Марк откашлялся.

— Не мог Фросик, над нами возобладали бы эмоции, и я бы не смог уехать от тебя, а ты сейчас не можешь уехать со мной, наделали бы такого, что потом было бы невозможно исправить. То, о чём мы с тобой говорили в первую и последнюю нашу нынешнюю ночь, спрячь, как можно подальше и понадёжней, мы, дай бог, к этому ещё вернёмся. Всё, моя несравненная женщина, мой любимый Фросик, очень хочется надеяться, что ты меня правильно поняла и в дальнейшем поймёшь, а теперь…

Он опять откашлялся.

— Поздравляю тебя, моя любимая женщина с Днём рождения, побудь в этот вечер рядом со своими близкими. Пусть они утешат твою душу, которую я своим поступком больно ранил. Крепко обнимаю и целую, целую, целую…

Плёнка в магнитофоне продолжала крутиться, но голос любимого человека исчез. Фрося слышала, как во время всей записи, Марк часто останавливался, продумывая каждую следующую фразу, она слышала, как он пил воду и вздыхал, чувствовалось, как не легко ему дались слова, которые он наговорил ей, но он это сделал, а им теперь с этим жить. Хорошо, что она приехала сюда и вдали от всех глаз и ушей прослушала звуковое письмо Марка. Нет, не со всеми его аргументами она согласна, но здравого смысла в его словах много, но разве от него им обоим стало легко. Если бы она в тот вечер оставила его у себя, если бы не произошло бандитское нападение, в результате которого, он чуть остался жив и, возможно, до конца своих дней потерял зрение, то всё равно пятого января улетел бы с Леоном в Америку, но, скорей всего, все точки в их отношениях и на совместное будущее были бы расставлены. А, как… а так, она опять одна и вновь с растерзанной душой, а думать о том, что, когда-нибудь и как-нибудь наладится просто смешно, напрасные иллюзии, которые не стоит поддерживать, они не помогут жить, а превратят жизнь в трагикомедию, где стареющая главная героиня, сидит возле окошка в теремке и ждёт своего суженного. Решительным нажатием пальца, выключила магнитофон, переслушивать нет никакой надобности. В принципе, всё ясно, а голос любимого человека, она сможет слушать сколько ей заблагорассудится и не обязательно это делать здесь, когда за окнами стало уже заметно темнеть. Она залила водой дотлевающие в печи угли и одевшись, с магнитофончиком в руках, двинулась к своей машине. Сейчас только стоит решить, ехать домой или к Тане, но в любом случае, надо поставить её в известность о неожиданном отъезде Марка. Нет, домой, домой, нет у неё сейчас никаких физических и моральных сил с кем-то встречаться, кого-то благодарить и кому-то улыбаться, а тем более, плакать у кого-то на груди. Ей от этого не станет легче, а уговоры и успокаивания только больше будут рвать душу, она должна с этим справиться сама и как можно быстрей.

Глава 41

Фрося вернулась, когда на Москву опустился уже ранний зимний вечер. Алесь находился дома, в его комнате было шумно, наверное, ребята праздновали выпуск первого своего альбома. Ну, и хорошо, не будет внук лезть в душу с ненужными вопросами, отвечать не хотелось ни на один из них. Она тихо переоделась и прошла на кухню, кроме чашки чая выпитой на даче, ничего сегодня не ела и не пила. На плите и в духовке ничего не было, достала яйца и сало, нарезала лук и сготовила себе яичницу, которой научил её Олег. Скорей всего, запах проник в спальную к внуку, и Фрося услышала шёпот и смешки молодёжи в прихожей, а затем, стукнула входная дверь. Проводив друзей, Алесь зашёл к бабушке на кухню:

— Бабуль, ты слушала?

— Алесик, не все песни, но одну несколько раз.

— Правда, а какую?

В голосе у парня был слышен неподдельный интерес.

— Алесик, я не смотрела название, но там про облака надежд и любви.

— А-а-а, это моя песня, слова и музыка, а поёт наша солистка Алёнка Рябова.

— Хорошо поёт, душевно, а слова ты написал отличные, я даже не знала, что ты, кроме того, что музыкант, так ещё поэт и композитор.

— Ну, это громко сказано, но спасибо, приятно от тебя услышать похвалу.

— Алесик, ты выпивший, что это у тебя язык слегка заплетается?

— Бабуль, самую малость, мы сейчас с ребятами из нашего ансамбля раздавили две бутылочки вина.

— Смотри внучок, не увлекайся особо этим, привыкнуть легче, чем отвыкнуть. Поешь со мной?

— Ещё как, мы же одной пачкой печенья закусывали. Ах, да, тебе твои сыновья звонили, хотели поздравить с Днём рождения.

Фрося схватилась за сердце.

— Сыновья?

— Да, чего ты, всполошилась, имел честь разговаривать с важным дядей Станиславом Степановичем и моим, пше прашем, папаней.

От смертельной бледности, Фросю кинуло в краску.

— Ну, и чего они?

— Чего, чего… поздравляли тебя. Дядя Стас подумал, что вор в квартиру забрался, чуть объяснил ему, что я его племянник, ведь он меня ни разу в жизни ещё не видел.

Алесь делано рассмеялся.

