Он опасливо оглянулся, за локоть отвёл женщину за какую-то постройку и быстро засунул ей в сумочку свёрнутую пачку долларов.

— Пани Фрося, не смейте отказываться от моей помощи, это деньги не на ваше пропитание и развлечения, это помощь моему партнёру по бизнесу, к которому я испытываю самые хорошие дружеские чувства, а в будущем, даст бог, мы с ним сочтёмся.

И американец впервые допустил с нею фамильярность, похлопав Фросю с улыбкой по плечу. — Пан Леон, вы мне глубоко симпатичны, я не буду пренебрегать вашей помощью, а особенно на данный момент, когда эти средства могут помочь Марку вылезти из тяжёлого положения. Не обессудьте меня за напоминание, но я и моя невестка, ждём от вас и ваших еврейских организаций помощи по розыску моего сына и возможном выкупе его из плена.

— Пани Фрося, об этом я только что хотел сказать, но вы опередили меня и в этом нет никакого греха, ведь речь идёт о вашем родном человеке, а в случае с вашей невесткой, о любимом муже. Сразу по возвращению в Штаты я предприму всё от меня зависящее, чтобы организации, о которых мы с вами говорили, приняли судьбу вашего сына, как это надлежит сделать.

— Пан Леон, вы можете рассчитывать на дружбу и благодарность до последнего моего дыхания.

— Полно, пани Фрося, полно, будьте здоровы и счастливы, а я пойду хоть через стекло попрощаюсь с господином Гальпером.

Четыре дня Марк находился в реанимации и не приходил в сознание. Все эти дни Фрося с утра до вечера караулила в больнице, не смотря на все уговоры медперсонала не изводить себя понапрасну не нужными бдениями. В течение дня она только отъезжала домой помыться и переодеться, заскакивала к Тане сообщить о состоянии Марка и заодно невестка заставляла её скушать что-нибудь горячее, у Фроси создалось впечатление, что Таня всегда держала для неё горячий обед наготове. Вечером Фрося возвращалась домой и сразу же ложилась в постель, ей назавтра надо было быть отдохнувшей, нечего понапрасну растрачивать силы и нервы, они ей ещё будут, ох, как нужны. Она намеренно избегала встречи и разговора с внуком, но на третий день, он всё же её подкараулил, когда она только переступила порог квартиры:

— Баба Фрося, я не знаю в чём состоит моя вина и какие у тебя ко мне претензии. Если ты, помнишь, я у тебя не просил купить мне эту гитару, ты сама вызвалась и обещала купить самую крутую, я такую и нашёл, а ты даже посмотреть на неё не хочешь. Вот, ты, молчишь и думаешь, какой Алесь эгоист, думает только о себе, разбалованный мамочкой и питерскими бабушкой и дедушкой мальчик…

Фрося подняла глаза на парня.

— Не надо, не отрицай, по твоим глазам видно, что именно так ты и думала. Так вот, может быть, ты, в чём-то и права, но я не последний козёл и вижу, что ты сильно переживаешь за того мужика, которого я не знаю, но Таня говорила мне, что он тебе очень дорог. Зря ты, меня с ним не познакомила, ведь ты абы кого не полюбишь.

Фрося, наконец, улыбнулась.

— Алесик, идём посмотрим твою гитару, а с этим мужиком, как ты говоришь, я тебя обязательно познакомлю, пусть он только придёт в сознание.

Мир между бабушкой и внуком был восстановлен, чему были рады обе стороны. Алесь любовно достал из потёртого чехла переливающуюся перламутром голубого цвета гитару. На Фросин взгляд, её и гитарой нельзя было назвать, только что на этой красивой доске были струны, но кроме них она увидела всякие кнопочки, рычажки и крутёлки.

— Смотри баба, а ещё к ней идёт педаль, а какие она выдаёт звуки и эффекты…

— Алесенька, я рада, что это то, о чём ты мечтал, а деньги это дело наживное, может, когда-нибудь ты своей музыкой и пением будешь зарабатывать кучу денег.

— Бабуля, я уже зарабатываю немножко и начал откладывать, чтобы отдать тебе за гитару.

— Дурачок, прости свою старую бестолковую бабушку, это мой тебе подарок, как было обещано, а деньги, что зазря не тратишь, так это хорошо, они тебе скоро могут понадобиться, потому что моя судьба повисла в воздухе.

На четвёртый день после операции Марка, Фросю вызвали в отделение милиции для дачи показаний и ей пришлось, вместо больницы поехать в не самое приятное место, особенно для неё, до сих пор были живы воспоминания пятнадцатилетней давности. Она зашла в кабинет, где её приветливой улыбкой встретил знакомый полковник, который вёл допрос в больнице:

— Ефросинья Станиславовна, здравствуйте, присаживайтесь, пожалуйста. Я вас недолго задержу — мы уже выяснили, что примерно могло быть одето на господине Гальпере и какие у него могли быть при себе украшения. Так вот, вы узнаёте эти часы?

— Да, это часы Марка, посмотрите, тут даже есть гравировка на задней крышке, это подарок от его делового партнёра, который несколько дней назад вернулся в Соединённые Штаты…

— Почему вы, так уверенно заявляете?

