и бабушка Кэт, которую она с детства звала не иначе как Нана Бу. Каждый год в это время бабушка устраивала торжества в память зятя. По ее словам, она отдавала дань уважения человеку, сумевшему сделать счастливой ее строптивую дочь и подарившему ей такую прекрасную внучку.

Когда чикагские небоскребы остались позади и машина вывернула на скоростное шоссе, Кэт достала мобильник. Картер молчал несколько дней, и Кэт успела по нему соскучиться. Едва она включила телефон, на дисплее тут же высветилось сообщение от Остина, о котором она вообще не вспоминала.

Надеюсь, в Чикаго ты прекрасно проведешь время. Дай мне знать, что с тобой все в порядке. Сожалею, что сам не смогу прилететь на вашу встречу.

Кэт сглотнула. Слава богу! Это была затея Бет – пригласить Остина в Чикаго. Она считала это отличной идеей. Кэт такая перспектива просто ужасала. Узнав, что дела не позволили Остину полететь на торжество, Кэт облегченно вздохнула. Дома она еще могла уклоняться от встреч с ним. Но снова оказаться с ним за одним столом? Она бы предпочла сидеть рядом с Картером. Кэт мельком взглянула на мать и представила, какую бурю вызвало бы появление Картера в доме Наны Бу. Тяжело вздохнув, она принялась составлять послание ученику.

Хотела убедиться, что домашнее задание не кажется тебе слишком трудным.

Она мысленно усмехнулась. Чтобы после их встречи в клубе Картер вспомнил о ее бумажках, его нужно было привязать к стулу, а глаза снабдить шорами. У Кэт вспыхнули щеки. Она представила Картера, вынужденного письменно отвечать на ее вопросы. Он действительно был привязан к стулу, но совершенно голый. Мобильник ожил снова, и сердце Кэт отозвалось громким стаккато.

Со мной все в порядке. Домашнее задание подвигается. Делать его в одиночку – тоска смертная. Скучаешь по мне, да?

Кэт фыркнула. Какой самонадеянный наглец! То, что Картер был совершенно прав, роли не играло.

Да, Картер, я жутко по тебе скучаю (ехидный смайлик). Только что прилетела в Чикаго.

Ты же вроде в Вашингтон собиралась. Конечно, ты по мне скучаешь. Носом чую.

Кэт снова фыркнула и поймала на себе любопытный взгляд матери.

– Кому это ты строчишь послания? Остину?

Кэт сразу перестала улыбаться:

– Не угадала. Моей соседке. Ты ее, кажется, видела.

Ева кивнула, но вряд ли до конца поверила дочери.

– Надеюсь, это не твои тюремные… коллеги и не тот субъект, с которым ты занимаешься в читальном кабинете. До сих пор не представляю, как они позволили тебе оставаться с ним наедине, когда он такой опас…

– Мама!

– Ни капли понимания, – вздохнула Ева. – Ты же объяснила начальству, куда и зачем едешь. Могли бы хотя бы на эти дни оставить тебя в покое.

Мы там пробыли три дня. Оттуда заехали в Чикаго, навестить мою бабушку. Можешь отрицать, но я знаю: ты жутко по мне скучаешь.

Да, скучаю. Что, довольна?

Ответом был пульс, стучавший у нее в висках. Но Картер этого не знал. Кэт закусила нижнюю губу и, пряча от матери улыбку, написала:

Довольна, Картер. Я тоже по тебе скучаю.

Вкус тебя до сих пор у меня на языке.

Кэт тихо застонала, чувствуя трепет во всем теле. Из приятной дрожь быстро перешла в нетерпеливую. Этот человек умел завести ее даже на расстоянии. Кэт стала представлять темные укромные уголки, где они с Картером могли проделывать все, о чем до сих пор она знала лишь из книг.

Кэт вовсе не была застенчивой девушкой со старомодными понятиями о сексе. В ее жизни было четверо мужчин, с которыми она занималась вполне пристойным сексом. Никто из них не обладал богатой фантазией. В Картере она угадывала неутомимого изобретателя и экспериментатора. Кэт почти не сомневалась: ощущения, которые она испытает с ним, превратят ее прежний сексуальный опыт в забавы незрелых подростков. Наверняка он и в постели окажется таким же страстным и требовательным.

Ей вдруг захотелось, чтобы он командовал ею, трогал за все места и трахал, трахал, трахал.

Кэт зажала рот ладонью, боясь произнести это слово вслух. Она и не подозревала, сколько бесстыдных и откровенно похотливых мыслей обитало в ее черепной коробке.

Картер ее хотел, о чем без обиняков признался в клубе. Но неужели это все? Неужели его интерес к ней ограничивается лишь желанием горячего, безудержного секса? А ее интерес к нему? Кэт не терпелось это выяснить. Если брать среднестатистические данные, Картер принадлежал к типу мужчин, которые не склонны к длительным отношениям, а от слова «моногамия» бегут как черт от ладана.