— Ну, девчонки, идёмте ко мне знакомиться, меня зовут тётя Фрося, а вас…

Дети не сводили с неё глаз, но не трогались с места, а младшая закусила губку, готовая расплакаться при виде чужого человека.

Фрося стремительно пересекла комнату, достала из сумки яркую мягкую игрушку и протянула малышке:

— Держи мишку, смотри какой у него смешной носик.

Девочка заулыбалась и потянула игрушку в рот.

Таня подскочила:

— Леночка, нельзя в ротик, надо в ручках держать, давай посадим твоего мишку вот здесь.

Фрося в это время повернулась к старшей девочке и вручила ей большую коробку с куклой:

— Ну, а ты в рот игрушку не будешь брать?

— Не буду, спасибо.

Девочка взглянула на мать, ожидая от неё одобрения и в тот же момент раскашлялась.

— Анжелка, давай я тебе помогу открыть коробку, но вначале ответь тёте, как тебя зовут.

Девочка от смущения опустила глаза и вновь закашлялась.

— Так, мы уже вроде, как и познакомились, одна Лена, а вторая Анжела. Правильно я поняла?

Старшая девочка кивнула головкой и вся погрузилась в открываемую мамой коробку.

— Танюха, я и, правда, загляну быстренько в туалет, а потом мне надо с тобой серьёзно поговорить.

— Хорошо Ефросинья Станиславовна, Анжелла посмотрит за Леной, а мы с вами можем уединиться на кухне.

После туалета Фрося со своей сумкой прошла вслед за Таней на кухню.

— Так, вот Танюха, держи, тут кое-какие продукты, там и конфеты есть, но я не стала без твоего разрешения девочкам их давать, может быть им скоро кушать.

Ты, можешь мне не поверить, но у меня есть пятеро внуков и ни с одним я не имею тесного контакта, годами их не вижу.

А, когда бывает с ними встречаюсь, то они глядят на меня, как твои дочки сейчас смотрели.

— Фрося, зачем вы так потратились, мы же не голодные, а мама вечером должна ко мне зайти, и она принесёт нам необходимое.

Фрося отмахнулась, неспешно оглядываясь — обычная стандартная советская кухня шестидесятых годов, не больше шести квадратов.

Таня умудрилась расположить здесь, кроме навесных ящиков, холодильника, газовой плиты и кухонного стола с табуретками, тумбочку со стоящей на ней швейной машинкой.

— Танюха, я так понимаю, это также твой рабочий кабинет, это ещё надо умудриться, чтобы всё так разместить, ничего не скажешь, царские хоромы, душа с них вон, с нашего партийного правительства, в каких условиях живут люди.

— Ефросинья Станиславовна, у других и таких хором нет, я знаю семью, которая живёт в трёх комнатной распашонке, ютятся вместе родители и две замужние дочери, у одной трое детей, а у другой двое.

— Ладно, что мне до других, сейчас разговор только о тебе, и, так, меня сегодня Валерий Иванович упрекнул, что я хочу все мировые проблемы решить, а он утверждает, что надо думать, в первую очередь о себе.

Она усмехнулась и достала кошелёк.

— Вот, держи сотку, это тебе премия от нас за хорошо и вовремя выполненный заказ.

Не смотри на меня, как на мать Терезу, бери и пользуйся, лишними, как мне думается, не будут.

— Конечно, не будут, но что-то мне подсказывает, что вы даёте мне свои личные деньги, а их я у вас не возьму, ведь я разговаривала на днях с Наумом Ивановичем, и он ни о чём таком не обмолвился.

Фрося тяжело вздохнула:

— Танюха, гордость вещь хорошая, но иногда ею надо поступаться, хотя бы ради выживания, ради своих детей, поверь мне девочка, мне в этой жизни на многое пришлось пойти, но я никогда не продавалась и не продавала людей, а вот, дружескую помощь оказывала и принимала без зазрения совести.

Таня расплакалась:

— Не могу, не могу я принять от вас эти деньги, поймите меня правильно, не могу.

Фрося спрятала деньги обратно в кошелёк, грузно села на табуретку и подпёрла рукой голову.

Повисла гнетущая тишина, только слышны были всхлипы Тани и кашель больных детей из комнаты.

Наконец, Фрося подняла голову и взглянула на успокоившуюся Таню:

— Скажи, что ты можешь шить такое ходовое, хорошо продаваемое на базаре?

— Не знаю, вы меня озадачили, хотя не могу сказать, что не думала на эту тему.

— Так, что ты думала на эту тему?

— Ну, если бы достать джинсовый материал, то можно было бы брюки из него сшить по аналогу импортных, тем более у меня осталась машинка, которая клёпки загоняет, а клёпки, наверное, можно на том же базаре купить.

— Держи, эта сотня будет для тебя авансом, высчитаю, когда готовая продукция реализуется, а материал расшибусь, но достану.

— Фрося, вы это делаете для меня из-за Сёмы?

— На всякий случай тебе напомню, что мы с тобой были знакомы задолго до того, как вы встретились с Сёмой.

Когда я сегодня ехала к тебе, о нём даже не вспомнила.

