Фрося взглянула на часы и ужаснулась:

— Майечка, уже скоро пять часов, а я ведь ещё хочу сегодня заехать к Риве. Я, ведь завтра уезжаю в Телль-Авив к Бени и Эфраиму.

Все поднялись на ноги и стали шумно прощаться. Глаза у Ицека посоловели, по морщинистым щекам текли пьяные и счастливые слёзы.

— Фросенька, может ты найдёшь у себя ещё денёк, чтобы приехать к нам?

— Нет, мой дорогой, не в этот раз, даст бог, в следующем году приедем в Израиль с Марком и тогда мы обязательно вас навестим и не один раз.

Прощаясь с Кларой, Фрося всунула ей в руку десять банкнот по сто долларов, которые первоначально предполагала вручить в качестве подарка Рите. Пожилая женщина, глядя на зелёные купюры буквально опешила и хотела их вернуть обратно.

— Ты нас обижаешь, мы, что с Ицеком нищие, поверь мне, на наши скромные нужды нам вполне хватает пенсии…

Фрося перебила.

— Бери Кларочка, бери, я ведь приехала к вам без подарка, а вам эти деньги на что-нибудь сгодятся, а, нет, так подарите кому-нибудь из ваших детей и внуков. Пойми, ведь это не вам нужно, а мне.

Глава 16

Фрося ехала в Иерусалим из Ашкелона в приподнятом настроении. Встреча с Ицеком превзошла все её опасения и ожидания. Несмотря на то, что старинный друг предстал перед ней уже глубоким стариком, он сохранил свою обворожительную притягательную силу, не растеряв душевность и житейскую мудрость. Майя, глядя на улыбающуюся своим мыслям бабушку, от души радовалась за неё, особенно после разочарования от мерзкой встречи с Ритой.

— Бабушка, какие приятные старики, не ноют, не жалуются, принимают должным образом развитие отношений с детьми и внуками, а, как было интересно слушать ваши воспоминания о Вильнюсе, о той жизни.

— Спасибо девочка, а то, я думала, что заставила тебя так долго изнывать в нашем стариковском обществе.

— Тоже мне скажешь, изнывать, даже не успела опомниться, как время пробежало.

За окнами машины мелькали зелёные поля, аккуратненькие домики, лесные массивы и вот, дорога побежала в гору и у Фроси вновь заложило уши.

— Ой, Майечка, как мне тяжело подниматься в Иерусалим, неужели ты не страдаешь от этого страшного давления на уши?

— Чувствую, но не страдаю, знаю, что скоро пройдёт. Потерпи четверть часика.

— Конечно, потерплю, куда мне деться. Давай, моя хорошая, заедем хоть на полчасика к Риве, если бы ты только знала, как мне не хочется от неё уезжать, но тебе ведь пора выходить на работу.

— Пора, бабушка, пора, хотя, я хочу попросить у руководства ночное дежурство и днём постараюсь встретиться с тобой и вместе с Бени и Эфраимчиком покататься по нашей чудесной стране. А к бабушке Риве я сейчас и еду, ведь отлично понимаю, что вам надо, как следует попрощаться.

Когда они въехали на территорию дома престарелых, сразу же обратили внимание на стоящий рядом с входом амбуланс. Фрося прижала руку к груди:

— Майечка, девочка моя, что-то случилось с Ривой.

— Бабушка, здесь проживают почти сто стариков и все они, поверь мне, не особо здоровые.

Но лицо у молодой женщины побледнело. Не сговариваясь, они быстро выбрались из машины и заспешили ко входу. Выйдя из лифта на втором этаже, сразу поняли, Скорая помощь приехала именно к Риве — вокруг дверей в её комнату столпилось несколько работников дома престарелых и два санитара из амбуланса с носилками. Майя бегом рванула вперёд, расталкивая стоявших возле дверей людей:

— Пропустите меня, пожалуйста, я врач-кардиолог, что случилось с моей бабушкой…

На встречу взволнованной молодой женщине из комнаты Ривы вышел мужчина среднего возраста и они быстро заговорили на иврите. По голосу, а затем, по рыданию внучки, до Фроси сразу дошло, произошло самое ужасное. Врач положил руку на плечо Майи и завёл её в комнату, из которой раздался душераздирающий крик. Фрося вдруг почувствовала дурноту, ноги вмиг ослабели, и она опустилась на пол прямо у дверей лифта. Она не потеряла сознание, но голоса и звуки стали слышаться как будто издалека, а фигуры людей и стены коридора поплыли в тумане. Трудно сказать, сколько времени она пробыла в таком состоянии, сидящей на полу, но рыдающий голос внучки привёл её в чувство:

— Бабушка, миленькая не смей, ты хоть не, не уходи, я этого не переживу.

Фрося попыталась сфокусировать взгляд на плачущей внучке, она вскинула вверх голову и тут же окончательно потеряла сознание. Очнулась она от покачивания и лёгкого стука колёс. Приоткрыла тяжёлые веки и поняла, что её везут на каталке по широкому коридору, рядом с ней шли, переговариваясь люди, среди которых она узнала полный слёз голос Майи. Фрося догадалась, что она находится в больнице и, с ней произошло что-то весьма нехорошее. Каталку завезли в палату и аккуратно перенесли больную на кровать. Фрося осмотрелась — возле неё стоял штатив с прикреплённой к нему ёмкостью с жидкостью, от которой тянулся шланг к её руке. Она со страхом смотрела, как к ней подключают различные аппараты, берут кровь на анализ и медперсонал серьёзными голосами переговаривается между собой. Фрося попыталась обратить на себя внимание.

