— Глеб Николаевич, я могу вас попросить, чтобы вы, позвонили мне, когда закончится операция и сообщить о её результате, я буду вам за это премного благодарна.

— Хорошо, давайте ваш номер телефона.

Фросе очень не хотелось покидать своды больницы, но отдавала себе отчёт, что очень выбилась из сил за этот страшный по нервному накалу день и она отправилась домой. Несмотря на то, что стрелки на часах показывали уже за полночь, Алесь ещё не спал и сразу же вышел из своей комнаты на шум открывающейся входной двери:

— Бабуля, где ты так долго пропадала, чуть дождался тебя…

— Алесик, в чём срочность?

— Но, ты ведь знаешь, что мне срочно нужны деньги, иначе гитара уплывёт к другому.

— Ах, да, гитара… сколько тебе нужно?

— Кент не уступает ни копеечки, две с половиной штуки, как я тебе и говорил.

— Алесик, если так дело и дальше пойдёт, нам скоро не за что будет питаться, может родителей слегка напряжёшь?

— Баба Фрося, ты ведь обещала, а про предков я слышать не хочу, можешь не напрягаться, обойдусь я без этих денег и гитары, Танечкины дети тебе же ближе, чем какой-то появившийся ниоткуда внук…

— Алесь, остановись, эгоист проклятый, раз обещала, так дам тебе эти деньги, но в будущем буду поосторожней со своими обещаниями, а тебе советую твёрдо зарубить у себя на носу, последний раз ты так разговаривал со мной. Просто, мне сейчас не до тебя, в ближайшие дни дома буду появляться редко, поэтому требую от тебя полный порядок в квартире и самостоятельную заботу о пропитании.

— А иначе, что выгонишь?

Парень нагло улыбался.

— Выгоню, пойдёшь в общежитие, как ты намеривался.

Глава 36

Фрося ничего не добавила к вышесказанному опешившему внуку, развернулась и ушла в ванную. Утром в шесть часов разбудил будильник, Фрося удивилась себе, как она крепко спала. Телефонного звонка не было… Неужели ещё не закончилась операция?! Прежде чем выйти из дому, на кухонный стол положила деньги на гитару, а рядом записку:

«Алесь, получи обещанное, меня не жди, в морозилке найдёшь пельмени и сосиски, сваришь не маленький, когда буду, не знаю, твоя бабушка.»

Выпила чашку крепкого кофе с бутербродом, надо было сохранять силы и энергию, а то, не хватало ещё такого позора — падать в обморок. Нет, не будет она ждать звонка, и сама набирать больницу, поедет, на месте легче будет переваривать информацию. Фрося не чувствовала паники и вчерашнего возбуждения, глаза были сухими, сердце билось ровно, она нужна Марку сильная, здоровая и, конечно, нежная. Больница встретила её привычными запахами антисептиков, хлорки и манной каши — по коридорам развозили завтрак. Палата, в которой вчера находился Марк была пуста. Она проследовала к посту медсестры и обратилась к женщине с уставшими глазами:

— Простите, а операция у Марка Гальперина ещё не окончилась?

— У кого?

— Ой, я имею в виду, у американца, которого должны были ночью оперировать.

— А-а-а, закончилась, наверное, час назад, его увезли в реанимацию, туда вход запрещён.

— Скажите, а с кем из врачей я могу поговорить?

И Фрося подсунула пятёрку под книгу записи, лежащую перед медсестрой.

— Ну, погоди барышня, сейчас разузнаю.

Через несколько минут она вернулась.

— Пройди, вон в тот кабинет, Глеб Николаевич тебя ожидает.

В кабинете за столом с кружкой кофе в руке сидел молодой лечащий врач Марка.

— Ну, чего вы, не дождались моего звонка, мне ответил какой-то парень, ничего не соображавший, о чём я ему говорю.

— Это мой внук, я не успела ему рассказать о произошедшем, поздно вернулась домой.

Фрося не сводила глаз с врача.

— Не смотрите на меня, как на икону божьей матери, я всего лишь лечащий врач, операцию делал вашему мужу наш лучший нейрохирург…

— Не тяните жилы, как прошла операция, как себя чувствует Марк?

— Какая вы, всё же нетерпеливая, о каком самочувствие пока может идти речь, когда он находится ещё под наркозом, а операция прошла успешно, гематомы в черепной полости нет, черепные кости скрепили пластиной, а остальное уже в руках божьих и, конечно, многое зависит, как больной перенёс операцию и будет восстанавливать силы, ведь он потерял много крови, пока его нашли.

— Глеб Николаевич, я очень надеюсь, что вы будете держать меня в курсе всего процесса лечения, будут задействованы все необходимые медикаменты и обеспечено внимание ведущих специалистов…

И она положила на стол стодолларовую банкноту.

— Ну, мадам, это зря, ведь и так, вокруг этого больного царит ажиотаж, его персоной заинтересовались на самом верху, как ни как, иностранный поданный.

Но, купюру он аккуратно сложил и засунул в карман рубашки под халатом.

— Глеб Николаевич, я могу его увидеть?

— Пойдёмте, но только издали, когда он придёт в себя после наркоза и его переведут в палату, я вам выпишу пропуск, по которому, если захотите, можете даже ночевать возле него.