— Ладно, Алесик, можешь не веселиться, тут нет его вины, твоя маманя, в своё время, надёжно тебя спрятала от всех, пока ты не стал для неё неудобным.

— Да, я разве с упрёками, просто иронизирую о наших родственных связях, ведь с детьми дяди Стаса я ни разу не встречался, а они всё же мои двоюродные.

— Алесик, в твоих силах исправить ситуацию, стань лучше нас всех, наладь связи и начни со своего отца. Как он?

Алесь с жадностью поглощал, приготовленную Фросей яичницу и молчал.

— Я тебя спросила, а тебя, наверное, с детства учили, что не учтиво, игнорировать вопрос старшего.

— Бабуль, что ты хочешь у меня узнать?

Парень заметно нервничал.

— Хочу узнать, как он поживает, что у него нового, что он мне передавал?

— А-а-а, да ничего особого, передал поздравления, сказал, что, возможно, позвонит попозже или в другой день, про свою жизнь не рассказывал, а я не интересовался.

И парень опять принялся за еду, хлебом подчищая сковороду.

— Да, внучок, запустила я тебя, ну, ничего, в ближайшие дни откормлю.

— А, что твой Марк?

— Был и весь вышел, улетел в Штаты.

Алесь поднял глаза, всмотрелся в лицо Фроси и, отвернувшись, стал готовить чай.

— Тебе, крепкий или послабей?

Как она в этот момент была ему благодарна, что даже не стала задавать, крутящиеся на языке вопросы об их разговоре с Андреем.

— Бабуля, мой папаня интересовался нуждаюсь ли я в средствах для достойного существования, хватает ли тех денег, что он пересылает маманьке на моё воспитание?

— Ну, скажи, кто бы мог дподумать, он всё это время пересылает деньги на меня моей маманьке, а она за полгодика мне ни копеечки, наверное, принимает компенсацию за моё трудное детство под её неукоснительной опёкой.

Представляешь, последние годы, всё время называла меня безотцовщиной, как будто в этом моя вина.

— Алесик, он собирается тебе ещё звонить?

— Да.

— А ты?

— Бабуль, я у тебя ничего не спрашиваю, можешь и мне сделать такое одолжение?

— Могу и сделаю, подожди пока с чаем, позвоню Танюхе, а потом расскажу тебе историю твоего отца и моего мужа Алеся, соответственно, твоего родного деда, сомневаюсь, что её тебе рассказывала твоя мама.

Алесь отрицательно помахал головой.

— Таня звонила тебе много раз, она, действительно, очень волнуется. Я тебя подожду пока ты с ней поболтаешь.

— Алесенька, я недолго, ты должен выслушать эту историю, потому что до неё уже дорос и потому что, она, возможно, поможет тебе простить твоего отца, хотя и вины у него перед тобой никакой нет.

Таня накинулась на свекровь с упрёками и поздравлениями, желала всех земных благ и умоляла приехать с Алесем к ней, потому что всё уже приготовлено для праздничного ужина по случаю Фросиного Дня рождения. Фрося прервала этот поток слов:

— Танюха, мы сегодня не приедем, я очень устала… Подожди, выслушай меня, сегодня утром не поставив меня в известность, улетел в Штаты Марк.

— Мамочка, как это?

— А, вот так, дай мне остыть, потом тебе всё расскажу.

Глава 42

После разговора по телефону с Таней, Фрося зашла на кухню, обняла внука за плечи и, заведя в зал, усадила напротив себя в кресло:

— Алесик, чтобы ты мой рассказ о своём отце воспринял полном объёме, мне придётся начать почти с самых истоков, с того момента, когда я пришла из деревни в Поставы, это маленький город в Западной Белоруссии. В этот момент, мне было, примерно, как и тебе, восемнадцать лет. Меня принял к себе дальний родственник, у которого я стала работать приказчицей в магазине и помогать по дому его распаневшей жене. Вскоре я познакомилась с местной молодёжью, стала посещать их посиделки и на меня обратили внимания два местных парня — Алесь, племянник местного ксёндза и Степан, сын кузнеца и сам к тому времени имеющий большой собственный дом и кузницу. Сердце моё принадлежало Алесю, мягкому и нежному, учтивому и культурному, красивому и элегантному…

— Баба Фрося, тебя послушаешь, так лучше и красивей парня нельзя было встретить.

— Не смейся Алеська, в тот момент я так и думала. Прошло каких-то полгода, и в наши места зашла Красная Армия и присоединила Западную Белоруссию к Советскому Союзу. Начались страшные репрессии, под которые попали все зажиточные и не лояльные к Советской власти люди, к ним относился и мой родственник. Замечу, что накануне этих событий дядя Алеся ксёндз Вальдемар, отправил племянника в Варшаву, а Польшу к тому времени оккупировала Германия и мы оказались по обе стороны границы. Степан принял Советскую власть безоговорочно, стал активистом во властных структурах и вступил в ряды коммунистической партии…

— Ага, теперь понятно, почему его сын стал коммунистическим боссом.

— Не спеши с оценками Алесик, не всё в жизни так просто. Когда над головой моего родственника завис меч правосудия Советской власти и нам была уготована участь быть высланными в Сибирь, мне предложил руку помощи Степан. Да, он спас меня от Сибири, но я была вынуждена выйти за него замуж…