— Простите, что со мной?

Палец предостерегающе лёг ей на губы. Люди, сгрудившиеся вокруг кровати о чём-то, переговаривались на иврите. Раздался стук каблучков и к ней приблизилась Майя:

— Бабушка, миленькая, помолчи некоторое время, пусть тебя обследуют как полагается, а потом мы с тобой поговорим.

Фрося вопросительно смотрела на внучку. Та поцеловала её в щёку и быстро отвернулась, вытирая тыльной стороной ладони глаза. Фрося вдруг вспомнила, что привело её в это состояние — Рива, бедная Ривочка, дождалась её и не попрощавшись, тихо ушла, никому, не доставив особых хлопот, похороны уже не в счёт. Фрося давала себе полный отчёт, что дни Ривы уже были сочтены, но почему, почему это должно было случиться именно тогда, когда она приехала к ней. Вдруг Фрося неожиданно успокоилась, но ведь они встретились, успели наговориться и только не попрощались, но разве это так важно. Нет, нельзя ей раскисать, а сердце бывало хандрило и раньше. По всей видимости, действовало лекарство из капельницы, она расслабилась и погрузилась в глубокий оздоровительный сон. Фрося выплыла из сна и открыла глаза. Увидев перед собой спинку больничной кровати и почувствовав запах стерильного помещения, сразу же вспомнила, где она и, что произошло с ней, а главное, что произошло с Ривой. Скосив глаза, увидела сидящую в пластиковом кресле внучку, свесившую голову на грудь, Майя спала. Бедная девочка, пережить смерть любимой бабушки, а тут ещё я со своими обмороками. Тихо, скорей всего сейчас ночь, надо дождаться утра и к чёртовой матери выписываться отсюда, похоронить вместе со всеми близкими Ривочку и отправляться в Москву. Нечего тут со мной нянёхаться, вон, как девочку укатала. Ехала бы она домой и поспала, как человек, на кой это надо возле меня дежурить, ведь чувствую себя великолепно, как будто и не теряла несколько часов назад сознание. Фу-у, чёрт, в туалет ужасно хочется, придётся разбудить внучку, хотя очень жаль её:

— Майечка, девочка моя, проснись пожалуйста.

Майя тут же открыла глаза.

— Бабушка, как ты? У тебя что-нибудь болит? Давай, я тебя послушаю.

— Майка, если ты сейчас не поможешь мне опорожнить мочевой пузырь, будешь не слушать меня, а купаться вместе со мной в моей моче.

— Бабушка, как я рада…

— Майка, неси быстрей судно, сейчас будет радости полная кровать.

Внучка печально улыбаясь, подсунула под Фросю больничную посудину.

— Бабушка, правда, как ты себя сейчас чувствуешь?

— Фу, отлично, наверное, никогда в жизни не хотела так писать.

Майя просмотрела все показатели аппаратов, прослушала, померила давление и температуру, было видно по ней, что обследованием она осталась довольна.

— Майечка, что было со мной, что говорили врачи?

— Бабушка ты забыла, я сама врач-кардиолог и могу с уверенностью ответить на твой вопрос.

— Так ответь.

— У тебя был микроинфаркт и уже не первый. Хорошо, что бригада амбуланса оказалась рядом и не дала тебе довести себя до обширного инфаркта миокарда.

— А, что дальше будет со мной?

— Полежишь два-три дня в больнице и выпишут.

— А похороны Ривы когда?

Майя прошептала побледневшими губами.

— Завтра, у нас ведь хоронят быстро.

Глава 17

Никакие уговоры бабушки на Майю не подействовали, Фросю оставили на три дня в больнице.

За эти дни никто её не навещал, и она спокойно отлёживалась, вставая с кровати только в туалет и помыться.

По всей видимости, внучка заказала в палату телевизор, ей также передали несколько книг на русском языке и плейер с кассетами русских песен и расслабляющей музыки.

Фрося не таила ни на кого обиду, разве близким Ривы было сейчас до неё.

Одна из врачей, подружка Майи, сообщила, что на следующий день после смерти Риву похоронили, а сейчас её родственники сидят по ней шиву — семь положенных дней в доме покойной.

После тщательного обследования Фроси, врачами было принято решение, как и предполагалась ранее, через три дня выписать больную и за ней приехал Бени.

Фрося вновь переступила порог дома, где провела две ночи после приезда в Израиль и, где жила до недавнего времени её названная сестричка Рива, с которой их связала до крайности запутанная судьба.

В салоне стоял длинный стол с лёгкими закусками и напитками, вокруг которого сидели знакомые и чужие люди.

К ней тут же подошла Майя и крепко обняла бабушку:

— Прости меня, я всё время звонила в больницу и справлялась о тебе, но прийти никак не могла, ведь эти дни положено по нашему обычаю быть близким покойным всё время дома, да, и надо было кому-то взять все хлопоты с похоронами и шивой на себя, кроме меня этого по сути никто не мог сделать.