Фрося через стекло смотрела на лежащего, подключённого к различным аппаратам Марка. Ей была только видна забинтованная голова и неподвижное тело, накрытое белоснежной простыней. Делать в больнице сейчас было нечего, и она поехала к Тане. Невестка встретила её с встревоженными глазами:

— Мама Фрося, что случилось? Утром позвонил Алесь, нёс какой-то вздор, что твоему мужу сделали операцию, что он сейчас находится в реанимации. Объясни, ради бога, о чём идёт речь?

— Танюха, дай пройти на кухню, поставь чайник на плиту, я вся разбитая, а мне нужно теперь столько сил.

Таня не стала больше задавать вопросов, а быстро начала готовить бутерброды, искоса поглядывая на побледневшее лицо и уставшие глаза свекрови. Приняв от Тани большую чашку чая, Фрося несколько секунд погрела ею руки.

— Танюшечка, ночью на Марка напали грабители, ударили чем-то тяжёлым по голове, раздели до гола и оставили умирать на морозе.

У Тани выпал нож из рук, которым она намазывала сливочное масло на хлеб.

— Мамочка, как он сейчас?

Из глаз молодой женщины потекли слёзы. Фрося рассказала невестке всё произошедшее с момента, как та уехала от неё вместе с Леоном домой и до нынешнего состояния Марка после операции.

— Мама Фрося, что теперь будет, чем я могу тебе помочь?

— Можешь Танюха, можешь, на моих руках застрял разбалованный эгоист, который кроме себя и своих интересов ничего и никого не видит и не слышит, но я несу перед ним и собой ответственность, от которой пока не открещиваюсь. Проследи, пожалуйста, за ним.

— В каком смысле, караулить возле училища?

Фрося кисло улыбнулась.

— Танюха, ты своей наивностью даже в этот момент пытаешься меня рассмешить. Я, имею в виду, с кормёшкой, стиркой, ну, и вечерами позванивай ему, чтобы не закуролесил.

— Ну, это не очень сложно, готовлю и стираю себе, заодно и его возьму под опеку, где трое, там и четвёртый. А, что с тобой или, как ты?… ой, запуталась…

— Танечка, доченька, я буду большую часть дня и, возможно, и ночи, рядом с Марком, я ему сейчас нужна больше чем кому.

— Мамочка, держи меня в курсе событий, когда Марк придёт в себя, позвони, я ему бульончик сготовлю и всё, что только он пожелает. Ты особо не мотайся, у меня ведь машина под боком, позвони и я подвезу, что надо.

— Танюшечка, я и не сомневалась в твоей преданности, ты должна в ближайшее время обменять тысячу долларов на наши деревянные, я уже на мели, от всего моего богатства осталось только пятьсот рубликов.

— А, ты же говорила…

— Говорила позавчера, а сегодня уже другая ситуация, да, и внуку купила обещанную крутую гитару за две с половиной тысячи.

— Мама Фрося, а у него совесть есть?

— Пока не замечала, но думаю, что пора её воспитывать.

И Таня поняла, что больше вопросов на эту тему задавать не надо.

Глава 37

От Тани Фрося вернулась в больницу, но никаких перемен не обнаружила — Марк был по-прежнему в реанимации и о его самочувствие никто не мог сказать что-нибудь конкретное. Фрося вышла из больницы и стала прогуливаться по её территории, надо было многое обдумать, ведь ближайшее, а тем более, далёкое будущее, в связи с произошедшим с Марком, виделось в очень смутном свете. Из раздумий её вывел голос Леона:

— Пани Фрося, как хорошо, что мне удалось застать вас здесь. Никто не помешает нам спокойно поговорить и попрощаться. Завтра в полдень я улетаю домой, сожалею, что мне это приходится совершать одному, но будем уповать на милость господню, на силу духа пана Марка, на ваше доброе сердце и заботливые руки…

— Пан Леон, как хорошо, что мы с вами нашли общий язык и не только в душевном понимании, но можем спокойно общаться, а иначе сейчас возникли бы огромные трудности.

— Да, это чудо, которое раз за разом нам дарует господь, ведь всегда в жизни, где-то убавляется, а где-то прибавляется, так и наша возможность общаться на польском языке. Пани Фрося, как мы уже говорили вчера, в случае надобности, вы смело можете обращаться в американское посольство, если у вас возникнут какие-либо трудности в больнице, с властями и в будущем налаживании ваших официальных отношений с господином Гальпером. Я ставлю вас в известность, что все личные вещи пана Марка изъяли из гостиницы ваши полицейские. Они выясняют, что из его вещей пропало во время нападения на него. Я уже выдал им всю информацию, какой располагал. Думаю, что подобные вопросы возникнут у них и к вам, но тут вам нечего придумывать, что знаете, то и говорите, они хотят по пропавшим вещам, напасть на след грабителей, но это уже их дело, а нам надо думать о будущем. Пани Фрося, я заверил ваши и наши официальные структуры, что был свидетелем, по-сути вашей с паном Марком помолвки, поэтому твёрдо стойте на этом, чтобы в будущем у вас не возникло никаких проблем. А сейчас…