— Потому что обратила внимание на эти часы в первый день его приезда. Я спешила, и он раз за разом поглядывал на часы, а затем, в номере гостиницы я их крутила в руках, разглядывала и он мне сказал, что они подарены Леоном.

— Ефросинья Станиславовна, эти часы мы обнаружили у перекупщика и сейчас пытаемся через него выйти на самих грабителей. Будьте добры, заверьте при случае представителей американского посольства, что следствие продвигается быстрыми темпами и уже есть результаты.

Фрося успокоила добродушного полковника, что так и поступит, хотя ей самой уже было всё равно, кто эти бандиты, лишь бы Марк выкарабкался.

Глава 38

Зайдя в больницу, Фрося по сложившейся уже привычке, проследовала к палате реанимации, но вместо Марка увидела за стеклом, подключенного к аппаратам, совсем другого человека. Сердце отчаянно забилось в груди, что это значит, хорошее или… Долго ей не пришлось пребывать в неведении, голос лечащего врача Глеба Николаевича вывел её из ступора:

— Ефросинья Станиславовна, вы можете пройти в палату к больному, он вас ожидает.

Молодой человек двинулся по коридору, но Фрося его обогнала, и первая стремительно открыла двери и влетела в помещение, где на кровати с по-прежнему забинтованной головой лежал её Марк. Она не слышно приблизилась и села на рядом стоящий стул и ласково погладила его по руке. Он медленно приоткрыл веки, мутным взглядом посмотрел мимо неё и хрипло, не то утвердительно, не то вопросительно, выдавил из себя:

— Фросик…

Она не в силах была больше сдерживаться, схватила в свои ладони безжизненную руку любимого человека, поднесла к губам и зарыдала:

— Маричек, Маричек, слава богу, ты жив, ты пришёл в себя, теперь быстро пойдёшь на поправку.

Хриплый, словно треснутый голос мужчины прервал её радостные восклицания сквозь слёзы:

— Фросик, я тебя не вижу. Я ничего не вижу.

До Фроси не дошёл сразу смысл сказанного Марком, она продолжала целовать его руку:

— Маричек, всё это ерунда, окрепнешь, вернётся сила в руках и ногах, у нас ещё столько счастливых дней впереди, я познакомлю тебя со своими внуками, мы объездим с тобой пол света, увидим столько нового и красивого, пусть только мой Сёмочка вернётся домой живым и здоровым…

— Фросенька, я ничего не вижу.

И она вдруг увидела, как хрупкая слезинка, задержавшись ненадолго в уголке его глаза, скатилась по щеке к губам. Нельзя сказать, что после возвращения Марка в сознание, жизнь у Фроси побежала весёлым ручейком. Каждый день с утра она приезжала в больницу, сидела у кровати Марка, читала ему газеты и книги и постоянно пыталась вызвать на прежние сердечные разговоры, но всё было напрасно, он замкнулся в себе. Фрося в полдень отъезжала из больницы к Тане, самой пообедать и захватить для Марка бульончики, супчики, а позже и более значительные блюда, приготовленные заботливой и искусной кухаркой, которой всегда была её невестка. Благодаря сильному организму и заботе Фроси, Марк быстро поправлялся. Прошло чуть больше двух недель после того, как он пришёл в себя и с разрешения врачей, и с помощью Фроси, вначале присел на кровати, а потом поднялся на ноги и, поддерживаемый любящей женщиной, стал учиться по новой ходить. Возвращались к Марку силы, уверенность в себе, но вместе со зрением пропали нежная улыбка и сердечность в общении с Фросей. От врачей она уже знала, что в результате тяжёлой травмы или сложнейшей операции у него произошла какая-то патология со зрительным нервом. Обследовавшие его знаменитости, не могли прийти к однозначному мнению, что к нему в ближайшее время вернётся зрение, но не исключали, что в будущем это вполне возможно. Фрося часто заставала в его палате знакомую женщину из американского посольства, с которой Марк вёл бесконечные разговоры на английском языке, не посвящая Фросю в их содержание. Дни бежали один за другим, в заботах и тревогах за Марка, Фрося даже прозевала дату своего дня рождения, но утром на кухонном столе обнаружила кассету, на которой было написано: «Алесь Цыбульский и группа Вираж», рядом лежала красивая открыточка, с коротким текстом: «Бабушке, с Днём рождения, от любящего внука — мечты сбываются!». Фрося долго смотрела на прыгающие перед глазами буквы на открытке и поняла, что она плачет: да, мой мальчик, твои мечты сбываются и мне от этого так радостно, ведь и я к этому приложила некоторые усилия, по крайней мере, не мешала их полёту. Внимательно разглядела кассету, на первом плане которой, был изображён её внук с его крутой гитарой в руках, а за ним стояли улыбающимися ещё три парня и симпатичная девушка на фоне рассветного утра в золотых лучах восходящего солнца. Фрося тяжело вздохнула и с кассетой в руках вышла из дому. Первым делом, сев и заведя машину, она вставила её в магнитофон и вслушалась в родной голос внука и подпевающих ему ребят. Трудно было ей сказать, насколько хорошо они пели, какова музыка и слова песен, все они были незнакомыми и сразу не воспринимались душой. На одной незамысловатой песенке она вдруг сконцентрировалась. На этот раз пела девушка, а парни ей подпевали, простые вроде бы слова тронули душу Фроси: