— Бабуль, а пенсия от государства?

— Алесик, о какой пенсии идёт речь, когда Степан откупился домом, а Алесь считался врагом народа, да и неизвестно было, жив ли он вообще, а какую пенсию мог получать ксёндз, когда на веру началось страшное гонение?! Я пришла к Вальдемару, он жил в помещении кузни у нас во дворе и заявила, что больше не могу влачить жалкое существование, когда у нас в загашнике хранятся дорогие вещи, тем более, Рива на прощание крикнула мне, чтобы я их не жалела, а пустила на выживание. Вальдемар выслушал меня и посоветовал ехать в Вильнюс к евреям и там сбыть эти украшения, кроме этого, у него хранились десять золотых царских червонцев. И вот, я поехала в столицу Литвы. Не буду тебе рассказывать обо всех моих приключениях, но мне удалось осуществить эту операцию, продать небольшую часть имеющегося у нас золота, и мы стали богатыми…

Фрося улыбнулась своим воспоминаниям.

— Уже к весне я купила корову, свиней и кур, заготовила всё необходимое для весенней посевной и стала торговать на базаре. Всем окружающим я заявила, что продала выгодно дом в своей деревне, хотя за ту хибару, получила только корову. Заниматься с детьми у меня совершенно не стало времени и тут, мне на выручку пришёл Вальдемар, упокой господь его душу на том свете. Особое рвение к учёбе показал Андрей, который буквально в рот смотрел своему воспитателю и учителю, а тот в свою очередь тоже в нём души не чаял. Так сложилось с детства, что Стасик с Андрейкой совершенно не ладили друг с другом, а Анютка дружила с обоими и всячески пыталась их примирить. Почти двенадцать лет мне ничего не было известно об Алесе, но потом мне сообщили в органах, что он находится в лагере, а позже, что его определили на вольное поселение в каком-то посёлке в Сибири. Для поддержки Алеся, мы выслали ему посылку с продуктами и вещами, в которую также вложили один царский червонец. Можешь посмеяться над конспираторами, но Стас придумал спрятать золотой червонец в кусок сала и тот успешно дошёл до адресата. В органах я добилась разрешения поехать на поселение к своему любимому, но сдерживал мои действия очень больной к тому времени Вальдемар. Он и так был очень слаб, а после сообщения о том, что его любимый племянник Алесь жив, совсем сдал, потому что уже не чаял его увидеть. Вальдемар умер, а Стасу и Анютке в этот момент было по пятнадцать лет. Я пошла на то, на что не всякая бы мать решилась, отправила Аню в Вильнюс, устроив у очень хороших людей, А Стасик остался дома под присмотром соседки Оли, ведь он к этому времени поступил в наш городской техникум.

— Ну, ты ещё похлеще моей мамани, она отправила меня к незнакомой бабушке, а ты уехала, оставив детей одних.

— Как я тебе сказала, не совсем одних, Стас у меня был очень самостоятельным и не разбалованным, хорошо справлялся по хозяйству и вечно что-то мастерил…

— Бабуля, я в шоке, ну а дальше, куда ты дела моего отца?

— Никуда я его не дела, а мы вместе с ним отправились в длинный путь в далёкую Сибирь. Андрейка в дороге был мне отличным помощником и терпеливо вынес все тяготы переезда с пересадками в поездах, а затем, на грузовике.

Я тебе ещё не сказала, что Алесь писал нам, как он нас любит и не может дождаться встречи и я мчалась ни о чём плохом не думая, на встречу своей любви.

— Ну, а там, как вы встретились?

— Всё, на сегодня хватит, не могу я это спокойно вспоминать, а голова сейчас забита совсем другим. Алесичек, позволь мне подумать о своём Сёмочке, мне сейчас необходимо побыть одной, ведь сегодня на меня обрушилось столько всяких новостей, а ещё ты растравил душу воспоминаниями о далёком прошлом.

— Бабуля, я вижу, что ты очень устала, но рассказать о твоём героическом прошлом, ты вызвалась сама.

