— Марк, ты хоть сам-то понял, что сейчас наговорил? Можно подумать, что я, не успев потерять одного из своих мужчин, тут же кидалась на другого соискателя, как ты выразился…

— Так я не сказал, что ты кидалась, но вон тот сосед через пять домов от нас, когда с тобой разговаривает, весь слюной исходит, ты думаешь, я не слышу?

От последних слов мужа Фрося уже хохотала от души:

— Вот, дурачок, так дурачок, ты забыл, мне сегодня уже восемьдесят лет исполнилось, в свою морду уже не знаю, какой крем втереть, а она всё больше и больше на печёное яблоко становится похожей.

— Фросик, но ведь я щупал сегодня твоё тело, там такие арбузы, что я забываю про своё больное сердце…

— Это хорошо, что забываешь, но даже не намекай, у нас уже не остаётся времени на шалости, поехали в город…

Как ни уговаривал Марк Фросю, но она не согласилась на громоздкие американские модели машин, а остановила свой выбор на Тойоте.

Они заехали в деловую и торговую часть Майами и больше трёх часов потратили на всевозможные покупки. Фрося видела по лицу мужа, как его веселит её английский, на котором она бойко переговаривалась с продавцами, подбирая для него два костюма и в тон им сорочки, галстуки и туфли.

В израильском магазине она тут же перешла на польский со своей давней знакомой, а, зайдя в магазин русских деликатесов, вообще почувствовала себя не хуже, чем в Москве.

На обратном пути к дому, Фрося всё же заметила мужу:

— Миленький, тебе не нравится, как я разговариваю на английском?

— Что ты, Кондолиза Райс тебе позавидует…

— Вот ты смеёшься, а я сама слышу, как путаю слова и ставлю их в таком порядке, что порой стыдно становится.

— Не переживай, главное, они тебя понимают, а, когда им продать надо, то и на пальцах поймут.

— А знаешь, я вначале боялась рот открыть, а потом решила, что будет, то будет, и вперёд…

— Фросик, а скажи мне честно, ты не скучаешь по Москве, не жалеешь, что мы решили тут остаться?

— Маричек, честное слово, нет, я ведь всю жизнь путешествую и везде чувствовала себя как дома, а тут рядом со мной ты, и мне больше ничего не надо, только очень соскучилась по Танюхе и ребятам.

— О, а это мой третий подарок…

— Марк запрокинул голову на спинку сиденья и расхохотался.

— Марк, лучше по-хорошему говори, что ты ещё задумал, а иначе сейчас врежусь в столб от волнения.

— Ну, в столб не надо, самого распирает от желания одаривать и одаривать тебя ценными подарками… — к лету мы с тобой возвращаемся домой, а в июле к нам на два месяца приезжает Таня с Леной и Сёмочкой, а через две недели — Алесь с Анжелкой и маленькой Анечкой.

— Марик, что ты делаешь, я уже дороги не вижу…

Фрося тыльной стороной руки быстро, на ходу, вытирала глаза.

— Марик, а почему мне Танюха ничего про это не рассказала? Всё жаловалась на нехватку времени и на страх перед самолётами… Я ведь её все годы умоляю приехать, а она вся в работе, хоть бы на мужика какого-нибудь запала, на неё и раньше засматривались, а теперь при популярности и деньгах, думаю, и подавно…

— Фросик, я несколько дней назад разговаривал с ней, после того, как задумал все эти наши вояжи. Так вот, Таня чувствует себя очень неловко перед тобой, что не согласилась эмигрировать в Штаты, хотя в своё время клятвенно обещала. Она очень любит тебя, а про благодарность можно вовсе не распространяться, просто Ниагарский водопад льётся из её уст.

— Ах, какая там к чёрту благодарность, а я вот чувствую перед ней вину за своего Сёмочку. Нет, не потому, что он предпочёл жизнь смерти, а потому, что из-за своего ослиного упрямства сломал жизнь себе и моей невестке.

А ведь посмотри, Андрей был полностью прав, когда убеждал его чем-то в жизни поступиться и не переть напролом, а искать обходные пути, а мой Сёмочка лез напролом и чего добился?

— Да, Фросик, мне нечего тут возразить, выждал бы ещё пяток лет и шапку в охапку — дёрнул бы хоть в Штаты, хоть в Израиль, хоть в Европу. Такие мозги всюду бы схватили с распростёртыми объятиями, а он — телохранитель.

Фрося завела машину в гараж, и под ручку с Марком они, обвешанные покупками, зашли в дом, в котором вовсю гудел пылесос и ревела музыка. Фрося глянула на часы:

— Марк, почему она ещё не ушла? Я ведь специально уехала, чтобы не слышать этот кошмар.

Навстречу им выбежала худенькая мексиканка и затараторила на смеси английского и испанского языков, сообщая, что она сегодня пришла чуть позже, поэтому и задержалась. Ещё пятнадцать минут, и господа её не увидят.

Фрося отмахнулась рукой и пошла на кухню раскладывать продукты, пусть Марк сам с ней разбирается, это была его затея — нанять к ним в дом уборщицу, чтобы жена не тратила на уборку время и силы.

Хозяйка не прислушивалась к тому, как её муж строгим голосом выговаривает девушке за непунктуальнось и шум в доме. Поглощённая мыслями о ближайшем турне, она уже была вся там, предвкушая радость и печаль от предстоящих встреч.