Как ты не понимаешь, что у меня совесть не на месте, вначале я тебя втравила в левые заработки, а потом, из-за меня ты вынуждена была уйти с работы, а с этим жить я не могу и не буду.

Таня пыталась возражать, но Фрося решительно выставила продукты из сумки на стол, рядом положила всю ту же сотню рублей и пошла на выход.

Глава 36

Сидя в своей машине, по дороге от Тани к дому Фрося почувствовала разливающуюся ужасную усталость.

Давно на её долю в жизни не выпадали такие суматошные выходные и будни.

События последнего времени всколыхнули в ней не только забытые ощущения сладостного любовного томления, но снова она шагала по краю пропасти и горела в азарте бизнеса и, неважно, что на обычном языке большинства граждан этой страны, он назывался хлёстким и уничижительным словом — спекуляция.

Как и раньше, её совершенно не волновала криминальная и моральная подоплёка этой опасной деятельности, ведь ей было абсолютно ясно, что эту нишу обязательно кто-то займёт, так почему не она.

Фрося ежедневно могла наблюдать в Москве огромное количество иногороднего люда, шныряющего по столичному городу, скупающего всё подряд в магазинах от элементарных необходимых для жизни продуктов питания до разнообразных вещей ширпотреба.

Многие москвичи с ненавистью смотрели на этих заезжих провинциалов, из-за которых приходилось им самим выстаивать очереди в магазинах за самыми обыкновенными продуктами каждодневного спроса.

Фрося наблюдала, как эти приезжие люди остервенело набивали огромные сумки и чемоданы: батонами колбасы, банками селёдки, мясом, маслом, сыром, консервами разного уровня и качества, какао, банками со сгущённым молоком…да и можно перечислить всё то, что вывозили по разным направлениям жители нашей необъятной Родины.

Разве могли москвичи представить пустые прилавки глубинки, вроде Смоленска, Тамбова, Брянска и многих других городов покрупней и помельче, где за каждый кусок колбасы нужно было кланяться людям, приближённым к этим дефицитам возникающем на ровном месте.

На некоторых крупных предприятиях рабочим выдавали талоны на определённые продукты и казалось, что это в какой-то мере решает нужды населения.

Решает, но только в малой мере, далеко не все работают на этих предприятиях, не у всех одинаковые семьи, да и не так это часто бывает. Разве могут, полученные раз в месяц, килограмм колбасы и мяса, четыреста грамм масла и двести грамм сыра закрыть повседневный спрос?!

Люди в этих сумасшедших очередях за дефицитным пайком постоянно наблюдали среди них, совершенно посторонних, в руках которых было по нескольку таких талонов. Что уже говорить про тех, которые с чёрного входа поспешно грузили в свои автомобили разбухшие саквояжи.

Когда она оставила Настю возле прилавка на толкучке и пробежалась по рядам, присматриваясь к ассортименту и ценам, то просто диву далась, чего только здесь не продавалось, а ведь большинство товара было краденным с заводов и фабрик.

Не зря в народе бытовало мнение, что крадут все, только возможности не у всех одинаковые.

Одни могли украсть слесарные инструменты, закаточные крышки, а другие, как они, могли вынести не подъёмные сумки из центрального универмага, где навар исчислялся сотней процентов.

Поднимаясь в лифту, и, входя в свою квартиру, Фрося продолжала размышлять на эту волнующую её тему, вспоминая свои редкие наезды в Витебск.

Случайно как-то с утра зашла в магазин за какой-то мелочью и её взору пристал длинный хвост очереди в мясной отдел.

Больше всего потрясло, что люди стояли, держа возле себя малых детей, а некоторые и грудничков на руках.

Она наивно спросила одну из женщин в очереди, а детей то зачем мучить, какими глазами та смотрела на Фросю, что той пришлось быстренько ретироваться.

Дома Нина объяснила, что выдают по килограмму в руки и только с восьми до десяти утра, поэтому и берут с собой детей, чтобы заполучить лишний килограмм этих костей под названием мясо.

Фрося удивлённо заметила, ведь большинство людей в это время на работе, на что у невестки не было вразумительного ответа.

Спрашивать у своего партийного работника Стаса она не стала, зачем будить бешеных собак, но в холодильнике и на полках в кладовке у семьи второго секретаря обкома партии всё было по высшему разряду.

Невестка с радостью сообщила, что при обкоме существует буфет для партийных работников, все эти вкусности приносит в дом муж, а она только бегает в магазин за молочными продуктами и овощами.

Лёжа в ванне с любимым хвойным экстрактом, Фрося продолжала мысленный диалог сама с собой.

Вот, Танюха сейчас попала в такое тяжёлое материальное положение и, куда смотрит государство, кому есть дело до того, что сбежавший куда-то на север муж, не платит алименты на детей.

А тут ещё я, заманила её быстрым большим заработком, та и расслабилась, подкупила себе кучку шмоток, а за что её осуждать, молодая женщина хочет выглядеть симпатично и модно, тем более, рядом крутится молодой человек, а тут бац, и никому нет дела до её проблем, не считая матери.