И Алесь нежно поцеловал бабушку в щёку.

Глава 46

Фрося поняла, что без помощи снотворного ей сегодня не уснуть. Она приняла сразу две таблетки и через короткое время провалилась в тяжёлый, но столь необходимый сейчас, сон. Пробудившись, поняла, что уже довольно поздний час, окно, не смотря на зиму, уже осветило спальню и находящиеся в ней предметы мебели и мелкие вещи. Голова была тяжёлая, сказывалось пережитые вчера треволнения и принятое на ночь снотворное. Нехотя поднялась с кровати и приступила к ежедневному утреннему распорядку. Алесь уже давно удалился на занятия в музыкальном училище, но на кухонном столе обнаружила от него записку:

«Бабуля, надеюсь, что проснёшься в добром здравии. Позвони немедленно Тане. Я тебя не добудился, а Анжелке необходимо с тобой срочно поговорить. Целую, Алесь.»

Фрося тряхнула головой, отгоняя последние признаки сонливости — ну, что там приключилось, сама ещё не знаю, что думать, что делать, куда бежать… Трубку телефона подняла Анжела, буквально после первого звонка:

— Бабушка, маме очень плохо, она не поднимается с кровати, ничего не кушает, не пьёт и только плачет.

— А, где Лена с Сёмой?

— Лену отправила в школу, Сёмочку завела в садик, а сама не пошла в школу, караулю маму, мне за неё страшно.

— Анжела, я сейчас приеду, не отходи от неё.

Фрося в считанные минуты собралась и вылетела из дому. Не успело сердце успокоиться от вчерашних стрессов, на тебе, новые. Старшая, не по годам взрослая дочь Тани открыла дверь и прошептала:

— Бабушка, как хорошо, что ты так быстро приехала, я не знаю, что мне с мамой делать, она заговаривается.

И девочка вытерла рукавом свитера слёзы. Фрося скинула шубу и прямо в сапогах рванулась в спальню, где на кровати лежала бледная, как полотно невестка, широко распахнутыми глазами, уставившись в потолок.

— Танечка, Танюшка, миленькая моя, что с тобой, моя хорошая, возьми себя в руки, ты ещё так нужна своим деткам, а скоро понадобишься Семёну…

Таня неожиданно улыбнулась:

— Не нужна я ему, не нужны ему наши дети, лучше бы он умер, чем бросил нас, лучше бы я его похоронила в цинковом гробу, чем жить и знать, что мы ему до лампочки.

И Таня забилась в рыданиях, даже не пытаясь вытирать обильные слёзы, текущие по бледным щекам. Каждое сказанное горькое слово невестки, резало душу Фроси без ножа, кромсая его на части, но она не дала воли своему гневу, а присела на кровать и обняла худенькое тело.

— Танюшка, мы пока ничего толком не знаем, кроме того, что он выжил в тех страшных условиях. Я уверена, что он это сделал ради тебя и ваших детей. Он не мог забыть тебя, и не мог предать, ведь он пошёл даже против моей воли, чтобы быть с тобою вместе.

Таня вдруг закричала:

— Зачем, зачем, зачем он пошёл на эту проклятую войну, в эту идиотскую армию, кому он что-то доказал?! Я не хочу больше жить, я не хочу больше жить!

И уже шёпотом:

— Я не хочу больше жить…

— Танюша, Танюша остановись, успокойся, возьми себя в руки, не пугай меня и деток, ты нам так нужна, ты мне нужна, мне самой хоть в петлю лезь, ведь это моя кровиночка, мой самый любимый сыночек.

Вместе с последними своими словами, Фрося затрясла безвольное тело ополоумевшей невестки, сама, заливаясь слезами.

— Танечка, доченька моя, давай пройдём через это, давай пересилим горе, я тебя никогда не брошу, деточка моя, мне самой так плохо.

У Тани вдруг высохли слёзы.