Марк медленно приблизился к ней и обнял сзади за плечи:

— Фросик, если хочешь, я её уволю, возьмём другую. Желающих хоть отбавляй.

— Маричек, о чём ты говоришь, пусть работает, куда она пойдёт, просто не люблю, когда при мне убирают мой дом, притом под эту сумасшедшую музыку. Прости, что вспылила…

К шести вечера они уже сидели за праздничным столом в окружении дорогих гостей. Две пожилые пары их ближайших соседей сокрушались, что в этом году им не удастся, как раньше, совершить совместный увлекательный круиз по Карибским островам. Ведь несколько прошлых лет они так здорово путешествовали в одной компании. В то же время они поддержали друзей, узнав об их новых ближайших планах, маршруте и цели скорой поездки.

Леон с удовольствием перешёл с Фросей на польский язык, предоставив своей, не в меру болтливой жене развлекать остальных гостей.

— Пани Фрося, я рад, что нам с Марком удалось организовать для вас эту поездку, билеты уже заказаны, через неделю ваш самолёт.

— Пан Леон, мне трудно передать Вам свою радость, впервые после моего приезда в Америку я почувствовала огромное желание опять побывать в родных местах, где прошли мои детство, юность и зрелые годы. Хочется встретиться с дорогими моему сердцу людьми и посидеть рядом с могилкой моей мамы Клары и несравненного друга Валеры, а в Израиле, сами понимаете, склонить голову над местом погребения милой дочурки.

— Да, мне пан Марк рассказывал про господина Карпеку. Жаль, очень импозантный и умный был человек и отличный для вас друг.

— Не то слово, не то слово, но водка и инертность сгубили его, это очень типично для русского человека — не уметь противостоять пагубной привычке и преодолевать трудности, безвольно падая в пропасть.

— Пани Фрося, но не все же?

— А я не говорю за всех, но, поверьте мне, о многих, очень о многих…

— А вот про Вас это точно не скажешь…

Фрося засмеялась:

— Пан Леон, я даже сама не разберусь, чего во мне больше — польского, белорусского, русского или еврейского…

Леон посмотрел долгим испытующим взглядом на женщину:

— Пани Фрося, я даже не знаю, как подойти к Вам с моим известием, но надеюсь на Вашу выдержку…

От последних слов Леона Фрося вся как-то подобралась, прежняя весёлость моментально слетела с неё, и она во все глаза уставилась на американского друга. Сквозь побледневшие губы прошептала:

— Не томите, что-то случилось нехорошее с моим Сёмочкой?

— Не буду Вас мучить, у меня в кармане лежит от него письмо, которое он передал нашему представителю, встретившемуся с ним тайно в Кабуле и сообщившему ему о Вашем новом месте проживания…

Глава 3

После того, как Леон вручил Фросе письмо от сына, она еле дождалась, пока разойдутся гости. Вслед за соседями поднялся со своего места Леон:

— Друзья, я уже вас до отъезда не увижу, так примите сейчас от меня пожелания доброго пути. Пани Фрося, надеюсь, путешествие, встречи с прошлым и настоящим Вас не разочаруют.

— Пан Леон, как хорошо Вы сказали — встречи с прошлым и настоящим. Радостно и одновременно печально встретиться с тем и другим…

Не успели ещё за Леоном и его супругой закрыться двери, как Фрося обняла Марка:

— Спасибо тебе за всё, ты настоящий друг, сделай для меня ещё одно одолжение.

— Фросик, всё, что в моих силах…

— Нет, Марик, эти твои силы мне сейчас не нужны, — она отвела руки мужчины от своего тела. — Маричек, убери, пожалуйста, со стола и загрузи посудомоечную машину, а мне не терпится прочитать письмо от Сёмочки, переданное Леоном.

— Фросик, я в курсе того, что Леон вёз тебе письмо, но мне не хотелось, чтобы ты переживала раньше времени. Тебе и так хватило волнений и от моих сюрпризов. Конечно, иди и читай, а я потихоньку справлюсь.

Фрося поднялась на второй этаж и закрылась в спальне. Трясущимися от волнения пальцами вскрыла конверт и судорожно схватила лежащие на тумбочке очки. Буквы запрыгали перед глазами:

«— Здравствуй, мама!

Я очень обрадовался выпавшей мне возможности передать тебе эту весточку, но намного больше тому, что ты жива, здорова и живёшь вполне благополучной жизнью с любимым мужчиной.

Мамочка, я не могу полностью передать тебе содержание нашего разговора с человеком, встретившимся со мной. В случае перехвата письма, подобное грозит опасностью для обоих, в зависимости от того, на каком этапе это может произойти.

Мамулька, я знаю о постигшем нас, а в первую очередь тебя, горе. Невольно я стал причиной гибели нашей Анютки, благодаря которой протянулась тоненькая ниточка от твоей души к моей.

Прошло уже больше шестнадцати лет, как мы расстались и не виделись. Даже не верится, так стремительно несётся время. На днях мне исполнилось сорок три года. Наступил момент, когда можно смело подытожить ушедшее детство и юность, а за ними и молодость, которая прошла вдалеке от твоего ведения и не в самых благоприятных для меня условиях.