— Мама, не бросай моих деток если я умру…

— Дурочка, что ты говоришь, возьми себя быстренько в руки, мы должны всё с тобой одолеть, и обязательно встретится с нашим Сёмочкой, вы ещё нарожаете с ним деток, а я буду с вами рядом, я буду с вами рядом…

Фрося гладила по растрепавшимся волосам убитую горем невестку, сама она уже не плакала и полностью взяла себя в руки — ей нельзя раскисать, иначе трагедии не миновать. Убаюканная ласковыми руками Фроси, Таня забылась тревожным сном. Она вздрагивала и стонала, сжимала и разжимала пальцы, голубые тени легли под глазами, и без того худые щёки, буквально, ввалились: бедная девочка, кто мог подумать, что её так глубоко потрясёт моё сообщение, а ведь я ждала совсем другой реакции. Фрося вышла из спальни и встретилась с печальными, испуганными глазами Анжелы, в которых стоял немой вопрос. Она обняла за хрупкие плечи девушку и прижала к груди.

— Анжелочка, маме твоей очень плохо, но мы с тобой должны ей помочь, кто ещё это сделает лучше нас. Пока ей не станет лучше, я поживу у вас. Не отходи от неё не на минуточку, а я быстро съезжу к себе домой и привезу сумку со своими вещами.

— А Алесь?

— Не маленький, сам справится, да, и дома он почти не бывает, а покушать, может смело приезжать к нам.

По дороге домой и обратно, Фрося спокойно обдумывала сложившуюся ситуацию — надо всё сделать, чтобы вывести Таню из этого состояния, на лицо нервный срыв, трудно даже предположить, чем он чреват. В поликлинику её сейчас не завезёшь, а невропатологу показаться необходимо, а то так дойдёт и до психиатра. Отметая, весь бред, что наговорила невестка в запале, Фрося всё же не могла забыть горьких и во многом справедливых слов. Действительно, зачем он пошёл в эту идиотскую армию, имея за плечами учёную степень, кому и что он и, взаправду доказал, но сейчас обвинять его в предательстве и подлости очень преждевременно, ведь они ещё не знают всех обстоятельств пленения, условий в которых он там пребывал и, чем вызвана его служба у этого афганского полевого командира.

Глава 47

В последние дни Фрося думала, что на какое-то время станет сиделкой возле Марка, а оказалась в этой роли рядом со своей невесткой. Она полностью взяла на себя заботу о доме и детях Тани, рассчитывая только на помощь Анжелы. Та неукоснительно выполняла все распоряжения бабушки, даже было видно, как ей это нравится. Девушке шёл шестнадцатый год, она напоминала мать только хрупкой фигурой, но черты лица были совершенно другими, в чуть раскосых огромных серо-голубых озёрах глаз, казалось можно утонуть, её даже не портили, крупноватый для худого лица нос и большой рот с тонкими губами. Первые дни, как Фрося поселилась у невестки, она буквально не отходила от неё, сопровождала в туалет, в ванную и на кухню. Хотя до еды Таня почти не прикасалась, не смотря на все уговоры и просьбы, было видно, что кусок ей просто не лез в горло. После своего выплеска гнева и отчаянья, Таня замкнулась в себе и больше не обсуждала судьбу и дальнейшие пути, выяснить что-то о находившемся в Афганистане муже. Фрося запаслась терпением и через верного друга Карпеку вышла на хорошего невропатолога, который согласился за определённую плату прийти к пациентке на дом. Это был молодой симпатичный доктор, который уже заведовал невропатологическим отделением при психиатрической больнице, звали его Вячеслав Вячеславович Славенко. К приходу врача, Фрося, как только могла, подготовила Таню к визиту, заставила сменить халат на платье, причесала её и даже слегка подкрасила. Невестка почти не сопротивлялась, ей просто не хотелось совершать какие-то действия, она была безучастна ко всем и ко всему. Моложавый доктор, сняв верхнюю одежду в прихожей, стремительной походкой зашёл в зал и, поздоровавшись, сел в кресло напротив Тани: